Интервью с Анной Туртуряну, учительницей Лицея им. Николая Кассо из Кишкарен, Сынжерейского района
— Г-жа Туртуреану, недавно Вы направили смелое письмо министру просвещения, культуры и исследований, требуя увеличения заработной платы учителей на 50%. Как Вы решились отправить эту петицию?
— Все началось с наших ожиданий, ожиданий педагогов. Уже в 2017 году нам пообещали, что после увеличения на 11,3% в сентябре будет еще одно, более значительное увеличение. Мы поняли, что речь об относительно коротком периоде, в который они, возможно, не смогли определить финансовые ресурсы для существенного увеличения, но мои коллеги отправились в отпуск, надеясь, что по возвращении последует обещанное значительное увеличение. Индексирование всего лишь на 8% возымело для нас эффект удара молнии. Когда ждешь по возвращении найти золотые горы (смеется, прим.ред.), а находишь совсем иное, то ты крайне недоволен, и более того. В связи с этими обстоятельствами, в Группе солидарных педагогов (страница в Facebook, прим.ред.) были высказаны различные реакции. Большинство из них были вызваны действиями г-жи Бабук и ее подчиненных. Мои коллеги выразили недовольство. Самым болезненным было то, что на своей странице министр позволила удалить все наши комментарии и заблокировать нас. Ограничение доступа вызвало еще большее недовольство. Тогда я почувствовала, что мною не только пренебрегли, но и поставили на в угол. Я спросила себя, как такое возможно – если ваш ребенок говорит вам что-то о том, что ему не нравится, вы, просто-напросто, закрываете его где-нибудь и говорите ему, что он плохо себя вел или что сказал то, что не следовало? Так мы воспринимаем и госпожу-министра, как нашу мать, мать педагогов. Когда она пытается нас ограничить, мы реагируем как дети (смеется, прим.ред.). Чтобы было ясно, я лично очень много размышляла об этой инициативе. В течение двух недель я много анализировала: писать это письмо или нет. Сначала я получила очень жесткие реакции коллег и пересмотрела его. В целом, я думаю, что было десять версий текста, пока я не выработала окончательный. Инициатива поступила, по сути, от моих коллег, но они были более нерешительными. Каждый жаловался в своем окружении, все говорили об этом в кулуарах, и они пытались рассказать госпоже-министру обо всем этом в социальных сетях, но она удалила комментарии. Я сказала себе, что кто-то должен нарушить молчание. Я много думала, потому что это большая ответственность, и я решила, все же, сделать этот шаг, уверив себя, что есть люди, которые меня поддержат, потому что, в контексте, когда я просто пишу письмо, без последующих действий, это означало бы, что мы, просто-напросто, устраиваем шумиху, и это никак нам не поможет.
— Как, все же, возник этот бунтарский дух среди Ваших коллег?
— В этом году зарплаты судей, прокуроров и, в последнее время, государственных служащих увеличились на 50%, а педагогов – были только проиндексированы. Первоначально я даже обратилась к словарю, чтобы понять разницу в значениях между словами «увеличение» и «индексация». Я обнаружила, что эти понятия совершенно разные, после чего я сказала себе: стоп, теперь нам действительно нужно реагировать. Мы, педагоги, чувствуем себя равными другим в нашем обществе, но, по крайней мере, с социальной точки зрения, мы остались позади, как говорил г-н Канду. Также, глава Парламента заявил, что он, по сути, не знает, в чем причина такой ситуации, – либо мы слишком толерантны, либо слишком корректны. Тогда я сказала себе: может быть, он был прав, может быть, мы действительно слишком терпимы? С другой стороны, у терпения есть пределы. Мы обсудили с несколькими коллегами возможное повышение заработной платы. Было высказано мнение, что мы должны попросить увеличения на 150%. Я сказала, что необходимо планировать что-то реальное, необходимо сознавать, что никто вдруг не сможет предоставить нам золотые горы.
— Почему Вы считаете, что в Молдове образование ставится на последнее место?
— Я думаю, что ответ дала министр Бабук – нас «слишком много», хотя каждый из нас знает, насколько велик дефицит дидактических кадров. В условиях, когда не хватает около 2000 педагогов, она говорит, что нас слишком много. Не могу комментировать эту реплику. Работая над этим письмом, я хотела лучше подготовиться. Когда я увидела официальную реакцию, мне она показалась, по крайней мере, неожиданной. Что это может означать? Что у нас слишком много детей?
— Вы заботитесь о классе из 20 детей. Как Вам работается, и как Вы взаимодействуете с ними в этих условиях, полных лишений? У скольких есть родители или родственники, уехавшие за границу, и как сказывается на них миграция?
— Я думаю, что у около 70% моих учеников, по крайней мере, один из родителей за границей. Это очень болезненно для них. Для меня? Класс меньше и, на самом деле, почти не с кем работать. Надеюсь, что эта ситуация изменится, хотя не знаю, в каком направлении мы идем, потому что, к сожалению, люди мигрируют – забирают детей и уезжают. Это болезненная констатация. Это ситуация, когда мы не очень-то знаем, куда сориентироваться. Однажды мы можем очнуться в государстве без педагогов, без учеников. Я думаю, что Министерство просвещения должно задаться вопросом: что делать с этим дефицитом педагогов, – а Правительство и Парламент: что делать с теми, кто уезжает.
