Материал HROMADSKE

Журналист hromadske.ua Анастасия Станко рассказала в студии «Громадского на русском» о том, как живут люди и работают журналисты в горячих точках Донбасса

Ксения Туркова: Я хочу начать со скандала, который произошел сегодня: посла Германии вызвали в МИД после его заявлений о возможности проведения выборов на Донбассе в присутствии российских войск. Некоторые народные депутаты уже предложили послу посетить Авдеевку, оценить обстановку и уже после этого делать выводы о возможности проведения выборов в такой ситуации. Настя, во время твоего пребывания в Авдеевке, там было заметно присутствие международных представителей?

Анастасия Станко: Да. Если говорить о гуманитарных миссиях. Красный крест, ООН, «People In Need» – чешская организация. «Карітас» – это организация, которая поставила свою палатку в пункте обогрева и постоянно выдавала гуманитарную помощь.

Ксения Туркова: Правда, что помощи было слишком много?

Сложно сказать. Мы были свидетелями разговора волонтёров Авдеевки с волонтёрами Северодонецка, – на вопрос о потребности ответили, что ничего не нужно, склады забиты. Правда, северодонецкие волонтёры всё-таки привезли помощь в Авдеевку. Мы посетили Марьинку и Красногоровку, где ситуация намного хуже. Газовая труба перебита ещё в начале войны. Если в квартирах Авдеевки температура -15 (мы сами жили в такой квартире), то в квартирах Марьинки и Красногоровки люди топят дровами. Дрова перетаскивают на второй, третий этажи и всю зиму топят.

Юрий Мацарский: Сейчас огромное количество фотографий в сети, на которых дети, взрослые и старики стоят рядом с какими-то палатками. Это палатки, где раздавали помощь, или места, где люди находили убежище во время обстрела?

И то и другое. Палаток было семь, и все они принадлежали МЧС.

Восьмая палатка принадлежала «Карітас». Только в двух можно было зарядить телефон или поесть. Во всех остальных были склады, или они предназначались для работников МЧС. Не во всех палатках можно было найти убежище и согреться, а в первые дни событий было очень важно просто согреться. На улице было холодно, дома тоже не очень тепло, и зайти в кафе было нельзя — все было закрыто. Сначала было ощущение, что власть и гуманитарные организации очень хорошо сработались между собой. В Дебальцево, во время событий 15-го года, люди пытались эвакуироваться из города, но никого из местной власти не оказалось. С этим в Авдеевке проблем не было. Единственный минус, что стадион находится очень близко к девятиэтажному дому. Так называемая, «Разукрашка» – это легендарный девятиэтажный дом, которой находится на окраине Авдеевки и обстреливается из аэропорта и Авдеевской промзоны. Расстояние меньше километра — это очень близко. Когда снаряды упали на МЧСников и на этот дом, то они были очень близки к стадиону.

Ксения Туркова: Сейчас, когда ты уже уехала, тебе приходит какая-то информация о происходящем в Авдеевке?

Да. Стреляют и дальше, но стреляют больше за городом. Да и все время стреляли за пределами города. Театр боевых действий — вокруг Авдеевки, между Ясиноватой и дальше. В основном, попадание по городу — это то, что «перелетало».
Попытка попасть по двум танкам, которые стояли во дворе девятиэтажки по ул. Молодёжной, 20, а попали по ул. Молодёжной, 14, – стоила жизни одному МЧСнику и женщине. Снаряд попал по диагонали.

Юрий Мацарский: А зачем танки стояли во дворе жилых домов?

Хороший вопрос. Министерство обороны заявило, что не было никаких танков. Минскими договорённостями запрещено танкам находится в Авдеевке, на линии соприкосновения. Но они были. Да, они не стреляли возле жилого дома. Как мы понимаем, они выезжали в посадку, стреляли оттуда и возвращались. Возле дома хорошо прятаться. По этому поводу были скандалы в журналистской среде. Журналистов, показавших танки, обвиняли в наведении огня на местных мирных жителей. Мне кажется, что просто танки не должны там стоять. Я знаю, что те, кто привёл туда танки, уже получили выговор. Да, ГРАДы стреляли по городу. Мы видели эти ГРАДы, снимали разорванные снаряды этих ГРАДов, прилетевшие со стороны Донецка. Из жилых районов Донецка — это видно по траектории полёта залпов. Но и танки украинские тоже были.

