Материал Спектра

Российские власти заявили об установлении полного контроля над Мариуполем. Бои за прибрежный город продолжались практически три месяца, погибли несколько десятков тысяч людей, практически все здания в Мариуполе разрушены. 40-летняя Светлана Кириллова провела в подвале с мужем и двумя детьми три недели, семья выживала, собирая дождевую воду. Ее пожилые родители погибли с разницей в две недели. «Спектр» записал историю Кирилловой.

«Бомбили аэропорт и дом начал ходить ходуном»

Я живу в Мариуполе с самого рождения. До войны мы с мужем и двумя сыновьями (им 9 и 15 лет) проживали на девятом этаже многоквартирного дома в районе Черемушки, рядом с портом. Наш район находился вблизи бывшего аэропорта Мариуполя, он хоть и не действующий, но бомбить город начали именно с него.

Утром 24 февраля начался обстрел и наш дом начал ходить ходуном. Муж работал в ночную смену, первым проснулся старший сын и прочитал в интернете, что началась война. У нас была паника, начали выбегать из дома, я успела взять только наши паспорта и свидетельства о рождении детей. Ни диплома, ни документов на квартиру, никаких карточек. Было очень страшно там оставаться. Я была своем доме председателем ОСМД (Объединение совладельцев многоквартирного дома. — Прим. «Спектра»), поэтому мы с помощниками быстренько пошли закупать воду и готовить подвал для укрытия людей. Конечно, мы часто слышали в новостях про возможное нападение, но не хотели в это верить, и не представляли масштабов. Да никто не представлял!

Первый день мы прятались в подвале нашего дома, хотя это не бомбоубежище. Раньше его часто заливало. Мой младший сын — астматик, через полдня в подвале он начал кашлять и задыхаться, из-за этого мы приняли решение пойти к друзьям, которые жили недалеко в частном доме. При этом их подвал был не под самим жилищем, и в случае попадания снаряда у нас были бы шансы выбраться. Там мы и просидели три недели до эвакуации.

Вскоре у нас сгорела квартира. Четвертого марта в наш зал прилетел первый снаряд, на следующий день еще один скинули на технический этаж над нами и пробили потолок. Мы после этого прибегали домой за теплыми вещами, потому что было очень холодно, до -15 градусов. Ужаснулись, увидев, что в зале нет потолка, но дом тогда еще не выгорел полностью и мы успели взять вещи. Уже первого апреля снаряд попал в квартиру на третьем этаже в нашем подъезде и убил мужчину. Дом сразу начал гореть и сгорел до самой крыши. Обстрелы не прекращались до последнего, пока они не захватили порт (кремлевские СМИ начали сообщать о полном захвате порта Мариуполя с 11 апреля. — прим. «Спектра»). Сейчас весь наш микрорайон уничтожен.

Уже к концу февраля мы все были без света, воды и газа. Готовили на костре, выбегая в промежутках между обстрелами, пытались хотя бы детям нагреть теплой воды для питья. Было страшно — выбегаешь, а над тобой постоянно свистят эти снаряды и стреляют. Когда работают «Грады», то слышно и пуск, и прилет, ты за это время успеваешь спуститься в подвал, а когда мины падают, то в секунду свист и сильный взрыв. В один из дней, когда готовили еду, осколки начали бить по навесу, под которым мы стояли, мы еле успели убежать. Сидели в кромешной темноте, я даже не понимала у меня глаза открыты или закрыты. Мы просто с мужем лежали и закрывали собой детей.

Ели все это время в лучшем случае два раза в день. Утром или днем варили на костре кашу, а на ужин по одному яйцу на человека. Муж все время голодал, потому что отдавал еду детям.

«Для чая топили снег и собирали дождевую воду»

Утром 16 марта я вышла за калитку, вокруг как будто была картинка из фильмов про Чернобыль или апокалипсис — ни единой души, все горит, дым столбом. Неожиданно увидела, что перед домом проезжает машина с белыми лентами, и надписью «Дети», через пару минут еще одна, и так далее. Я остановила одну из них и спросила, что происходит. Сказали, что люди пытаются колонной выехать из города. Я мужу сказала: «Все, выезжаем, здесь мы все равно погибнем, а там рисково, но есть какой-то шанс спастись». Мы набились вдевятером в «шестерку» Жигулей свекра, забрали с собой еще и друзей. Русские блокпосты стояли через каждые 300 метров, военные заходили в автобусы, проверяли телефоны, соцсети, фотографии. Машин было очень много, мы до Бердянска ехали почти семь часов (расстояние между городами — меньше 90 километров. прим. «Спектра»).

