Материал Hromadske
Первые две недели всеобъемлющего перемирия прошли без серьезных нарушений. Однако на передовой это воспринимают как неоднозначный период. Журналисты hromadske провели три дня и две ночи с украинскими военными, чтобы понять, как на самом деле выглядит «режим тишины» и что о нем думают бойцы Вооруженных сил Украины.
«Сто тридцать пять — четыре-пять-ноль», — говорит в рацию боец ВСУ.
«Сто тридцать пять — плюс», — отвечают ему.
Так бойцы периодически отчитываются о ситуации на их взводных опорных пунктах (ВОПах), расположенных на линии фронта. «Четыре-пять-ноль» означает, что все спокойно. Тихо сейчас на всех участках вдоль 410-километровой линии соприкосновения, разделяющей подконтрольные Украине и оккупированные части Донбасса и Луганской области.
Обстрелы (пока только провокационные)
Перед началом перемирия боевики выпустили в сторону украинских позиций на Светлодарской дуге по крайней мере шесть противопехотных мин ПОМ-2.
Если такую мину никто не тронет в течение определенного времени, то она самоликвидируется. По мнению штаба ООС, это сделали, чтобы обвинить украинскую сторону в нарушении перемирия.
«Всего они забросили шесть ПОМ-2. Мы знаем точное количество, потому что слышали выходы — они такие же, как из РПГ. Но не слышали прилетов», — рассказывает боец.
«Вчера или позавчера прилетел 25-й ВОГ. И больше активности не было. Мы доложили командиру. Приказ был “усилить бдительность и наблюдать”. Может, они думали, что мы отреагируем, в ответ что-то будет, — говорит Виктор, с которым мы разговариваем на ВОПе неподалеку от Золотого. — А в общем тишина. В пятницу на правом фланге было слышно, что работала стрелкотня (выстрелы из стрелкового оружия — ред). Драконили».
«Драконили» — то есть провоцировали ВСУ на ответные действия.
«Если видим, что они неприцельно стреляют, то пусть себе! Мы понимаем, что враг пытается нас выманить, спровоцировать на ответный огонь. И не ведемся, потому что знаем: они будут говорить, что Украина не хочет перемирия, Украина хочет воевать…», — говорит военный с позывным Сэнсэй, который служит на Светлодарке.
Фото: Макс Левин/hromadske
Огонь (пока только теоретический)
«Это — маленькая труба, которая делает бабах! Мне нравилось из нее стрелять. А сейчас оно все чистое и стоит зря. Раньше снарядов не было к ней. Сейчас их хватает, но нельзя стрелять», — говорит Жук, показывая гранатомет.
Теперь он, как и любой другой боец ВСУ, не может стрелять в сторону противника. Это возможно лишь после согласования со штабом.
«Если враг нас обстреливает из тяжелого или стрелкового вооружения прицельно и может нанести вред нашим военнослужащим, то сразу идет доклад в штаб, — объясняет механизм Риддик, несущий службу на Светлодарке. — Боец выходит на штаб роты, а оттуда ему дают разрешение на открытие огня. Это происходит очень быстро. Максимум — 10 минут».
Ростислав, с которым мы разговариваем ночью на ВОПе неподалеку от Золотого, говорит, что военным объясняли: немотивированный огонь будет пресечен, вплоть до уголовной ответственности.
«Но если реально сложная ситуация, мы сначала отрабатываем, а потом уже обсуждаем. Можно потерять драгоценные минуты или секунды. Пока доложишь, пока тебе придет ответ — это может стоить кому-то жизни», — говорит Ростислав.
Он кадровый военный. На войне — с 2014-го. Недавно сделал годичный перерыв в службе, но вернулся. «Тянет назад», — объясняет.
По дороге к ВОПу, на котором стоит Ростислав, мы слышали взрыв. Спрашиваем его, что это могло быть и как далеко.
«Точно не ближе чем за два километра. Это либо растяжка, либо окопная мина. Сколько стояли, частенько было слышно, как взрывали окопные мины, окапывались. За неделю раза три-четыре такое слышим», — говорит он.
Фото: Макс Левин/hromadske
Контроль
Рассказывая о том, чем новое перемирие будет отличаться от предыдущих, президент Зеленский говорил, что должен быть выработан механизм контроля за его соблюдением. Похоже, что с украинской стороны одним из таких механизмов стало прикомандирование к каждой бригаде офицеров, которые должны следить за режимом прекращения огня и проводить разъяснительную работу с бойцами.
«Нас настроили, что это действительно будет перемирие, а не что-то условное. Рассказывали, что противника инструктируют не провоцировать. Для боевиков будут существовать определенные наказания, если они будут открывать огонь», — рассказывает Риддик.
