Эпидемия Covid-19 может стоить жизни сотням женщин и детей, которые не смогут вернуться в Россию из Сирии и Ирака

Скорее всего, эпидемия коронавируса в России заморозит государственную программу по возвращению на родину детей и вдов боевиков, убитых в Сирии и Ираке. Россия – одна из немногих стран, которые обеспечивают возвращение на родину своих граждан, побывавших в рядах ИГИЛ. В рамках соответствующей государственной программы, которую курирует глава Чечни Рамзан Кадыров, с августа 2017 года из Сирии и Ирака вернулись 24 женщины и более 200 детей.

По разным данным, в Сирии и Ираке могут находиться сотни или даже тысячи женщин и детей, уроженцев Чечни и Ингушетии, республик в составе России на Северном Кавказе. Условия, в военных лагерях, в которых они  они находятся, настолько ужасны, что россияне предпочитают им все тяготы, с которыми им неизбежно придется столкнуться на родине. 

Слежка и прослушка для профилактики

Власти практически не занимаются реабилитацией возвращенцев и не делают эффективных попыток интегрировать их в общество. 

О том, с чем приходится сталкиваться семьям боевиков, подробно рассказывает новый доклад, подготовленный общественной организацией “Центр анализа и предотвращения конфликтов”. Доклад называется «Уверенный шаг в будущее. Исследование социально-психологических и адаптационных потребностей жен, вдов и детей убитых или осужденных боевиков на Северном Кавказе».

“Таких семей десятки тысяч, и у каждой своя трагическая история, – сказала в интервью “Кавказскому узлу” Екатерина Сокирянская, одна из авторов доклада, –  эти истории редко освещаются в СМИ или становятся объектом изучения научных работников. Долгосрочный мир на Северном Кавказе во многом зависит и от того, насколько успешными, психологически устойчивыми и включенными в жизнь общества вырастут все эти дети. Для этого им необходимы программы поддержки, а также помощь людей вокруг”.

Некоторыми выводами исследования Екатерина Сокирянская поделилась с читателями “Новой газеты”, обозревателем которой она является.   

Семьи участников незаконных военных формирований (НВФ) российские силовики по умолчанию считают гражданами ненадежными и проводят с ними разного рода «профилактическую работу»: слежку, прослушку, обыски, снимают отпечатки пальцев, берут образцы слюны на анализ ДНК, образцы голоса и походки, контролируют передвижение за пределы республик. Таким образом эта группа людей стигматизируется, их сторонятся знакомые и родственники. Нередки и довольно резкие высказывания:

“Грубо говоря, [это] дети террористов”, – приводит Кавказский узел слова пользователя соцсетей, принявшего участие в обсуждении новости об очередном возвращении на родину чеченских детей 10 марта. “На месте [главы Чечни] Кадырова ни за что не привезла бы их”, – заявила в том же обсуждении другая пользовательница. 

Все это приводит к большей изоляции, а то и озлоблению женщин и детей, считают авторы доклада. 

Как умирала мама

Они провели подробные интервью с 40 женщинами и 20 детьми. Почти все опрошенные дети пережили бомбардировки, двое были ранены, половина из них — полные сироты, потерявшие и отца, и мать. Один из респондентов, пятилетний мальчик, рассказал, как умирала его мама: “Я подошел к маме, она лежала на кровати. В ногу раненая. Я поднимал ее руку, но рука падала. Она умерла”.

Бабушка 9-летней девочки описала условия, в которых ее внучка жила до переезда в Россию:

“Все они [с матерью] пережили там… И голод, и холод, и жару. Когда выходили, они неделю были без воды. Падали, женщины умирали, они в пустыне в жару там были. Попадали в бомбардировки. Самолеты бомбили, беспилотники летали. В подвале жили, когда самолеты прилетали”.

Из-за пережитых травм у всех детей есть серьезные проблемы со здоровьем – и психологические, и физические. 

“Девочка часто болеет, я ее в больницу вожу к врачам, вызываем скорую” – рассказала другая бабушка двоих детей, – врачи назначают лечение, а у меня с деньгами проблемы, я не могу таблетки купить. А мальчик плохо видит, у него травма, один раз рядом снаряд взорвался, у него от осколка шрам есть. Я бы хотела его голову обследовать в хорошем месте. Я затягиваю все это, надо было вовремя делать, а денег нет”.

Опекунами вернувшихся с войны детей чаще всего становятся их бабушки. Все опрошенные сказали, что благодаря поддержке родных и гибкости детской психики со временем состояние детей меняется к лучшему.

“Сейчас они очень хорошие, умные и очень спокойные дети. А когда вернули их — на хищников были похожи, потому что голод был, друг у друга вырывали еду, косились друг на друга. А сейчас одному дашь, для другого просят… [Они] отвыкают уже от родителей, только третий, он самый любимый у них был, по ночам плачет по маме”, – поделилась бабушка внучки, мама которой находится в  тюрьме в Ираке.

Психологическое состояние детей накладывается на сложное состояние бабушек и дедушек. Многие из них сами имеют серьезные проблемы со здоровьем, сами травмированы потерей сына или дочери, не знают, как правильно вести себя с пережившими войну сиротами.

Единственный доход опрошенных бабушек – это пенсия, которой катастрофически не хватает на то, чтобы просто одеть внуков, не говоря уже о  медицинском обслуживании или помощью репетиторов – в этом, кстати, сильно нуждается большинство из вернувшихся с войны детей, многие из которых никогда не учились до приезда на родину. 

“Папа выбрал мне другую профессию”

“Чтобы догнать в учебе, надо дополнительно заниматься… Индивидуально чтобы репетитора нанять, моих денег не хватает. Вначале нет-нет родственники чуть-чуть помогали. Тогда я к русской женщине ее водила тут рядом. А сейчас нету денег”, – делится одна из бабушек. 

В России нет программы, направленной на возвращение “вдов ИГИЛ” к нормальной жизни.

Судьба женщин в России складывается по-разному. По закону члены вооруженных группировок, добровольно сложившие оружие, освобождаются от уголовной ответственности, если они не совершили других преступлений. Поэтому большинство женщин по возвращении было отпущено на свободу.

Наиболее мягко с ними обошлись в Чечне. По возвращении всех отпустили по домам и позволили строить дальше свою жизнь самостоятельно. В Дагестане же вернувшихся арестовали, нескольких женщин приговорили к срокам от четырех до восьми лет лишения свободы с отсрочкой исполнения наказания до момента, когда их дети вырастут.

Мотивы побега в ИГИЛ разные – некоторые женщины послушно ехали за мужем, который принял решение за всю семью. Другие – из чувства протеста и юношеского максимализма.

“Я с детства хотела работать в ФСБ, – поделилась с исследователями одна из вернувшихся в Россию вдов, – хотела носить форму и погоны. Но папа сказал: “Моя дочь никогда не будет сотрудником, это не женская работа”. Потом в конце школы я страсть как хотела стать хирургом. Но папа выбрал мне другую профессию. У меня от этого — истерика. Но прекословить я не могу. Из-за хиджаба тоже были конфликты с родителями. Тогда я не думала про маму, папу. Сейчас ни за что не поехала бы… Я все переосознала. Мои родители словно умерли в тот день, когда я сбежала. Они и теперь не живут”. 

Медиасеть

Фото: Юрий Козырев / Новая газета