Дом выглядит так же, как и в день, когда произошла трагедия: вещи во дворе остались нетронутыми, красная коляска стоит под окном, а дверь и ворота почти никем не открываются. Ночью в доме горит свеча, а соседи говорят, что чувствуют отсутствие двоих детей: трехлетнего Валерия и полуторогодовалого Кирилла, только делавшие первые шаги. Мать, оставшаяся одна, без родственников, без поддержки со стороны службы социального обеспечения, без психологического консультирования, замкнулась в себе и говорит, что жители села боятся, чтобы она не попыталась причинить какой-либо вред другим детям. Между тем, прокуратура возбудила уголовное дело по факту умышленного убийства, а бабушка, которая зарезала внуков, проходит медицинскую экспертизу в психиатрической больнице.

Месяц спустя после трагедии, произошедшей в Страстную пятницу, жители села Крецоая, района Анений Ной, говорят, что они не могут объяснить поступок бабушки, которая умертвила двух внуков, а затем попыталась перерезать себе вены. Они признают, что мать и дочь иногда ссорились, но утверждают, что бабушка заботилась о малышах и каждое воскресенье ходила с ними в церковь. За день до трагедии, бабушка, вместе с другими женщинами села, ходила в церковь, чтобы помочь в подготовке к Пасхе.

Обувь детей была «мокрой»… от крови

«Ту пятницу, 29 апреля, мы не забудем никогда. Мне позвонила мать малышей, Марта, и попросила меня посмотреть, что происходит, потому что ее мать, Клавдия, перерезала себе вены. Мне было страшно идти самой, и я позвала соседку Степаниду. Мы попытались открыть ворота, но они были заперты. Мимо как раз проходил мужщина. Он перепрыгнул через забор и открыл ворота. Мы вошли во двор и позвали ее несколько раз. Клавдия вышла на порог с левой рукой в крови и убеждала нас войти в дом: «Идите и смотрите»! Когда мы приблизились к двери крыльца, то увидели ребенка, а потом другого, на полу, всех в крови. Может быть, бедные дети кричали, но нас не было дома, и мы не слышали», – вспоминает соседка.

Степанида, другая соседка, говорит, что в тот день она работала в саду, всего в нескольких метрах от места трагедии, но ничего не слышала: «Если их мать еще могла иногда ругать детей, то я никогда не слышала, чтобы бабушка кричала на них. Один Бог знает, что произошло. Мы были дома, но не слышали ни детского крика, ни плача. Это трагедия, шок, не только для нашего села, но и для всего мира. Я не знаю, сколько ножевых ранений у них было, но когда мы вошли, оба были полностью в крови. То, что я запомнила после того, как забрали детей, так это обувь, мокрую от крови. Другие соседи, помоложе, помогли матери убраться, смыть лужу крови… Я была не в состоянии».

Сельчане рассказывают, что малыши были похоронены на следующий день. Местные жители, а также жители коммуны Цынцэрень, в состав которой входит село Крецоая, собрали деньги, а владелица магазина, расположенного неподалеку, и примар организовали похороны и поминки.

«Не дай Господь ей вернуться»

Соседи говорят, что 63-летняя бабушка всю свою жизнь прожила в Крецоая с дочерью. Последняя уехала учиться в Кишинев, где окончила географический факультет, а затем вышла замуж. И года она не прожила в столице, после чего, этой зимой, вернулась с малышами домой. Соседи говорят, что мать находилась в процессе развода с мужем, а в последнее время они ссорились, потому что он хотел забрать их в Кишинев. Отец, водитель грузовика на международных маршрутах, требовал установления опекунства над детьми, потому что у матери не было хороших условий жизни. Комиссия, проверившая место проживания детей, однако, установила, что они могут остаться с матерью. Тогда, по словам соседей, бабушка сказала зятю, что «он заберет детей только через ее труп». Отец детей не успел приехать на похороны сыновей, потому что находился за границей, но на следующий день он пришел на кладбище.

«Такие хорошие и послушные мальчики, будто и сейчас их вижу: старшему, Валерию, было три с половиной года, а младшему, Кириллу, полтора года. Кирилл только учился ходить, бегать. Бабушка была вполне адекватной. Часто оставалась с мальчиками, и не было никаких проблем. Как у нее поднялась рука зарезать ребенка? Бывало, что ругались, как и в любой семье. Мы не замечали серьезных конфликтов. Но дети в чем виноваты?» – вопрошают сельчане.

