Материал Забороны

В декабре 2021 года конкурс на главу офиса «Крымской платформы» выиграла правозащитница Мария Томак. «Крымская платформа» — это новый государственный орган, который должен приблизить деоккупацию отнятого Россией Крыма. Мария Томак с 2014 года помогала украинским политзаключенным в России и Крыму, ездила на полуостров, когда там только начиналась аннексия, была в Донецке в разгар «русской весны», приезжала в Чечню, где судили украинцев. 

Заместительница главной редакторки Забороны Юлиана Скибицкая рассказывает о том, кто такая Мария Томак и поможет ли «Крымская платформа» и ее новая руководительница вернуть Крым Украине.

---

Март 2014 года. Возле здания крымского парламента в Симферополе проходит митинг «за Россию». На нем присутствуют две девушки — активистки украинского движения Femen. Они раздеты по пояс, на них черные штаны и традиционные украинские венки в волосах. На голой груди надпись: Stop Putin War. К этому времени уже около недели на полуострове действовали «зеленые человечки» — российские военнослужащие без опознавательных знаков. Они блокировали военные части и стратегические здания Крыма. Полным ходом шла подготовка к так называемому «референдуму», где крымчане должны были «определить свою дальнейшую судьбу». 

Девушек тут же грубо задержали местные казаки. Позже их забрала милиция. В это время в Крыму находилась правозащитница Мария Томак. Она приехала на полуостров из Киева, потому что не могла оставаться в стороне от происходящего.

«Мы были свидетелями этой истории и потом просто включилась майдановская привычка: если видишь, что кого-то задержали — надо ехать и искать, — вспоминает Томак. — Мы поехали в одно отделение милиции, потом в другое. Тогда с милицией еще можно было так общаться и требовать, чтобы нам дали информацию — куда увезли и когда. Позже мы узнали, что их [Femen] от греха подальше посадили на поезд и отправили на материк». 

Спустя почти восемь лет после этой истории мы сидим с Марией Томак в офисе «Крымской платформы» в Киеве. С тех пор как она оказалась свидетельницей аннексии полуострова, Крым для нее — одна из самых важных тем в жизни.

Киев

В детстве Томак не была, как она говорит, «борцом за справедливость». Она киевлянка, из семьи киевских интеллигентов — ее дедушка был известным в городе детским хирургом. В лицее, где училась Маричка, много рассказывали про историю Украины, украинскую идентичность, знакомили учеников с советскими диссидентами. А когда Томак училась на втором курсе Киевского института журналистики, в столице началась «Оранжевая революция». Она закончилась победой Виктора Ющенко и небывалым подъемом украинского гражданского общества. Уже через год подъем сменился разочарованием, а Ющенко стал стремительно терять рейтинг из-за политических скандалов со своими бывшими единомышленниками. Но для Томак это было не самое важное. 

«Когда началась революция, я, как и все, просто встала и ушла с пар, — вспоминает Маричка. — Мне было 17 лет, это идеальное время для революций. Я ходила вся обклеенная этими оранжевыми ленточками, наклейками. У меня было белое пальто, а на спине большая надпись «ТАК!» [лозунг предвыборной кампании Виктора Ющенко]. В университете я стала принципиально говорить на украинском языке. Тогда это было сложно: на тебя смотрели как на белую ворону». 

Во время учебы в Институте журналистики Маричка начала работать в ежедневной газете «День», где за несколько лет доросла от корреспондентки до заместительницы главного редактора. Там же, в газете «День», она познакомилась с Ольгой Решетиловой — позже они станут не только партнерками по правозащитному движению, но и близкими подругами. Решетилова пришла в газету в 2008 году и говорит, что до сих пор помнит, как познакомилась с Томак: «Зашла к ней в кабинет, Маричка сидит за столом, заваленным разными бумагами, книгами — всем, с чем она работала. Такой она мне тогда запомнилась, такая она и есть — трудоголик, всегда такой была». 

