Материал Hromdaske

Новоалександровка, возможно, худшее место для жизни в Украине. Здесь нет ни газа, ни электричества, ни дороги. Дороги нет настолько, что в плохую погоду в село не могут проехать даже военные. Несмотря на все это, в Новоалександровке до сих пор остаются жить 10 человек, которых словно машиной времени забросило на сто лет назад.

«Туда сейчас проехать невозможно. Если хотите — можете пешком идти. Человека для сопровождения я вам дам», — говорит военный, который уполномочен принять решение, пропускать ли нас в село. Об этой поездке мы договаривались с местными и военными в течение месяца. Уверенности, что мы туда попадем за это время не добавилось.

«Да пусть идут, они через триста метров развернутся и пойдут назад», — уверенно говорит кому-то тот же военный.

Мы едем на рынок в Попасной, чтобы купить обувь, которая даст нам шанс преодолеть грязевой барьер. За 300 грн ($10) я покупаю резиновые сапоги на четыре размера меньше — чтобы точно не остались в грязи.

Два с половиной километра по грунтовой дороге мы идем полтора часа.

Собственно, дорогой ее сделали уже военные, накатав через лес и поле. Но поскольку ездит по этой грунтовке, преимущественно, тяжелая военная техника, то проехать по ней, например, на легковой машине, невозможно даже в теплое время года. А уж после зимы, когда снег растаял, но вода еще не высохла, нога едва ли не на каждом шаге грузнет в грязи по щиколотку.

Когда я наконец вижу местного жителя, то почти готов его обнять.

Новое летоисчисление

— Добрый день! Мы тут к вам пешком пришли, — говорю ему я, словно нарываясь на сочувствие.

— А я сказал, что вас не пустят! — негодует житель, словно он только что проиграл спор.

— Пустили! — развожу руками я.

— Какого [хрена вас пустили]?! — недоумевает он.

«Так, не трогать, б… Уйди нах…» — кричит Владимир Алексеевич — так зовут мужчину — на свою собаку.

«Та она не тронет, — заверяет он, но для верности продолжает профилактическую беседу. — Я-те трону! Я-те трону, б… В лоб [получишь]!»

Последний аргумент убеждает собаку отступить, и она, жалобно скуля, скрывается в будке. 

«Смотрите нашу красоту! Тут когда-то люди жили. От войны уехали», — проводит для нас экскурсию по селу Владимир. Он ходит между условными домами, словно герой фильма «Догвилль».

«Тут сараи были. Хата жилая. Кухня была. Нема!»

«Нема» — результат большого пожара, который бушевал в Новоалександровке 1 сентября 2020-го.

«А мы день рождения сегодня отмечали, — вдруг признается мужчина, он явно навеселе. — Светланы. Ей 13 лет! Ну, 5 и 8 — сколько будет?! Чертова дюжина! А мне — 11. Она старше меня!»

В традиционной системе летоисчисления Владимиру Алексеевичу 65 лет.

Без света, дороги и перспектив на границе с «Европой»

Он показывает на тропинку и говорит, что по ней ходит в Европу, и после драматичной паузы уточняет: «Ну Попасную мы называем Европа!»

«Если на Попасную ехать с Первомайской трассы, то там последние три буквы сбиты. От “Попасна” осталась “Попа”, — хохочет мужчина, но через секунду мрачнеет. — Спешит же Украина в Европу, а я в настоящей жопе! Без света, без ничего. Как хочешь, так и живи!»

Называть подконтрольную Украине территорию Европой — популярная шутка среди жителей оккупированных территорий. Новоалександровка оккупирована никогда не была. В 2014-2018 годах она находилась в «серой зоне» — то есть между позициями украинской армии и боевиков. В 2018-м Вооруженные силы Украины взяли село под контроль.

Однако Новоалександровка и сейчас находится в изоляции — к ней не ведет сколько-нибудь нормальная дорога. Сюда не ходит никакой транспорт, не ездит автомагазин. С 2014-го нет в селе и электричества.

Ограничения на въезд есть и в некоторых других прифронтовых селах и городках. Например, в Болотеном, Сизом, Песчаном, Старом Айдаре, Катериновке, Золотом-4, Крымском, Опытном. При этом строгость ограничений в разные периоды разная, и зависит от позиции командования бригады, которая отвечают за данную территорию.

Ситуация с полностью отсутствующей дорогой также не уникальна. При неблагоприятной погоде невозможно проехать, скажем, в Крымское, Лобачево, Лопаскино.

А вот долгое отсутствие электричества — ситуация единичная. Кроме Новоалександровки такая же проблема есть еще в Опытном Донецкой области. Там без света живут более 30 человек.

Проблемы Новоалександровки решаются крайне медленно. Даже вопрос о ее административном переподчинении сельсовету, который находится на подконтрольной территории, решался почти два года после того, как украинские военные заняли село. Тогда же чиновники обещали решить вопрос с энергоснабжением. Обещают и сейчас.

«Если нам гарантируют, что там будет режим тишины для того, чтобы восстановить энергоснабжение, то мы все сделаем. Но пока что такой гарантии нам не дают, к сожалению», — говорит глава Луганской областной государственной администрации Сергей Гайдай.

Проблема только в том, что восстановить энергоснабжение Новоалександровки точно не удастся — село было запитано от оккупированного Первомайска. Нужно прокладывать новую линию, но об этом речь пока не идет.

В ожидании Красного Креста

«Можем пойти к Николаю. Только он матом ругаться будет», — предупреждает нас Владимир.

И 57-летний Николай Николаевич не обманывает наших ожиданий.

