Интервью с Михаилом Доготарь, пенсионером из Глодян, который выиграл дело в ЕСПЧ, обязавшем Правительство Молдовы возместить ему ущерб в размере 7680 евро

— Г-н Доготарь, какова Ваша пенсия сейчас?

— 1690 леев.

— И это после скольких лет работы?

— Это был большой беспорядок. Когда они впервые рассчитали мне пенсию, они не включили места работы с неполным рабочим днем. В 2007 году вышел закон, гласивший, что необходимо включать все отработанное. Так что, в первый раз мне насчитали 35 лет, а после – 40 лет. Но важным в расчете пенсии является нечто другое: таблица с данными по экономике в стране. Индивидуальный коэффициент пенсионера формируется из соотношения между суммой налогоплательщика и экономикой страны. В моем случае, они ошибочно истолковали цифры по экономике и установили мне пенсию примерно в два раза ниже, чем полагалось.

— Вы механик. Где вы работали, пока не стали бороться с государством за право на достойную пенсию?

— Вот, здесь есть трудовая книжка. После окончания Технического колледжа в 1970 году в Светлом, Чадыр-Лунгского района, по специальности механизация животноводства, в 1970 году я приехал в Глодяны в колхоз, механиком по обслуживанию техники. Некоторое время я работал в политехнической школе и по наблюдению за энергетикой. Затем я вернулся в колхоз и работал до 1990 года, пока не пришла демократия. Я также работал в милиции (полиция – прим.ред.), после чего я пошел в другое хозяйство «Бируинца», откуда и взялось все зло.

— Что случилось, почему Вы говорите, что оттуда происходит все зло?

— В 2000 году был несчастный случай на консервном заводе. В той аварии также участвовал мой сын, который был электриком и работал там. Когда это произошло, был хаос. В августе должен был открыться сахарный завод. Таким был порядок тогда, всех собирали отовсюду и отвозили на работу. В этом хаосе сломался конвейер, на котором стоял человек. Этот человек вышел с другой стороны механизма в виде фарша. Оповестили Кишинев, сделали по всем правилам, но руководство защищало себя. Несколько месяцев спустя, когда сын работал в Москве, начались неприятности, потому что умерший мужчина был мужем директора Территориального кассы социального страхования. Именно она впоследствии занималась моей пенсией. Суд назначил парню год принудительного труда на благо государства. Все же, нужно было найти виноватого, и они его нашли. Ему присудили также возместить ущерб. Именно здесь и начался пенсионный скандал. Он попросил у меня 2 400 леев. Я объяснил ему, что работаю в больницах, и у меня есть 180 леев в месяц. Хотел бы дать и их, но тоже неоткуда. Я сказал ему: «Если вы объединитесь – все, кто был вовлечен: инженеры, ответственные за технику безопасности, за электроэнергию и так далее, еще есть шансы; я тебе свою часть дам, и больше я тебе ничего не должен. Но если ты хочешь получить всю сумму только от меня, я не дам тебе ничего. Я пошел в суд. Суд ничего ей не дал, а мальчик, примерно через два месяца, вышел по амнистии.

— Когда Вы вышли на пенсию?

— В 2004 году, получая 380 леев. Я продолжал работать, и в 2007 году, когда нам разрешили включить годы, отработанные наполовину, в трудовой стаж, был сделан перерасчет. Они не хотели включать мне все годы… Я у всех был с этой проблемой. Никто не хотел вмешиваться. Они сказали мне, что я получаю правильно.

4 сентября 2018 года Европейский суд по правам человека обязал Правительство Республики Молдова выплатить компенсацию в размере 7680 евро Михаилу Доготарь, пенсионеру из Глодян, который был принудительно госпитализирован в Психиатрическую больницу после инцидента в мае 2014 года, когда он ударил в лицо Валентину Булигу, бывшего министра труда, социальной защиты и семьи. ЕСПЧ установил, что Молдова нарушила право заявителя на свободу и безопасность

— И в 2007 году Вы решили обратиться в суд…

— Мы попытались обратиться и в суд. Они таскали меня и в Апелляционную палату Кишинева. Все делали по указке правящих сил или потому, что я им ничего не давал. Все заявления на перерасчет, пересмотр отклонялись. Если в суде есть с несколько решений, то они принимались без меня. Издевательство.