Ксения Туркова: Есть ли какие-то попытки цензуры со стороны Минобороны? Как вообще происходит взаимодействие между военными и журналистами?

Министерство обороны не запрещает снимать. Больше попытки самоцензуры или цензуры от коллег: «Не снимай танк. Ты что, сепар? Его нельзя снимать».

Хотя ВВС и Франс-пресс фотографировали этот танк. Нельзя скрыть танк, это большая машина.

Юрий Мацарский: Что с настроением у жителей Авдеевки?

Разные настроения. К нам приходили и жаловались на бабушек, которые ненавидят украинскую армию. Пытались таким способом показать, что не все думают, как эти бабушки, и что они, наоборот, любят украинскую армию. Были люди, берущие гуманитарную помощь и все равно заявляющие, что ВСУ устраивает провокации. Мнения очень разные, обобщать их нельзя. Некоторые коллеги говорят: «Вот, они берут еду, по три раза стоят в очереди». Может быть, и так, но люди оказались в очень плохом положении. Неделю не было света, приготовить еду было невозможно…

Ксения Туркова: Всех удивило, что многие не хотят уезжать.

Не сказала бы, что ситуация была настолько критична, как это показывали. Люди Красногоровки скептически отнеслись к объявлению военного положения в Авдеевке. В Красногоровке уже два года военное положение, каждый день.

Решающим фактором была возможность находится в своих домах, не спускаться в подвалы. А вторым фактором был Авдеевский коксохим – 4 тысячи человек работают на этом заводе. Люди идут на работу, где более-менее нормальная зарплата, есть возможность откуда-то приходить и куда-то идти. В Дебальцево дома рушились на наших глазах… Люди сидели по десять дней в подвалах, было холодно, еду готовили на улице и снова прятались в подвал. Поэтому люди покидали город.

Ксения Туркова: Получилось немного несправедливо: Марьинке и Красногоровке, где ситуация хуже, досталось намного меньше помощи, чем Авдеевке, – к ним не так сильно было привлечено внимание.

Там помогают волонтёры, которые делают это постоянно.

Для журналистов это был повод обратить внимание людей на те села и города, которые действительно страдают. Мы много ездили, снимали и показывали ситуацию. Я вижу только такой способ привлекать внимание. Но есть медийное что-то, и все говорят о нем. Что ты можешь сделать? Призвать перестать ездить в Авдеевку? Проблема в правильном распределении волонтёрской помощи.

Ксения Туркова: Местные жители следят за ситуацией на оккупированных территориях?

Конечно. У каждого человека там очень много родственников. Но если есть серьёзные разногласия, то люди не говорят о политике. Мы стали свидетелями разговора матери с сыном, когда все закончилось взаимными обвинениями: «Это же ваши стреляли!». Это самое тяжёлое в войне — близкие люди начинают ненавидеть друг друга. Они не могут понять, они не могут принять, у них не хватает информации. Меня спрашивают коллеги из-за границы о происходящем на передовой, и мне самой действительно тяжело понять, что происходит. Передовая — вот она, один-два километра. Но они не видят этого. Только слышат. Им тяжело понять. Нет информации.

Ксения Туркова: Почему не хватает информации? Недостаточно налажена коммуникация между военными и журналистами? Почему есть эта нехватка?

Если говорить об Авдеевке, то в 72-й бригаде, которая дислоцируется вокруг города, была попытка сделать что-то похожее на сводку новостей. В десять утра выходил замполит и объяснял, что происходит на передовой.

Это очень скудная информация.

Юрий Мацарский: Откуда местные жители черпают информацию?

По принципу ББС – баба бабушке сказала. Информацию черпают от родственников: «Мне сказали то-то и то-то», «шли и видели технику и передали» и т.д. В основном люди там живут слухами. Если говорить об Авдеевке, то там не было света, связи, и всю информацию можно было узнать только из таких разговоров. В пункты обогрева даже поставили стационарные телефоны, чтобы можно было сообщить, что ты жив и все хорошо.

Ведущие: Юрий Мацарский, Ксения Туркова / HROMADSKE