Когда добрались до Токмака (город в Запорожской области, с конца февраля контролируется РФ прим. «Спектра»), незнакомые из местных предложили переночевать у них. Там мы впервые с начала войны помылись. У нас не то, что не было воды помыться, пить нечего было! Сначала топили снег и использовали его. Когда шел дождь, то мы ставили на улицу разную посуду, и на улице еще стояла старая ванна. Так собирали воду, кипятили и пили. Дети, конечно, плевались, пили только кофе иногда, потому что он хотя бы перебивал неприятный вкус дождевой воды.

Когда приехали в украинскую часть Запорожья, то стало спокойнее, потому что увидели своих. Не знаю, за кого ваши читатели, я за Украину, это на нас напали, а не мы пришли с войной. Молились богу, что попасть туда, а не в Россию. Мы поехали во Львов, оттуда в Польшу, потом в Италию. Здесь у меня живет сестра. Нам сделали документы на временное укрытие. Мы пока денег не получали, первые выплаты обещали с 10 июня.

Здесь мы получаем бесплатное медицинское обслуживание. Это очень важно, потому что у меня серьезное заболевание, мне здесь провели несколько дорогостоящих обследований. У младшего сына-астматика еще в Мариуполе начались панические атаки, которые до сих пор не прекращаются. От стресса у него выпали волосы от лба и до середины головы.

«Они пришли с войной и убили моих родителей»

Главная трагедия для меня — гибель родителей, которые также жили в Мариуполе, в 21-м микрорайоне. У них тоже не было воды, а моя мама была лежачей, в памперсах и ей нужен был уход. Минутах в десяти от их квартиры был старый дом моих бабушки и дедушки со стороны матери, который мы использовали как дачу. Там же стояла папина машина. Сам дом находится почти над речкой и недалеко от него есть родничок. Оказавшись в безвыходной ситуации, папа собрал баклажки от соседей, которые тоже сидели без воды, и поехал к роднику. Когда он возвращался, то попал под обстрел недалеко от квартиры. Перед ним на машине ехали наши соседи, которые услышали шум и успели завернуть в угол, а у папы были проблемы со слухом и он, скорее всего, просто не услышал звук и поехал дальше. Как рассказывали соседи, он раненым доехал до дома, вышел из машины и упал. Как назло, в тот день были обстрелы, из-за чего соседи не могли подойти ближе и забрать его. Когда затащили в подъезд, врач с соседнего дома сказал, что у него пробиты легкие, живот и надо везти в больницу, иначе он умрет.

Парень с соседнего подъезда согласился сесть за руль, доктор сел рядом, а папу положили на заднее сиденье. Дом шестиподъездный, они объехали за зданием до первого подъезда и по нам в лобовую выстрелили с танка. Доктора и этого парня разорвало и выбросило из машины, а папа полностью сгорел на заднем сиденье. Это было 12 марта, а спустя меньше двух недель от холода и обезвоживания умерла мама. Соседи их захоронили, хоть и в разных местах. В их смерти виновата только Россия, это они пришли с войной и убили моих родителей.

Сейчас у меня много знакомых и друзей, которые не выехали из города по разным причинам. Недавно одной знакомой удалось через Россию выехать в Эстонию. В городе люди кое-как выживают, сейчас 10 яиц там продают за 100 гривен, хотя обычно они стоили 10−15 гривен [за десяток].

Многие так и живут в подвалах, в нашем доме соседи с шестого этажа живут в свое обгоревшей квартире, у людей просто нет выбора. В последнее время там были дожди, на Черемушках у нас есть большая балка, где неглубоко прикапывали умерших. И вот из-за дождей слой земли смывает и выносит тела, говорят, что запах просто ужасный, не представляю себе.

Наш микрорайон больше всего пострадал от боевых действий. У нас не осталось ни одной многоэтажки, абсолютно все сожгли.