Материал Hromadske
В конце июля 1933 года в СССР приехал писатель Бернард Шоу. Он не признавал Голодомор и, вернувшись в Европу, рассказывал, какой вкусной едой его угощали в Советском Союзе.
В это время в Запорожье, в Доме младенца, ежедневно умирали дети. Среди них был и Бернард Шоу — так врачи назвали мальчика, который попал к ним в приют, и в начале августа умер от истощения.
Это одна из историй, которая была до недавнего времени неизвестной. Кстати, в том же запорожском Доме младенца во время Голодомора умерло до тысячи детей.
Журналистки hromadske поехали в четыре места, где исследователи работают над заполнением белых пятен 1932-33 годов, разыскивают архивные документы и рассказывают о реальных фактах Голодомора. Это — наш совместный проект с Музеем Голодомора.
Дзензелевка: яблони на месте могил
«Заносили людей на кладбище. Помню такой момент, бежал я к дяде Юре, что ли, это было весной, хорошо, тепло, возле кладбища пробегал. Там, где памятник Голодомору. Сичкарь Ригорко, глухой, еще с дядьями копали большую яму. Привезли женщин, девушек, одетых красиво, в вышитых рубашках, юбках — полные. Они их посадили под кустами. И, когда я бежал, то Сичкарь Ригорко улыбнулся и говорит: „Собрание идет, сборы идут“. Я побежал дальше. Позади дедова двора тропа на кладбище была, смотришь — понесли то ребенка в мешковине, а то подводами».
Это одно из воспоминаний очевидца событий Голодомора, Михаила Дигтяренко, жителя села Дзензелевка, что в Черкасской области. В 1933-м он был пятилетним мальчиком. Его семья выжила во время Голодомора, потому что у них была корова, отец работал на строительстве фермы и приносил остатки пищи оттуда, а мать ходила в поле и собирала шелуху от картофеля. Время от времени удавалось даже помогать односельчанам.
«Там ездила подвода, а на ней бочка, и кто что даст для школьников. Мать тоже кислую капусту, борщ — юшку, свеклу давала. А тогда в школе опухшим школьникам варили еду. У нас за огородами парень Яшка жил, так у него вся семья вымерла».
За семь лет до начала Голодомора в Дзензелевке уничтожили кладбище.
«Об этом мне рассказывал человек, который в то время был пионером. Камень из разрушенных памятников свезли на строительство фермы, а металл — на переплавку», — рассказывает местный краевед Юрий Дудник.
В годы Голодомора на разрушенном кладбище продолжали хоронить людей. Юрий нашел места пяти братских могил. Всего за время Голодомора в Дзензелевке умерли 533 человека, говорит он.
«Кто мог — копал могилу для родственников, а кто нет — просто оставлял умерших на кладбище, а потом их хоронили в общих могилах. Их глубина небольшая, где-то полметра».
После Голодомора на краю одной из братских могил местные жители установили деревянный крест, который через несколько дней советская власть снесла и запретила что-либо там устанавливать. «Чтобы никто не вспоминал о Голодоморе», — говорит Юрий.
И уже через год, в 1934-м, это кладбище закрыли и запретили его посещать.
Сейчас на месте кладбища установлен каменный памятник жертвам Голодомора, по всей его площади растет яблоневый сад, который разбили в 1950-х, местные жители пасут коз, и кое-где еще видны места, где раньше были могилы.
«Люди знают, что здесь раньше было. Разве только на границах кладбища теперь небольшая часть огородов. Но пока я жив, сюда никто не будет лезть».
Юрий долгое время работал директором районного краеведческого музея в Дзензелевке, но отдельной экспозиции, посвященной Голодомору, не создал. Небольшая табличка с устаревшей информацией о пострадавших, которая висит в маленькой красной комнате на втором этаже. Она расположена среди портретов и бронзовых бюстов Ленина, — и это единственное, что напоминает в музее о Голодоморе.
«Если делать экспозицию о Голодоморе, то нужно задать вопрос: как такое вообще могло произойти? Я пока не знаю, как это можно сделать», — говорит Юрий.
