Интервью с Валерием Стрельцом, бывшим премьер-министром Молдовы

— Г-н Стрелец, как это – вести бизнес в Республике Молдова в 2018 году? Власть хвалится реформами и тем, что в Молдове становится все лучше и лучше. Какова ситуация на самом деле?

— В целом, если у вас есть настойчивость, выносливость, осторожность, если вы готовы много работать, вы можете заниматься бизнесом в Республике Молдова. Только вот есть несколько проблем на макроуровне, препятствующих более динамичному развитию. Я представлю их в иерархическом порядке. Первая проблема – человеческие ресурсы. Все труднее найти нужных людей, необходимых специалистов, даже рабочие руки на неквалифицированные работы, например, на уборку урожая. По этой причине, многие сдаются, понимая, что они не смогут преодолеть эту проблему. К сожалению, добрая часть хороших специалистов уезжают, а оставшиеся должны продвигаться до требуемого уровня мастерства, но они тоже подумывают об отъезде. Вторая проблема на макроуровне – это стоимость финансовых ресурсов. У нас все еще дорогие финансовые ресурсы для ведения бизнеса, для его развития, потому что большая часть оцениваемой прибыли должна быть возвращена в качестве процентов банкам. Третьей проблемой является правовая система. При взаимодействии с ней, деловые люди разочаровываются и считают, что здесь невозможно что-либо реализовать. У меня есть конкретные примеры, когда людей, которых я считаю честными, преследуют по уголовным делам 18-летней давности по выдуманным мотивам только для того, чтобы заставить их сдаться, и чтобы ряд земельных участков сельскохозяйственного назначения перешли в другие руки. Это ситуация, которая отбивает желание. Четвертой проблемой является инфраструктура. Скорость, с которой строятся национальные дороги, остается смехотворной: водопроводная инфраструктура, электричество, газопроводы, канализация недоразвиты, и это не позволяет начинать бизнес в том месте, где вы считаете это целесообразным. Это то, что есть. Мы должны признать, что стало меньше бюрократии, но эти четыре препятствия на макроуровне: человеческие ресурсы, правовая система, инфраструктура, стоимость финансовых ресурсов – сохраняются. Для ведения бизнеса в Республике Молдова требуется больше усилий, чем для того же бизнеса, развиваемого в государствах с нормальной функциональностью и инфраструктурой.

— Существует мнение, что если вы хотите вести прибыльный бизнес в Молдове, то вы должны поддерживать правящую партию. Оно было и ранее, и сейчас тоже присутствует такое убеждение. Это правда?

— Я заметил, что, по крайней мере, на публике, серьезные бизнесмены держатся подальше от политики и пытаются сохранять своего рода равноудаленность и не выказывать явной приверженности какой-либо конкретной партии, будь она правящей или оппозиционной.

— Что Вы можете сказать нам о коррупции в бизнес-среде?

— Она по-прежнему существует. Даже в отношении моей фирмы, о которой людям, в принципе, известно, что это мой бизнес, что я публичное лицо. Есть попытки вымогать взятки местных властей, которые давно должны были выдать разрешения. Их аргумент таков: таково правило. То есть, если вы хотите продвинуться быстрее, вам нужно что-то дать. Я могу только представить, что происходит с другими бизнесменами или экономическими агентами, которых преследуют, как это нравится делать некоторым чиновникам.

— В Вашей компании, «Bioprotect», изменилось ли количество и методы проверок органами власти за период, когда Вы были политиком?

— В Налоговой инспекции существует система оценки экономических агентов, и если они один раз провели проверку, второй раз, и ничего не нашли, они включают компании в разные категории доверия. К моей компании высокий уровень доверия. Наш бизнес абсолютно прозрачен, отчеты – правильные, налоги вносятся своевременно. Парадоксально, что количество проверок сейчас меньше, чем в тот период, когда я занимал публичные должности; тогда я даже подавал заявки, чтобы налоговые органы приходили с проверками, чтобы менеджеры моей компании не расслаблялись, и у них не было ощущения, что где-то у них есть крыша. Теперь, в принципе, проблема проверок не является проблемой – нам нечего скрывать, мы действуем законно и прозрачно.

— Обратимся к тому времени, когда Вы занимались политикой. 29 октября 2015 года вас сместили с должности премьер-министра голосами ПКРМ, ПСРМ и ДПМ. Вы сказали тогда, что вы ожидали, что вас сместят, потому что 17 октября вы отказались ответить на звонок г-на Плахотнюка. Как Вы думаете, дела бы наладились, если бы вы ответили г-ну Плахотнюку?