Крым

«Еще за несколько недель до начала Евромайдана [в ноябре 2013 года] мы рассматривали с Машей план действий, — рассказывает Решетилова. — Мы шли с ней после утреннего сеанса в кинотеатре, как раз тогда все обсуждали, что [экс-президент Виктор Янукович] может не подписать соглашение об ассоциации [с Евросоюзом]. Мы говорили, что если начнутся протесты, Россия может их использовать для ввода «миротворческих сил». Мы полностью понимали ситуацию и даже спрогнозировали то, что потом произошло».

Акции за ассоциацию с Европейским союзом довольно быстро переросли в самый масштабный в истории Украины протест против действующей власти. Возникшая в то время инициатива «Евромайдан SOS» была, пожалуй, самой влиятельной: на их странице в фейсбуке постоянно появлялась самая свежая и оперативная информация, волонтеры помогали задержанным, искали людей, дежурили в палаточном городке. Мария Томак тоже была участницей «Евромайдан SOS». А когда революция закончилась бегством Виктора Януковича и победой протестующих в конце февраля, Томак поехала в Крым. 

«Мне кажется, это была какая-то постмайданная травма, — признается она. — Ты просто лезешь везде, потому что уже не можешь по-другому. Мы поехали в Крым, потому что хотели видеть все сами, хотели участвовать в проукраинских митингах, быть причастными к светлой стороне».

Это был уже не тот Крым, который Маричка знала с детства, где она каждый год отдыхала с друзьями и купалась голой на мысе Фиолент. Это был хмурый Крым, милитаристский Крым, Крым неизвестных ранее локаций. И в то же время, говорит Томак, это был еще и активистский Крым. В ту первую поездку Томак активно общалась с проукраинской частью полуострова, которая была против аннексии. Во второй раз наблюдала, как крымчане голосуют на «референдуме за присоединение к России». Говорит, что Симферополь и Бахчисарай в то время ей запомнились полупустыми избирательными участками, где продавали пирожки за копейки для тех, кто пришел «голосовать». А еще ей запомнился страх. Previous

«Страх был везде. Даже те проукраинские активисты, с которыми мы в основном и общались, говорили: «Ну, к нам же едут поезда с бандеровцами» [весной 2014 года ряд медиа распространил информацию, что в Крым едут «поезда с боевиками» из Западной Украины], — вспоминает Томак. — Милиционеры, с которыми мы говорили, пока пытались найти Femen, говорили: «Мы всего этого не хотим, но нам некуда уезжать, нам нужно кормить свои семьи». В 2015 году мы с Решетиловой поехали в Крым еще раз — общаться с родственниками политзаключенных. Там, конечно, уже было не до демонстрации своей активисткой позиции. Мы старались вообще ничем себя не выдать — не показывать, что мы не местные. Главный образ Крыма тогда, который мне запомнился, — это большие автозаки. Таких просто нет в Украине. В Симферополе они были повсюду».

Чечня

В мае 2014 года в Курской области российские силовики задержали двух украинцев — Юрия Яценко и Богдана Яричевского, оба они активно участвовали в Евромайдане. Яценко стал первым украинским политзаключенным в России — и именно с него началась история большой правозащитной кампании, которую основала Томак. Позже, в 2016 году, у нее появилось название — Let my people go, отсылка к известной песне Луи Армстронга. 

Именно благодаря этой кампании дела украинских политзаключенных, которых становилось все больше и больше, постоянно были на слуху. Томак обращалась в разные международные организации, коммуницировала с украинскими государственными органами, организовывала массовые акции написания писем политзаключенным. А еще ездила на допросы — например, в Чечню.

«Мы называли себя тогда «команда слабоумных и отважных», — смеется Ольга Решетилова, вспоминая поездку в самый опасный регион современной России. 

В Грозном тогда судили Николая Карпюка и Станислава Клыха, которых российская власть обвинила в том, что они воевали в Первой чеченской войне против федеральных сил. Особенно абсурдно это обвинение выглядело для Станислава Клыха, который тогда учился в Киевском национальном университете и никогда не участвовал ни в каких националистических движениях. На очередной допрос в 2017 году приехали Томак, Решетилова и еще несколько журналистов. Тогда же они решили поговорить с Игорем Каляпиным, главой «Комитета против пыток». В Чечне Каляпин был персоной нон грата.