Он говорит, что тишина на войне может стать проблемой для самой армии:
«Когда идет перемирие, личный состав расслабляется. Как говорили при Совдепии: “Ничем не занятый солдат — потенциальный преступник”. Поэтому мы пытаемся найти какую-то активность для личного состава — соревнования, фортификационные работы. Когда велись боевые действия, они в основном были привлечены к боевой подготовке. Сейчас личный состав может поработать над улучшением бытовых условий».
Фото: Макс Левин/hromadske
«Тишина на войне — это нонсенс»
«Раньше здесь регулярно стреляли из всего, что предоставляется для таких действий — от автомата до миномета, — вспоминает Василий, с которым мы разговариваем во время его ночного дежурства на ВОПе неподалеку от Золотого. — Мы пытались давать адекватный ответ. Иначе они еще сильнее [обстреливают]. А когда даешь — успокаиваются».
Мужчина отмечает, что из-за тишины нести службу стало сложнее: «Когда противник стреляет — ты знаешь, где он находится. А так — нет. В любой момент он может близко подойти, подползти, и ты не успеешь тогда среагировать».
Разделяет его мнение и Михаил, который служит на соседнем ВОПе. Спрашиваем, сколько, по его мнению, может продержаться это затишье.
«Я не знаю, сколько. Но мне интересно, до какого момента. Что будут ждать — или 200-го с нашей стороны, или 300-го с нашей стороны, чтобы этот режим тишины прекратился. Или: “У нас 200-й, но это провокация!”» — отвечает Михаил и добавляет, что время перемирия боевики проведут с пользой, станут более защищенными.
Что делают боевики?
«Они постоянно завешивают маскировочной сеткой территории, на которых проходят работы. И мы не видим, чем именно противники занимаются. Если они начинают работать на второй точке, то перевешивают сетку туда. Сейчас сделают себе огневые точки, а потом попробуй выкури их», — говорит Виктор, который служит в районе Золотого.
Андрей, несущий стражу на одном из соседних ВОПов, рассказывает: боевики так уверены в том, что украинские военные не будут стрелять, что спокойно ходят во весь рост.
«Мы себе не можем позволить так передвигаться», — добавляет он.
Ярмак, который служит на Светлодарке, рассказывает, что часто слышит звуки гусеничной техники со стороны оккупированного Доломитного. По его словам, это означает, что боевики на этом участке не отвели даже тяжелую технику, хотя должны были это сделать еще в октябре 2015-го.
Ярмак говорит, что солдаты в течение последних трех месяцев тяжело работали, копая новые позиции, поэтому сейчас имеют хорошую возможность отдохнуть. Однако он не сомневается, что перемирие скоро закончится: «Шесть лет у них не было желания мириться, а сейчас захотели? Перемирие может закончиться. И закончиться трагически. Собрались все вместе — и прилетела мина».
Стены у кровати и рабочего стола Ярмака завешаны фотографиями его невесты.
«Хорошее напоминание, что не надо делать глупостей», — шутит кто-то.
Фото: Макс Левин/hromadske
Политическое перемирие
«Вооруженные силы готовы защищать — мы давали присягу на верность не отдельным кастам, а народу Украины. И он может быть уверенным, что все под контролем, боеприпасы на месте, а оружие почищено», — чеканит боец ВСУ Константин, который несет службу на Светлодарской дуге в Донецкой области.
На войне он с 2014-го, но с такой длительной тишиной сталкивается впервые.
«Для личного состава это необычно, потому что люди привыкли к постоянным обстрелам, провокациям со стороны противника. Тишина на войне — это нонсенс», — пожимает плечами мужчина.
Он искренне удивляется — что могли пообещать боевикам (или чем сумели их напугать), что те добросовестно придерживаются режима тишины. Хотя раньше дисциплинированность не была им присуща.
Однако больше его беспокоят процессы, которые происходят внутри Украины.
«Мы стоим на пороге выборов, и кто-то моделирует ситуацию в свою пользу. Кое-кто вставляет нынешней власти палки в колеса. Власть тоже борется за электорат. Не хочется, чтобы политики использовали армию как инструмент», — говорит Константин.
***
Неподалеку от Зайцево мы беседуем с Доком — боевым медиком. Он был другом и коллегой Николая Ильина, который погиб во время эвакуации тела украинского бойца, когда боевики открыли огонь по эвакуационной группе.
«Им [боевикам] просто повезло, — вздыхает Док. — Если бы не перемирие — мы увидели бы, что было. А так…»
Перемирие, по его мнению — просто одна из составляющих войны, поэтому не надо ни считать его изменой, ни возлагать на него особые надежды.
Док негативно отзывается о возможном разведении войск в районе Зайцево или об отводе имеющегося оружия, однако говорит: «Я обычный солдат. Вижу перед собой одно дерево, а они [политическое руководство страны] видят перед собой картину целого леса».