— Ранее Вы говорили, что в счет зарплаты Вы должны покупать учебные материалы, другие вещи, необходимые для уроков, отсутствующие в школе. Какие еще пробелы существуют в школах, о которых чиновники не знают или делают вид, что не знают?
— В сегодняшней ситуации, когда все оцифровано, у учителей нет компьютеров для работы. Я знаю, что некоторые директора учебных заведений мне возразят, заявив, что мы оснащены. Да, я согласна, есть 5-6 компьютеров, которые мы можем использовать. Однако они в не очень хорошем состоянии, и они являются источником головной боли, когда мы берем их на открытые уроки, и чаще всего мы вынуждены использовать наши собственные компьютеры. Нет подключения к интернету, не говоря уже о бумаге, тетрадях, простого карандаша никто не даст. Я даже не знаю, есть ли где-нибудь в Молдове сотрудники, которые приходят на работу с таким обилием материалов, как приходит педагог. Кто принимает во внимание, что, как правило, расходы на все учебные материалы несут дидактические кадры? Вместе с тем, у нас также нет специализированной литературы. Наши библиотеки располагают художественной литературой для детей, но в меньшей степени – дидактической и специализированной литературой для сотрудников. В большинстве случаев, мы вынуждены приобретать качественную литературу на собственные средства, и, вместе с тем, искать, где ее взять. Но мы кое-как справляемся, хотя и возвращаемся к проблеме окладов. Если бы они были больше, мы бы справлялись лучше, и нам не приходилось бы заимствовать дидактические материалы друг у друга.
— В нынешних условиях, есть ли шансы вырастить и воспитывать здоровое поколение?
— Те, у кого есть призвание, могут это сделать. Я не знаю, грешно ли, когда человека, хорошо выполняющего свою работу, вкладывающего всю свою душу, приходящего со всеми своими знаниями, вознаграждают так, как вознаграждают сейчас. Мы признаем, что, может, есть педагоги, получающие больше, но их число слишком мало, а то, что предлагается на статистическом уровне, с утверждением, что средняя зарплата составляет пять тысяч с половиной, – это всего лишь статистические данные. Выводится средняя, мы все это знаем, и тот, у кого зарплата в две тысячи леев, явно не удовлетворен тем, как выглядит эта статистика, потому что он знает, что в его карман попадает намного меньше, и он не позволяет себе нормально жить, ограничивая себя во всем.
— У вас четверо детей. Вы никогда не думали уехать из Молдовы, предоставив детям иные возможности, нежели те, которые может предложить Молдова?
— Я не думала, но многие из моих коллег приходят с такими предложениями. Они говорят мне: «Анна, ты понимаешь, что если ты сейчас уедешь в Германию, ты сможешь хорошо устроиться, за милую душу, дома, заботиться о своих детях и получать деньги от немецкого государства?» Я говорю им, что привыкла работать и отдавать самое лучшее. Я не хочу верить, что Молдова больше не нуждается в нас. Я хочу верить, что у Молдовы есть будущее, и что ей еще нужны образованные люди, и не только они, но каждый гражданин в отдельности. Но пока те, кто сверху, не думают об этих вещах, я не думаю, что что-то изменится. Пока что мы стоим на месте. Пребываем в ожидании…
— Много ли у Вас молодых коллег? Неужели их не разочаровывает то, что, вместо подготовки к урокам, они должны прилагать усилия, чтобы доказать правителям, что их зарплаты не достаточно для достойной жизни?
— У нас только два педагога младше 30 лет – я и девушка, которая трудоустроилась только в этом году. Раньше она работала в другой должности. Для молодежи нынешняя ситуация в системе образования очень болезненна. Пусть я и обижу кого-то этими словами, но каждый думает о себе. У нас есть коллеги, у которых уже есть дидактическая степень, стаж работы и, соответственно, более высокая зарплата, и они меньше думают о молодых, которые носят тяжести на спине. Первые реакции, чтобы вы знали, поступают от молодых коллег, у которых низкая зарплата, но которые все еще надеются, что они смогут выжить в Республике Молдова.
— В этом году, который также является предвыборным, что могут сделать педагоги, чтобы получить от правителей не только обещания, но и реальные действия?
— Я не хочу смешивать то, что мы делаем, с политикой, потому что это нас разделит, а я не хочу этого. Мы – сообщество, у нас одинаковые потребности, одни и те же нужды, а те, кто в политике, могут подумать и о нас, осуществляя более важные вещи. Пока что все проекты были в большей степени декларативными, а не реальными. Они должны подумать и о нас, что мы – те, кто дает им власть. У них есть все в руках, им нужно только знать, как жонглировать.
— Благодарим Вас.
Подготовила: Алёна ЧУРКЭ