— Вы обратились в суд самостоятельно или наняли адвоката?

— Меня вызывали, и я ходил сам. Затем они дали мне государственных адвокатов.

— Но если бы не был введен неправильный коэффициент, как Вы говорите, какая пенсия у Вас должна была быть?

— Если бы не было ошибки, у меня была бы нормальная пенсия. Я не прошу больше, чем они должны мне дать. Теперь они должны были бы дать мне 3500 леев. Мы произвели ряд расчетов и вышли на эту сумму.

— До инцидента 2014 года Вы беседовали с Валентиной Булигой, обращались в возглавляемое ею тогда Министерство за разъяснением вопроса о пенсии?

— Я отправлял письма в Министерство и в Национальную кассу социального страхования… Видите? Вся эта папка с письмами к государству.

— Что случилось 5 мая 2014 года?

— Был такой, Николай Онкуцэ, представитель Правительства в Глодянах, к которому я обращался несколько раз. 5 мая, когда я пришел к нему, он сказал мне, что в Глодянах будет собрание, что приедет и министр труда, социальной защиты и семьи, Валентина Булига, и у меня будет возможность задать ей вопрос, может, она его решит. Я был в два часа. Тогда еще никого не было. Булигу привезли в село Душманы. В три началась встреча. В зале я сел рядом с друзьями. Вдруг вошла Оксана Мовилэ, секретарь Демократической партии Глодян, подошла ко мне и сказала: «Г-н Доготарь, Вам нужно покинуть зал».

— Она знала о Вашей проблеме?

— Она работала в районном управлении, занимаясь петициями. Он видела мое дело. Она знала, о чем я могу спросить, и попыталась вывести меня из зала. Я отказался выходить. Когда подошел Мариан Лупу, то есть вся делегация, я думаю, она предупредила, что здесь есть преступник. Лупу ничего не сказал и сел рядом с Дьяковым (Думитру Дьяковым, депутатом Демпартии) и Леукой (Ион Леукэ, председатель Глодянского района). Они показали на меня пальцем. Я был в военном. Сразу же после начала встречи видеооператор был удален из зала по указанию Лупу. Через некоторое время, я на месте написал письмо г-же Булиге: поскольку у меня украли из пенсии, я прошу то-то и то-то. У меня была с собой копия дела, все законы, я же собирался на встречу с министром. Бумагу я отправил через Оксану Мовилэ.

— Как Вы подошли к Валентине Булиге?

— После того, как один пенсионер побеседовал с ней, подошел и я. Я протянул ей бумагу с ответом Национальной кассы социального страхования, в которой говорилось, что у меня пенсия в размере 1270 леев. Прочитав, она сказала мне: «А что, Вам не хватает 1270 леев?» Вы знаете, я так посмотрел на нее, разве это ответ министра, если так посудить. И я говорю ей: «Послушай, госпожа, я докажу методы, которыми был обокраден». И спрашиваю ее: «Где моя бумага? Я дал Вам бумагу». Она говорит: «Какую бумагу? Нет никакой бумаги». Но бумага была под столом, брошена. Ее прочитал Леукэ, Дьяков, Лупу, как я видел из зала, и они вернули ее Леукэ, который бросил ее под стол. Я взял бумагу из-под стола и спросил: «Вы читали это или нет?» Я начинаю объяснять, откуда взялись цифры, а она стоит и смотрит на меня: «А разве Вы еще умеете умножать и делить?» Тогда меня вынудили сказать ей: «Госпожа, позвольте мне прочитать стихотворение, которое, вероятно, знают и в Страсбурге». И я объяснил ей, что говорят дети Деду Морозу, когда им не достаются подарки: «Дед Мороз, Дед Мороз, ты к нам больше не ходи / Иди ты …, игрушки уж больше не нужны». Тогда Булига подняла правую руку, чтобы меня ударить. Я поднял левую руку. Развернулся и вышел.