Они также говорят, что всю ночь в доме горит свеча, а мать выходит в магазин очень редко, чтобы купить хлеб, и почти ни с кем не разговаривает. В настоящее время она не работает и живет на две тысячи леев, предоставленные государством в связи с гибелью детей. «Я спросила ее, почему она остается здесь, ведь ей очень трудно. Она говорит, что ей некуда податься, у нее никого нет. Есть только тетка и двоюродная сестра, живущие в Испании. У нее были брат и сестра, но они умерли. Я сказала, что ей нужно искать работу, а не сидеть весь день в доме. Надо жить дальше», – рассказывает соседка.
Сельчанам она кажется странной, и они боятся, чтобы она не сделала ничего плохого другим детям, поэтому не оставляют их одних поблизости. Они говорят, что мать пережила трагедию, но на похоронах почти не плакала, однако сняла церемонию на видео и сфотографировала малышей. Соседи опасаются, что, если у бабушки будут обнаружены проблемы с психикой, то ее освободят, и она вернется в деревню. «Не дай Господь ей вернуться!»

«Чтобы я причинила вред ребенку? Дети не виноваты!»

Мать, оставшись одна, до сих пор не может объяснить причину, но говорит, что бабушка должна отправиться вслед за детьми: «Да, она сделала это, но почему она это сделала? Я не знаю, я не могу найти ответ для себя тоже. Я не была у нее. Во-первых, мне нельзя, а во вторых – у меня нет желания. Я не простила ее. Как пожилой человек, возможно, она получила прощение, но как мать, нет. Я знаю, что говорят люди: что я пойду убивать детей. Я вам скажу откровенно: я ни одного ребенка не трогала и никогда не трону. Дети не виноваты. Причинить вред ребенку, потому что это случилось со мной? Никогда. Почему? Во-первых, они не виноваты. Во-вторых, она (бабушка, прим. ред.) должна понести ответственность».

Отношение властей и социально уязвимая семья

В то время как одни соседи говорят, что бабушка была заботливой, другие признают, что у нее были некоторые проблемы с психикой, потому что она разговаривала сама с собой и странно жестикулировала. Семейный врач Центра здоровья Цынцерень, Мария Саван, утверждает, что она находилась на учете у психиатра в течение более десяти лет, но не была тяжелобольной, поэтому не было никакой проблемы в том, что она заботилась о малышах: «Сколько я ее знаю, я никогда не видела, чтобы у нее были обострения или проявления жестокости. Когда она приходила к нам, то вела себя подобающе. Она сидела с детьми, отводила их в детский сад, водила в церковь. Как бабушка». В то же время, хотя семья была социально уязвимой и с октября 2015 года получала материальную помощь, потому что мать находилась в процессе развода и жила с детьми у бабушки, у которой была вторая группа инвалидности, ни социальный работник из села, ни начальник Управления социальной помощи и защиты семьи Анений Ной не знали, что бабушка находилась на психиатрическом учете. Власти не выявили никаких проблем и не вмешались даже в феврале этого года, когда супруги начали бракоразводный процесс, а комиссия Управления социальной помощи и защиты семьи, по просьбе отца, посетила место жительства бабушки в Крецоая, чтобы определить, в хороших ли условиях живут дети.

Признавая, что у бабушки были некоторые странности в поведении, начальник Управления социальной помощи и защиты семьи Анений Ной, Зинаида Бунеску, говорит, что члены Комиссии не увидели какой-либо проблемы, и что было целесообразно: «2 и 8 февраля специалисты Управления сфотографировали, осмотрели условия, в доме было около двух видов продуктов питания. Они поговорили с бабушкой, она вела себя адекватно. Да, у нее были некоторые странности, ее способности были ограничены. Она и свою дочь, Марту, вырастила сама, не отдавала ее в школу, обучала сама в период начальных классов».

Закон не обязывает… быть человеком

Социальный работник из села ни разу не посетила мать, оставшуюся в одиночестве, и говорит, что у нее нет возможностей узнать, воспользовалась ли она психологическим консультированием: «О психологической помощи спросите у врача. Я видела семью, но я так поняла, что мать не живет в селе, только приезжает иногда. Бабушки нет, что нам там делать? Если к нам обращаются, мы приходим к человеку, а так… От нас были, из Управления, приняли участие. Если бы нас вызвали, мы бы пришли», – утверждает Татьяна Морой, хотя местные жители говорят, что мать всегда дома.