«Это была идея Маши, — говорит Решетилова. — Мы ехали на суд к Карпюку и Клыху вместе с их родными, поездку полностью организовывала Маричка. Было важно, чтобы родные свидетельствовали в суде и рассказали, что физически ни Карпюк, ни Клых не могли быть в то время в Чечне. Заседание перенесли, мы решили остаться на следующее и Маричка вспомнила, что тут же Каляпин, и можно с ним поговорить. Я честно ей ответила, что это плохая идея».

Интервью должно было проходить в гостинице «Грозный Сити», которая принадлежит Рамзану Кадырову. Но оно не состоялось: в номер ворвались чеченские силовики. «Кадыровские титушки», — уточняет Томак. 

«Было страшно, — признается Томак. — Это совсем не как на Майдане, потому что на Майдане ты знаешь, куда бежать, а в Чечне тебе бежать некуда. Ты вообще не можешь даже позвонить кому-то. Тебя никто не защитит».

Каляпина тогда выдворили из Чечни, а Томак поехала туда еще раз — уже сама, без команды журналистов, давать показания в суде по Карпюку и Клыху. Их освободили только в сентябре 2019 года, в рамках большого обмена пленными между Россией и Украиной. Тогда Томак и познакомилась с Карпюком. Во время судебных заседаний они не видели друг друга. 

А в 2019 году Томак поняла, что выгорела. 

Выгорание

«Годами я была уверена, что мне ничего не будет, — говорит она. — Что все эти разговоры о выгорании — это какая-то чепуха, это для слабаков. Когда были все эти события [Евромайдан, аннексия Крыма, аресты политзаключенных, война на Донбассе], у меня не было эмоций. Ты просто работаешь и делаешь то, что нужно. Я помню, что впервые расплакалась, когда пришла на спектакль Евгения Степаненко про Иловайск — я рыдала и не могла остановиться, для меня это стало каким-то триггером. В какой-то момент ты вдруг понимаешь, что не можешь как раньше. Не можешь больше слушать о пытках, не можешь больше этим заниматься».

«Она тогда просто пришла ко мне и сказала: «Я уезжаю на полгода на учебу», — вспоминает Решетилова. 

Томак уехала в Италию, где училась международной адвокации. Вернулась спустя полгода, работала вместе с неправительственной организацией USAID как экспертка по международной адвокации. 

«Это помогло тебе справиться с выгоранием?» — спрашиваю я.

«Да. Скажем так, я понимала, что активизма, как в 2014 году, у меня уже не будет. Это не хорошо и не плохо — это просто факт. Есть сейчас люди, которым 17-20 лет, и, возможно, сейчас именно их время. Я, например, не помню, когда в последний раз была на акциях. Не потому, что я туда сознательно перестала ходить или разочаровалась. Но просто человек проходит разные этапы».

«Крымская платформа»

В августе 2021 года в Киеве прошел первый саммит «Крымской платформы». В нем участвовало 46 стран и это было самое масштабное подобное мероприятие со времен аннексии Крыма. Президент Владимир Зеленский учредил «Крымскую платформу» как международную площадку, которая должна приблизить деоккупацию Крыма.

Русская служба Би-би-си писала, что создать такую площадку Зеленский решил после первой встречи с российским президентом Владимиром Путиным в 2019 году. Тогда главы государств не обсудили вопрос Крыма, так как российская сторона отказывается говорить на эту тему, считая Крым частью России и, соответственно, своим внутренним делом. Тогда Зеленский решил, что вопрос Крыма нужно актуализировать на международном уровне, утверждали источники Би-би-си. 

По итогу августовского саммита участники приняли общую резолюцию, в которой договорились продолжить «политическое, дипломатическое и экономическое» давление на Россию из-за аннексии Крыма. Россия в саммите не участвовала, а министр иностранных дел Сергей Лавров назвал мероприятие «шабашем, на котором Запад будет продолжать пестовать неонацистские, расистские настроения современной украинской власти». Спикерка российского МИДа Мария Захарова добавила, что участие любых стран в саммите будет воспринято Россией как недружественный шаг.