— Вы ее, все же, ударили или нет?

— Может, и ударил, когда поднял руку. Но чтобы намеренно – нет!

— Что за этим последовало?

— Из центра я пошел домой пешком. Когда я добрался до перекрестка у дома, полицейские уже были там, вооруженные автоматами. Комиссар Глодян подъехал сзади на машине и спросил меня: «Что ты сделал?» «Ничего». «Садись в машину». «Не сяду». Парни с автоматами пришли за мной. Тогда я пошел с ними. В 17:50 я был в комиссариате. Они меня не заслушали, не сделали тест на алкоголь. Меня никуда не вызывали, хотя Валентина Булига была в комиссариате. Я пробыл там до 21:35.

Супруги Нина и Михаил Доготарь женаты 48 лет. Их пенсии 1200 леев и 1620 лей, соответственно, что значительно ниже прожиточного минимума, который в 2017 году составил 1862 леев

— Вы видели жалобу, написанную министром?

— Она написала, что неизвестный ударил ее кулаком в лицо. Как же я был неизвестным, если разговаривал с ней, и она читала мое имя на листе? Это была месть, потому что прокуратура о моей пенсии знала, полиция знала, все знали. Теперь, когда я добрался до министра, и особенно, когда она сказала, что я ее ударил, они задумали сдать меня в психиатрию. 12 мая меня вызвали к полицейскому Валериу Скрипкарь, и он сказал, что мне нужно отправиться в психиатрию в Бельцах на судебную экспертизу.

— Тогда Вам сказали, что Вас преследуют в уголовном порядке?

— Да. Я сказал им: «Предъявите мне обвинение, я пока что не писал никаких разъяснений, никаких объяснительных». Они не попросили меня: «Напиши, человек, что и как было». Ни мой адвокат, предоставленный государством, не настоял на том, чтобы меня заслушать. 29 двое полицейских пришли ко мне домой. Они показали мне удостоверение и сказали, что мы должны ехать в Бельцы, потому что в Глодянах нет сотрудников по уголовному преследованию, и они не смогут заняться моим делом. Я вошел в дом, взял свое пенсионное дело и подумал, что, наконец-то, на правильном пути. Когда мы приехали, я увидел, что машина не въезжает в Бельцы. Я понял, что они везут меня в психиатрию и начал сопротивляться. Это был автомобиль ВАЗ, двери были только спереди, и я не мог выпрыгнуть, даже если бы захотел. Меня вытащили из машины, надели на меня наручники, избили, я был в крови, и меня повели на комиссию. Я вошел и сказал им: «Люди добрые, вы врачи, позвольте мне умыться, смотрите, что со мной!» Они мне разрешили, после я разъяснил им, как обстоят дела, и что все завязано на пенсии. Я рассказал им обо всем, и потом меня отвезли обратно домой.

— 2 июля 2014 года Глодянский суд вынес определение о помещении Вас в Клиническую психиатрическую больницу г. Кодру на 30 дней для судебной психиатрической экспертизы. Чем они это аргументировали?

— 2 июля в срочном порядке состоялось заседание, в котором принял участие мой адвокат, предоставленный государством, прокурор и судья. К двум должно было начаться заседание. Я был дома, поел, выпил бокал или два вина и отдыхал. Мне позвонили из полиции, чтобы сказать о заседании. Я сказал им, что не приду, потому что выпил вина. Имею право. Когда смотрю, за мной приехали двое полицейских. Я написал им объяснительную, почему не пойду. Кто настаивал на заседании, не могу вам сказать. После я сходил за определением, в котором говорилось, что меня отправят на 30 дней в стационар в Кодру. Я знал о «Promo-LEX» и позвонил им. Юристы помогли мне подать жалобу в Апелляционную палату Бельц.