«Живем летом как собаки. Мясо купили — до вечера съели. Колбасу купили — до вечера съели. [Иначе] утром собаке отдадим», — описывает он свою жизнь.

Он рассказывает, что Красный Крест закупил для местных жителей солнечные батареи и дизельные генераторы. Первых хватает только на то, чтобы зарядить телефон. А для работы вторых нужно топливо, которое нужно не только купить, но и еще принести в канистре из Попасной.

«Мы пытаемся им помогать, но наша помощь там ограничена, потому что экономическую деятельность там вести, учитывая правила безопасности, невозможно, — рассказывает пресс-секретарь Международного комитета Красного Креста в Украине Александр Власенко. — Там невозможно стимулировать местное предпринимательство, стимулировать, чтобы люди обрабатывали землю, потому что это подвергает их опасности. Поэтому ограничиваемся тем, что ежемесячно перечисляем им на карточку финансовую помощь [каждому — отдельно]. Также в начале декабря мы завезли топливо, которым люди могли отапливать свои дома на протяжении холодного периода».

О Красном Кресте упоминают все местные жители. В отличие от местной или центральной властей, о существовании которых, кажется, здесь давно забыли.

А вот украинским военным от местных достается за то, что те якобы не пускают в село Красный Крест.

«Нас полностью устраивает наше взаимодействие с военными, у нас нет каких-то запретов от них, кроме запретов, которые связаны с безопасностью и действуют один-два дня. Нас никто не ограничивает в том, чтобы в этом селе работать. Только погода ограничивает», — заверяет Власенко.

Почему они остаются?

До войны в Новоалександровке жило более 100 человек. Сейчас осталось всего десять.

«Деревню не брошу! Кто за ней будет ухаживать?! Кто будет ремонтировать?! Я сам строитель. То крышу отремонтирую, то окна застеклю. Недавно тоже был [прилет] — отремонтировал!» — немного патетически отстаивает свое право жить на малой родине Владимир Алексеевич.

Но позже озвучивает еще одну причину:

«Я родную хату не бро-шу, чтоб не раз-гра-би-ли. Это если честно сказать. Я раз в “Европу” съездил за хлебом, и меня разграбили!»

Его главные источники дохода — пособие от Красного Креста и доход от продажи яиц односельчанам. Пенсию 65-летний мужчина не получает.

«У меня трудовая книжка намокла. Я подтверждение взял, но там печать “ЛНР” — “не признаем”. А мне 13 лет стажа не хватает», — разводит руками Владимир.

У него три дочки, есть внуки и внучки. «Я богатенький буратино», — характеризует он себя. Но ни дочерей, ни внуков он не видел давно — у него просто нет средств, чтобы куда-то поехать. Они же не приезжают, потому что «наслушались обстрелов в четырнадцатом году, хватит!»

Похожая история и в случае Николая Николаевича — его дочь живет в Киеве, а сын — в Батуми, в Грузии. Сам же он уезжать не собирается.

«Кто только меня не спросил, почему ты отсюда не уезжаешь, — возмущается мужчина. — Но вопрос риторический, бл… Ты мне дашь свое жилье, поменяешься со мной? Тут за сколько я могу продать свое жилье? Ноль. И квартира на той стороне — 0,1. Ехать с протянутой рукой я не хочу».

«Я здесь родился, дом построил, чтоб жить на пенсии хорошо. Чтоб дети-внуки сюда приезжали. Я ни на что не жалуюсь, у меня всё есть. Дайте только жить!» — добавляет он.

72-летнюю Галину Михайловну мы застаем за рубкой дров во дворе ее дома.

«Одна живете?» — спрашиваем ее.

«С кошкой! — смеясь отвечает женщина, и вполне серьезно добавляет. — А все-таки живая душа!»

В отличие от других жителей Новоалександровки, она здесь не родилась. Жила в Старобельске, работала инженером на заводе. Но более 20 лет назад выбрала Новоалександровку и переехала туда.

«Во-первых, мне нравится. На свежем воздухе. У меня возраст уже. Хорошо тут. Свои продукты, у меня огород, я занимаюсь, работаю. Ну а что сидеть где-то — я привыкла работать», — спокойно поясняет она.

«До магазина далеко — семь километров. Мужчин прошу, чтоб на велосипеде привозили [продукты]. А сейчас не проедешь. Вчера ходила сама. Нога болит [теперь]. Туда семь километров – и обратно. Я люблю ходить, но уже здоровье не позволяет», — вздыхает она.

Галина Михайловна говорит, что в ее возрасте уже поздно что-то менять. Но потом уточняет: если бы дали вывезти вещи, то она бы, как минимум, всерьез подумала о переезде. «А многие бы в селе согласились», — уверена пенсионерка.

* * *

«Еще можем сходить на [улицу] Космическую, до бабы Ани. Там, где погорел цирк Космос. Там, где улица улетела в космос», — не устает острить Владимир.

В сентябре на улице, по словам Анны Филипповны, сгорели 14 домов из-за сильного пожара. Еще три сгорели раньше — из-за обстрелов.

76-летняя женщина рассказывает, что Новоалександровку в народе называют старым названием — Рубашкино.

«Жил пан Рубашкин. Тут, где мы стоим, это его территория была. Мама говорила, что хороший был пан. Пять дочерей у него было. Людям, которые бедно жили, всегда на праздники привозил продукты. А другой пан жил там, где совхоз потом был. На того обижались. Он ту территорию занимал, а этот — эту территорию, эту сторону», — рассказывает она.

Хороший пан, плохой пан, «гуманитарка» на праздник, эта сторона и та сторона, отсутствующие дорога и электричество — за последние 100 с лишним лет здесь изменилось не так уж много.

При поддержке «Медиасети»