И действительно: лидеры некоторых государств столкнулись с критикой за участие в саммите — например, президентка Молдовы Майя Санду. Ее предшественник Игорь Додон заявил, что такой жест «не способствует выстраиванию хороших отношений с Россией», а в Государственной Думе РФ сказали, что «учтут участие Молдовы» в саммите. Сама Санду сказала, что Молдова таким образом «поддержала территориальную целостность Украины».

Саммитом работа «Крымской платформы» не закончилась: теперь это официальный государственный орган с офисом в Киеве. 

«Мы, конечно, государственный орган, но мы необычный государственный орган, — говорит одна из учредительниц платформы, крымскотатарская правозащитница Тамила Ташева. — Мы не относимся ни к одной ветке власти, хоть и понятно, что идем по президентской вертикали. И здесь все-таки все из правозащитной среды. Назначение Марички для нас не стало неожиданностью — мы знали, что к этому идет. Я уверена, что сейчас в стране нет человека, который подходил бы на эту должность лучше, чем она».

«Я знаю, что Маричка долго думала и сомневалась, прежде чем подаваться на конкурс», — добавляет Решетилова. 

«Я решила податься на этот конкурс [на главу «Крымской платформы»] и выйти из своего «белого пальто», потому что я знала людей, которые тут работают, — говорит Томак. — Также мне кажется, что президент Украины заинтересован в деоккупации Крыма. И ничего важнее за восемь лет [чем «Крымская платформа»] не было создано». 

У «Крымской платформы» много планов и задач. По замыслу она должна работать вплоть до деоккупации Крыма. Ключевое, объясняет Мария Томак, — это постоянно удерживать тему Крыма в украинском информационном пространстве. Но речь идет и о совершенно практических задачах для жителей полуострова, как, например, строительство в Херсоне рядом с оккупационной линией современной больницы. 

Есть и другие идеи — создать большой образовательный портал для крымских школьников, которые хотят учиться в Украине, говорит Тамила Ташева. По ее словам, это должна быть максимально удобная и практичная платформа, где можно сразу получить всю информацию о поступлении, украинских вузах, правилах выезда. Скорее всего, такую платформу тут же заблокируют «крымские власти», соглашается Ташева. Впрочем, для крымчан это будет не ново: большинство украинских ресурсов на полуострове заблокированы.

«Верю, что Крым вернется»

«Меня поразила одна история, которую мне рассказывала переселенка из Крыма, — вспоминает Томак. — Девочка-подросток — ей, кажется, было 13 лет — не знала о том, что живет в оккупации. Она считала, что живет в России, и даже не знала, что произошло здесь всего лишь 8 лет назад, потому что была еще очень маленькой. Для меня это ставит вопрос о том, как нам вообще бороться «за умы и сердца», ведь у нас совсем нет доступа в Крым. Можем только вести какую-то партизанскую деятельность через телеграм-чаты».

Томак говорит, что для нее очень важно не терять связь с «полем» — то есть непосредственно с Крымом. Общаться с людьми, которые там живут, понимать, что их беспокоит. Для себя она поставила временные рамки до следующего большого международного саммита. К этому времени, объясняет Томак, будет понятно, как выстраивается работа с другими органами, есть ли политическая воля и поддержка для работы «Крымской платформы». 

«Сейчас ты снова будешь заниматься тем, что не приносит быстрых результатов, — спрашиваю я напоследок. — Нет страха опять выгореть? И есть ли план, как работать, когда результатов нет и, возможно, не будет?».

«Мне не привыкать к этому, — отвечает она. — Ты работаешь, впахиваешь, а результаты… Ну, они бывают, конечно, — как вот тот большой обмен пленными в 2019 году. Я не говорю, что это моя заслуга, но, конечно, если бы постоянно не говорили об этом, может, обмена и не было бы. Я стараюсь для себя ставить реалистичные задачи, но я искренне верю, что Крым будет деоккупирован».

При поддержке Медиасети