— Я не ответил ему, потому что, и я подчеркнул тогда, г-н Плахотнюк не занимал какую-либо публичную должность в молдавской государственной системе, ни политическую внутри ДПМ. Тогда я поговорил с г-ном Канду и сказал ему, что если у партии есть что-то мне сказать, я открыт для общения с лицами, занимающими должности. Кроме того, даже если бы мы переговорили, а затем встретились с г-ном Плахотнюком, я думаю, что тоже закончилось бы отставкой, потому что, вероятно, он бы попытался навязать некоторые правила игры, которые я не готов был принять.

— Правила пребывания в должности?

— Возможно. Возможно, определенная перестройка Правительства, уступка ряда министерств в пользу ДПМ, другие ситуации, которые я бы не принял, потому что мое видение политики отличается от видения ДПМ.

— Если бы Вы могли вернуть время вспять, ответили бы Вы г-ну Плахотнюку, чтобы остаться у власти?

— Я не держался за должность. За те 92 дня, которые я был премьер-министром, мы в точности исполняли программу правления, направленную на стабилизацию банковского сектора, расследование банковского мегамошенничества, прояснение ситуации с аэропортом Кишинева и других «чувствительных» областей для ряда политических акторов, которые поняли, что я могу быть нежелательным элементом в их будущих схемах.

— Как г-н Плахотнюк стал самым влиятельным человеком в стране, хотя он возглавляет партию, которая пришла в Парламент только с 19 местами?

— Имея контроль над правовой системой, в том числе составляющей уголовного расследования, контролируя большинство средств массовой информации национального покрытия, имея солидные финансовые ресурсы, он всего лишь использовал цепь слабостей политического класса Молдовы. Качества, навыки и отношение наших политических деятелей, восприимчивых к некоторым предложениям, от которых трудно отказаться. Следовательно, мы имеем то, что имеем. Все продается и покупается. Было создано большинство, которое управляет страной, и у нас есть гиперконцентрация власти в руках одного человека.

— Итак, мы можем утверждать, что в рамках тогдашнего правящего альянса было известно – правоохранительные органы контролируются ДПМ, даже если проводились конкурсы на должность директора НЦБК или других учреждений права…

— Это хорошо известный факт… Если вы проследите в последние периоды, вы увидите назначение на ключевые должности правовой системы проверенных, заслуживающих доверия лиц. Очевидно, что этот контроль был и есть.

— Можем ли мы сказать, что эти конкурсы практически имитируются, даже если в них участвовало несколько человек?

— Скажем так, они заканчивались с предопределенным результатом.

— Почему же Вы, все же, позже ушли из политической жизни, хотя достигли вершины?

— Потому что заполнился целый ряд чаш терпения. К концу февраля 2016 года моя совесть разрушила ряд мотивов, на которых основывалось решение заниматься политикой. Первый – зачем вести политическую деятельность, второй – с кем вести политическую деятельность, и третий – для кого заниматься политической деятельностью. Решение было принято. Возможно, последний мотив будет интерпретирован, но я получил так много оскорблений на моей странице в Facebook от народа, которые проголосовали в Оргееве за человека со справкой, а на протестах перед Правительством меня сделали меня. У меня больше нет причин оставаться в политике.

— Из чего мы понимаем, что Вы не вернетесь в политику?

— В настоящее время, ситуация 2015-2016 гг. по-прежнему сохраняется. Кроме того, у меня есть проекты по развитию бизнеса.

— Вас когда-либо шантажировали или угрожали бизнесу, которым управляла Ваша семья, когда Вы занимались политикой?

— Некого рода общественное давление на меня и бизнес моей семьи существовало во время подготовки отставки Правительства, которое я возглавлял. Как по команде, к рампе вышли Додон и другие более мелкие шавки, которые выступили с серией инсинуаций обо мне и моей компании. Последствия этих нападений ощущались в 2016 году и в 2017 году, когда мне пришлось приложить большие усилия, чтобы успокоить клиентов и партнеров моей фирмы. «Bioprotect» и сейчас судится с Игорем Додоном. Других попыток шантажа или давления на меня не было, и нет.

— Что принесла Вам должность премьер-министра?

— Отличный опыт. Комплексное видение управления государственными делами, опыт общения с важными персонами на региональном и даже глобальном уровне, уникальный опыт выступления на трибуне ООН на 70-й юбилейной сессии. Незабываемые мгновения…

— А что Вы потеряли, упустили, в тот период?

— Возможно, только в области межчеловеческих отношений. Некоторые «друзья» приходили с большими надеждами и рядом хитрых предложений после моего назначения на должность, в которых я им отказал. После этого они, в некотором смысле, смотрели на меня как на чудака. Отдельные отношения ухудшились даже на уровне соседей по кварталу, некоторые из них и сейчас смотрят на меня криво, и я должен объяснять им, что не катался в масле и не крал, занимая государственные должности. Даже с моими сыновьями у меня были дискуссии. Я должен был объяснить им, что произошло, и какими были мои принципы политической деятельности.

— О Владе Филате. Почему он оказался в ситуации, в которой находится сегодня?