И семейный врач, Мария Саван, говорит, что помощь предоставляется, только если человек просит о ней: «Дочь не жалуется, не зовет на помощь. Может, мы бы провели консультацию у психиатра, но она находится на учете у семейного врача в Кишиневе, там и детки были зарегистрированы».

Начальник Управления социального обеспечения и защиты семьи, Зинаида Бунеску, отмечает, что закон не обязывает социального работника приходить к матери, которая пережила подобную трагедию: «Только если есть запрос, мы можем вмешаться. В противном случае, мы не имеем права. По-человечески, нужно туда сходить. Я не знаю, если социальный работник был там. Местный орган власти ответственен за это. Нигде не написано, что она обязана пойти. Местный орган власти первого уровня, в соответствии с Законом об особой защите детей, находящихся в ситуации риска, и детей, разлученных с родителями, должен быть обеспечен специалистами по защите прав детей. Это лицо должно заниматься подобными случаями. У социального работника и так есть и старики, и дети. Даже если захочешь, физически не успеешь». Тем не менее, Зинаида Бунеску, которая живет в том же селе, признает, что на похоронах, в то время как люди плакали, мать фотографировала и не реагировала на вопросы: «Может быть, на самом деле, это что-то психологическое».
Инна Пашкан, примар Цынцэрень, говорит, что мать была в примэрии для оформления документов, но сказала, что она в порядке, и что не нуждается в помощи: «Я была у нее, видела, в каком она положении, убеждала ее трудоустроиться».

Дело об умышленном убийстве

В отношении бабушки было возбуждено уголовное дело по факту преднамеренного убийства двух заведомо несовершеннолетних и с особой жестокостью, в соответствии со ст. 145 Уголовного кодекса. Прокурор Сергей Подрез из Прокуратуры Анений Ной, сообщает, что до сих пор были заслушаны свидетели и собраны улики. В настоящее время собирается информация по делу, с точки зрения роли и ответственности местных органов власти, органов, отвечавших за предупреждение трагедии. До середины мая, когда была запланирована психиатрическая экспертиза, подозреваемая находилась под предварительным арестом в Пенитенциарном учреждении № 13 в Кишиневе, а до конца июня, когда появятся ее результаты, она будет находиться в психиатрической больнице.

Если экспертиза покажет, что бабушка психически здорова, она рискует лишением свободы от 15 до 20 лет или пожизненным заключением. В случае установления психических проблем, 63-летняя женщина будет помещена в психиатрическую больницу с обычным или усиленным наблюдением.

Народный адвокат по защите прав ребенка: нам не известно состояние матери

Майя Бэнэреску, Уполномоченный по правам ребенка, говорит, что в силу должности, по собственной инициативе направила несколько запросов в местные органы власти, прокуратуру, чтобы выявить причину трагедии, причины, по которым ситуация не отслеживалась, и ответственных за это лиц. «Мы направили запросы в орган опеки, чтобы определить статус семьи: мониторизировалась ли она, было ли известно о положении детей, в каких отношениях родители, каково положение матери, почему она оставила детей с бабушкой, – чтобы мы смогли увидеть, в каком состоянии находятся дела. Мы получили ответ, но он является неполным. Мы запросили и другие данные. Нам не известно состояние матери, мы не получили ответа», – говорит Майя Бэнэреску, подчеркивая, что настаивает на установлении того, каким образом трагедии можно было избежать.

Майя Бэнэреску также заявила, что местные органы власти, социальная служба могли бы вмешаться, чтобы установить состояние матери, чтобы оказать ей психологическую поддержку, но это не входит в обязанности какого-либо учреждения или социальной службы: «Это больше по части неправительственных организаций – поддержка матери. Я не проверила, входит ли, в подобных случаях, в обязанности социального работника, помощь матери».

Уполномоченный по правам ребенка говорит, что в дальнейшем вынесет ряд рекомендаций и заключений в отношении органов опеки и попечительства, с тем, чтобы избежать будущих трагедий или проявлений насилия. «Мы обратим внимание органов государственного управления, социальной службы на то, что социально-уязвимые семьи необходимо мониторизировать более внимательно, работать с родителями», – отметила Майя Бэнэреску.

Марина ЧОБАНУ