Запорожье: дом детской смерти
«Вы представляете себе, в течение 1932-33 годов в Доме младенцев умерло 788 детей. Я не могу на такое спокойно реагировать», — рассказывает Анатолий Пенек, запорожский краевед, бывший мастер завода «Запорожсталь». Его исследования Голодомора начались в 2006 году, когда он наткнулся на публикацию, что в течение мая 1933 года в запорожском Доме младенцев умерли 35 детей.
«Меня задело — как это “умерли”, если говорят, что голода не было? В это время в городе же строили мощные заводы, и вот-вот должен был начать работать ДнепроГЭС. И я начал искать информацию».
Сначала Анатолий нашел сам Дом младенцев — на углу когда-то центральной улицы Запорожья — Розы Люксембург. Сейчас она называется Александровская, и там расположены Госказначейство и ветеринарная клиника.
Анатолий потратил весь отпуск на работу в областном архиве. Ежедневно находил сведения о еще большем числе детских смертей. Лишь в мае 1933-го умерли 110, а за год с ноября 1932-го — 788.
Мужчина переписывал все: номер акта о смерти, фамилию, имя, возраст и причину смерти. Дети умирали от кори, пневмонии, истощения, воспаления легких, кишечного катара, малярии, но не от голода. Все акты, подписанные одними и теми же фамилиями «медработников Дома младенцев» — Холодная и Филькова.
«Этих детей собирали по всему городу. Вы посмотрите на их фамилии — Днепрострой Нина, Станционный Иван, Подземельный Жора. Вот где их нашли, такую фамилию и дали. Детей в Доме было так много, что врачам не хватало фантазии, чтобы придумывать что-то оригинальное».
Улыбка Галя, Прекрасная Оля, Послушная Нина, Верная Катя — читаем на отдельном листе, который показывает Анатолий.
«Это же каким извергом надо быть, чтобы эти дети подходили к ним и улыбались, а они только ждали, когда те умрут».
Краевед пытался найти очевидцев, которые жили рядом с Домом младенца.
Единственным свидетелем событий в Доме младенца была Мария Сидоренко. Свои воспоминания о пребывании там она пересказала племяннице, Анне. Мария попала в Дом, когда ей было четыре года. Ее сестра, Нина, там и умерла.
«Вы представьте, в пиковые времена здесь могли умирать по 10 детей ежедневно. Очевидцы говорили, что за Домом была яма. И после смерти детей сбрасывали туда. А когда их собиралась целая машина, тогда отвозили на кладбище».
С 2008 года Анатолий неоднократно писал запросы городской власти об установлении мемориальной доски. Ему отказывали по разным причинам: отсутствие финансирования и того, что факты смерти детей не были подтверждены. Говорили, что город — это не мемориал, в здании работают люди. Установили доску в 2014-м.
Медведевка: НКВД, обмен, курган
«Анна», — представляется маленькая женщина с седыми волосами. Она сидит на кровати у окна. Шторы раздвинуты по разные стороны. На подоконнике — стопки желтых газет и икона.
«Галина Васильевна, — уточняет ее сын Тарас, — Анной ее в селе называли».
Галина, или Анна, — самая старая жительница села Медведевка в Черкасской области. Она родилась в 1923 году, у нее было трое сестер и брат. До коллективизации у отца Галины, Василия, было свое поле, которое он обрабатывал, на лошади пахал односельчанам землю, выращивал свиней и продавал. Два старших брата Василия эмигрировали в Америку, поэтому вся земля принадлежала только ему.
Отца Галины не раскулачивали, он сам все имущество сдал в колхоз. Но это не спасло его семью от голода.
«Раньше шкафов не было, а были сундуки. И когда девушка собиралась замуж, то ей отдавали этот сундук. У родителей был хороший сундук и именно благодаря ему мы и выжили во время Голодомора».
Когда начался голод, у семьи забрали все: корову, лошадь, шесть десятин усадьбы. Родители Галины ходили в соседнее село и обменивали ценные вещи на хлеб.
«Мы всегда боялись, что родители могут не прийти и не принести хлеба».
Когда от сбережений не осталось ничего, Галина с сестрой начали пухнуть от голода. Родители спасались тем, что жали рожь, сушили, молотили, мололи ее и пекли детям оладьи. Младшую сестру и брата забрали в ясли, которые организовали при колхозе.
«В нашу больницу из соседних сел привозили детей, которые умирали от голода. И завхоз в больнице запрягал лошадь и вез их на кладбище. Там были ребята лет по 14, которые помогали перевернуть повозку и сбросить детей в яму».