— Как случилось, что Вас привезли в Кишинев, если определение о помещении в больницу было обжаловано в иерархически вышестоящий суд?

— 18 сентября 5 полицейских забрали меня на улице. Я отказывался, и они схватили меня, надели наручники и затащили в машину. В Глодянах я сказал им: «Эх, парни, некрасиво вы поступаете. Вы должны отвезти меня домой. У вас будут неприятности. Они повернули машину. Дома я показал им эту бумагу, в которой говорилось, что есть жалоба в Апелляционную палату». Они не хотели слушать. Меня отвезли в Кишинев. При приеме они сказали мне написать заявление на госпитализацию. Я отказался. Они одели меня и отвезли в отдел № 17, где лечат хронический алкоголизм. Был четверг. Я был там в пятницу, а в субботу ко мне приехал сын, хотя я сказал своей жене никому не сообщать, оставить меня в покое, чтобы я отдохнул. Поскольку сын приехал, я отправил его в «Promo-LEX», чтобы он сообщил юристам, что меня закрыли. В среду приехал г-н Виеру из «Promo-LEX» и несколько представителей посольства Великобритании. Нам позволили поговорить. На следующий день я покинул больницу.

— По случаю Вашего задержания было начато расследование. Чем оно завершилось?

— Прокурор из Глодян был занят. Он не позвал меня на аудиенцию, но 5 декабря 2014 года он издал постановление об отказе в возбуждении уголовного преследования.

— В начале 2015 года начались слушания по делу о хулиганстве. Валентина Булига присутствовала на слушаниях? Какие заявления она делала?

— Было одно единственное слушание, именно поэтому дело рассматривалось около двух лет, до ноября 2016 года. Она была только на слушании, где ее заслушали как потерпевшую сторону. Она сказала, что ее так сильно ударили, что она ничего не помнит. Я хотел задать ей вопросы. Прокурор вместе с судьей Алиной Тихон предупредили меня, что меня удалят с заседания, если я задам вопросы. У меня не было возможности сравнить ответы г-жи Булиги с ответами свидетелей, потому что и свидетелям мне тоже не позволили задавать вопросы. Когда заслушивали моих свидетелей, меня удалили из зала. Государственный адвокат остался в зале, помимо моей воли. Г-жа Валентина не присутствовала, даже когда я давал показания, хотя она была потерпевшей. Случилось так, что в Апелляционной палате в Бельцах не работали ни аудиовизуальные, ни электронные панели, а Высшая судебная палата скопировала все, что написал Валериу Скрипкарь (сотрудник Инспектората полиции Глодян). Я был оштрафован на 200 условных единиц. Все это дело было расплатой молдавского руководства, чтобы я не мог получить надлежащей пенсии, и они поиздевались надо мной.

— Из всех попыток ни одно дело о проверке правильности расчета пенсии не дошло до суда?

— Нет, до суда не дошло. Прокуратура отказалась вовлекаться. Если я болен, докажите мне: «ты болен цифрами, математикой». Давайте поищем такую болезнь.

— Как Вы себя почувствовали, когда Валентина Булига ответила Вам, что Вы не умеете умножать?

— В одной газете, не знаю, в какой, я сказал, что лучше бы я не встречался с таким министром, который так поиздевался надо мной. Она не знала, кто я такой. Она могла бы дать такой ответ и учителю математики. Она не была готова к встрече со мной. В документах говорилось, что она приехала в Глодяны «с рабочим визитом». Приехать на работу – значит, приехать подготовленной, то есть она должна была найти в жалобах в Министерство, кто направлял больше петиций из Глодян. Затем приехать и сказать: «Слушайте, люди добрые, Доготарь от вас пишет жалобы». Она же просто приехала заниматься кампанией.

— У Вас еще есть надежда на то, что будет осуществлен перерасчет Вашей пенсии?

— Я не знаю. Я думаю, что если мне выплатят деньги, которые они должны мне дать, согласно решению ЕСПЧ, я смогу попытаться нанять хорошего адвоката. Только я не знаю, что за адвокат это должен быть, чтобы не было как в сельском хозяйстве. Вы много инвестируете и ничего не получаете.