Галина вспоминает, как один мужчина зарезал своего товарища, и за ним пришла милиция, когда он жарил мясо. Или как в соседнем селе мать зарезала своего ребенка.
Всего за время Голодомора в Медведевке умерли 250 человек.
Через несколько лет, в 1935-м, из Америки в Медведовку приехал дядя Галины, Никита.
«Дед лежал тогда больной. Он вышел в сени, посмотрел на брата и потерял сознание. Дядя Никита побыл недолго. Он успел раздать подарки, и за ним сразу пришли из НКВД, чтобы отправить обратно в Америку. Все, что дядя привез, бабушка обменяла на еду, потому что голод все еще продолжался».
На том месте, где хоронили детей во время Голодомора, в 1990-х по инициативе отца Тараса насыпали землю, чтобы образовался курган, и установили металлический крест. А Тарас по просьбе отца поставил рядом маленькую табличку, где белой краской написал: «Памяти жертв Голодомора и репрессий. Люди! Будьте бдительны! Не забудьте! Не простите! Вечная им память!»
Харьков: морги, кладбища, парки
«Я знал, насколько жестоким был голод на Харьковщине. Семья моей бабушки жила в селе Коломак. Во время Голодомора у них забрали хлеб, пшеницу, подожгли дом, отобрали железо. Из семьи в семнадцать человек осталось четверо. Бабушка выжила благодаря тому, что ела лебеду», — рассказывает Андрей Кись, заместитель начальника Харьковского бюро судебно-медицинской экспертизы.
В 2001-м он пришел работать заведующим Харьковского медицинского морга и во время уборки в подвале нашел несколько кип документов. Это были книги регистрации актов смерти в 1932-1933 годах.
Исследуя их, Андрей Кись обнаружил, что официальные показатели смертности в книгах регистрации ЗАГСов Харькова, были заниженными, и в 1933 и 1934 годах их изъяли и переписали.
«По информации, которая содержалась в книгах ЗАГСа, в изоляторе для детей „Коммунистка“ было зарегистрировано всего две смерти за ноябрь-декабрь. Но мы берем внутренние отчеты изолятора и видим, что за почти два месяца там умерли 80 детей. То есть все показатели из книг ЗАГСов можно умножать на сорок».
Улицу, на которой ранее был расположен центральный морг, исследователь называет «улицей смерти». Туда ежедневно свозили массу людей и из города, и из окрестных сел, а через дорогу напротив ворот морга находился клуб-театр «Пищевкус».
В начале июля 1933 года морг перенесли в соседнее здание.
«В этом морге уже не помещалось то количество трупов, которое сюда привозили. Их везли и везли по этой улице. А часть сразу отправляли на кладбище, не регистрируя».
Именно тогда в Харькове состоялся пленум, где приняли решение остановить голод. И количество регистрируемых смертей резко пошло на убыль. Такая ситуация, по мнению исследователя, неестественна — любая эпидемия нарастает, а затем медленно спадает. Голод не может закончиться в один день. И его причины исследователь связывает не только с урожайностью.
«У нас до сих пор есть дома, где нет кухонь. Почему? Потому что питание хотели полностью контролировать. Это все должно было регулироваться через домовые столовые, цеховые столовые. И тогда нормой были 900 калорий для взрослого человека, что втрое меньше, чем нужно».
Исследователь вспоминает, как в детстве в огороде бабушки еще стояли кресты.В то же время советская власть последовательно вычищала память о случившемся не только из документов. В 1934-35 годах на месте нескольких кладбищ, где проводились массовые захоронения, сделали парки, чтобы уничтожить следы Голодомора.
Hromadske благодарит Музей Голодомора за помощь в подготовке этого материала. Музей Голодомора хочет простыми словами рассказывать о сложной и травматической истории. Только изучая свою историю и осознавая свою идентичность, понимая весь тот ужас, который произошел 86 лет назад, мы, как поколение сознательных людей, не позволим этому повториться.
При поддержке «Медиасети»
На заглавном фото: Места, где раньше были могилы умерших от голода в Дзензелевке, теперь поросли яблоневым садом, Черкасская область, 11 ноября 2019 года / Анастасия Власова/hromadske