— Вы думаете, хороший адвокат может доказать нарушения в деле?

— Я смотрю на Домнику Маноле, которую уволили из системы. Я слышу о некоторых статьях из законов, о которых я никогда не знал, и которые она поднимает. Один депутат, когда Филата выгнали из Парламента, сказал: когда вы ударяете палец, руку, ногу, кому вы причиняете боль? Только тому, кого ударили. Так и у нас, если начнет болеть у многих, может, что-то изменится.

— После взаимодействия с правоохранительными органами, что Вы думаете о нашей правовой системе?

— Не так давно бывший полицейский, который был моим начальником, когда я работал в полиции, приехал из Италии домой и нашел меня, чтобы поздравить с победой в ЕСПЧ. Он говорит: «Г-н Михай, не сдавайся!» Недавно другой полицейский, который все еще работает в системе, когда я пошел в центр, чтобы купить газету, остановил меня и сказал: «Михай, так держать!» Скажу вам, что наша полиция, наше правосудие сработали по команде. Я, посредством поздравления этого полицейского, понял, что есть люди, которые знают закон и исполняли бы его, но им не позволяют. Есть люди, которые могут что-то делать. Но не делают, потому что на них давят.

— Сожалеете об этом инциденте? Если бы у вас была возможность вернуться к тому моменту, как бы Вы поступили?

— Если бы ко мне было отношение, которое им было предложено: чтобы встретиться, решить мирно, это было бы нечто совсем иное. Я собирался показать ей те же бумаги, а она должна была показать бумагу, которую она взяла с собой, на которой было написано 1270 лей, и я собирался доказать ей, что вот, посмотрите, уважаемая, я не незнакомый, как вы говорите в жалобе в полицию. Она должна была написать «неизвестный до момента встречи». Да, до момента собрания мы не встречались. Она родилась, когда я, в ноябре 1961 года уехал в армию.

— Если бы Вы сейчас встретились с Валентиной Булигой, что бы Вы ей сказали?

— Я бы сказал ей, что она стала министром, но она не на своем месте.

— В настоящее время она депутат Парламента…

— И это не ее место. Летать в Брюссель и возвращаться обратно – ничего не значит. Государственный чиновник должен сначала иметь чистую совесть, добротные знания и работать, но не так, как она это делает.

— А на выборах, как Вы решаете, за кого голосовать?

— Последними выборами были выборы президента. Я не хочу критиковать Игоря Додона, потому что его и так склоняют, как только могут, это не имеет никакого смысла. Если он, экономист страны, взял деньги в банке, столько миллионов, под процентную ставку в 8%, то должен был постараться, чтобы любой гражданин Молдовы мог бы получать крупные суммы под такой процент. Тогда бы он был прав, но если он сделал только для себя и взял деньги, да еще и не вернул, а отсюда он кричит, что сделает то-то и то-то… Что он сделает? Клубнику? Выращивай клубнику, но плати деньги государству.

— Вы когда-нибудь думали, что когда Вы выйдете на пенсию, Вам придется бороться за право на пенсию на грани выживания?

— Никогда, потому что я работал большую часть лет в советское время, и если тогда кто-то попадал в центральную газету, то тогда точно все решалось. Сейчас нет никакой управы.

— Вы очень хорошо знаете ситуацию в стране: кто занимается политикой, и как обстоят дела в суде. Из каких источников Вы черпаете информацию?

— Была такая русская поговорка: Не надо много ездить, надо много видеть. Так и я. Я не смотрю каждый день телевизор. Я смотрю в субботу, когда идет дождь, но я смотрю на вещи, которые я понимаю и могу видеть. Если я их вижу и не понимаю, значит, я не вижу. Тогда политика – это жизнь, а жизнь – это политика. Если мы не разбираемся в политике, это означает, что мы ничего не понимаем в жизни.

— Благодарим Вас.

Беседу вела Марина ЧОБАНУ