— Я думаю, что это политический хрестоматийный случай. Когда политик принимает на себя роль национального лидера, он не должен выходить за рамки некоторых священных красных линий, являющихся непреложными. В моем понимании, он их преступил. Я не буду называть эти красные линии, но печальная составляющая в том, что эти красные линии преступаются ежедневно другими царьками-однодневками, и ничего не происходит, потому что они бронированы, оснащены инструментами для самозащиты.

— Вы общаетесь с ним?

— Я не общаюсь с ним и не просил о встрече по месту его заключения.

— А с теми, кто стал депутатом по спискам ЛДПМ, а теперь ДПМ, присоединившись к этой партии, Вы общаетесь? Почему они вступили в ДПМ?

— О причинах я уже говорил. Возможно, есть исключения, связанные с некоторыми формами шантажа, что заставило их перейти в ДПМ, но, в большинстве случаев, я думаю, что их заманили предложениями, от которых нельзя было отказаться. За одним исключением, я больше с кем из них не общаюсь.

— У этих людей все еще есть политическая карьера?

— В Молдове может случиться все. После Оргеева, или «Шоргеева», как еще говорят, после Жоры, в Молдове возможно все (смеется).

— Вы были депутатом Парламента, когда произошло банковское мошенничество. С 2014 года все еще ищут «миллиард». У правоохранительных органов также есть стратегия по возврату денег. Что вы знаете об этом мошенничестве? Где, по-Вашему, деньги находятся сейчас?

— Я знаю ровно столько, сколько и Вы, из открытых источников в средствах массовой информации. И все. Это мошенничество было подготовлено и провернуто с тщательностью в тени громких и патриотических заявлений о необходимости укрепления банковской системы и привлечения иностранных инвесторов в банковскую систему. Но, на момент осуществления мошенничества, я твердо убежден, что ничего бы не случилось, что деньги не покинули бы страну, если бы некоторые политически контролируемые организации действовали в соответствии со своими полномочиями: если бы НБМ своевременно нажал красную кнопку, если бы подразделение по борьбе с отмыванием денег НЦБК и Генеральная прокуратура отправили их вовремя за решетку, в рамках предварительного заключения, так, как сейчас арестовывают по порядку, ряд фигурантов, у которых просто не было бы доступа к ручке, чтобы подписать определенные решения, ничего бы не произошло. Это мое глубокое убеждение. У кого тогда был политический контроль над НБМ, НЦБК, Прокуратурой? Я уверен, что Вам это прекрасно известно.

— Как Вы думаете, власти действительно ищут эти деньги?

— Я убежден, что они не заинтересованы в том, чтобы искать их серьезно и участливо, потому что эта размотанная нить может привести даже во двор того, кто начал поиски (смеется).

— Недавно Европейский парламент проголосовал за жесткую резолюцию в отношении Республики Молдова, приостановив финансирование. Как мы до этого докатились?

— По моему мнению, это ситуация, заслуженная властями Республики Молдова. Насколько я понимаю как гражданин, система в целом шаткая и довольно гнилая. Декларируются реформы без результата. Распространенное общее мнение, воспринимаемое всеми, гласит, что правовая система находится под политическим контролем и принимает решения, которые согласуются с правящей коалицией, хотя это противоречит обязательствам, взятым на себя Молдовой. Я думаю, что это момент, когда европейские власти, наши европейские партнеры решили сказать «стоп», хватит. На данный момент мы предупреждаем вас, желтая карточка. Но может последовать и красная.

— Что будет означать красная карточка? Например, аннулирование либерализованного визового режима?

— Это может означать приостановление или даже отмену тех достижений, которые были достигнуты, особенно в отношении либерализации визового режима, Соглашения об ассоциации и других инструментов сотрудничества.

— После этой резолюции правящая партия и средства массовой информации, контролируемые этой партией, начали тонкую риторику анти-ЕС. На ваш взгляд, ДПМ по-прежнему является проевропейской партией?

— (Вздыхает) По своей сути, ДПМ вряд ли можно отнести к проевропейской партии, которая разделяет про-европейские ценности, выступает за соблюдение прав и свобод человека и, в частности, за независимость судебной власти и средств массовой информации. К сожалению, это не совсем так. Поэтому, даже если политическая программа ДПМ, даже если публичные заявления и пропаганда, которую ведут телеканалы, утверждают иначе, в сущности, я убежден, что ДПМ должна много работать, чтобы очиститься и стать аутентичной проевропейской партией.

— Как вы думаете, почему были аннулированы местные выборы в Кишиневе?

— Это парадокс. На мой взгляд, очевидно, что это политическое решение. В принятии этого решения даже не пахнет независимостью судебной власти, но это парадокс. То, что режим предложил бороться с представителем оппозиции, который выиграл мандат генерального примара Кишинева всего на один год, не вписывается ни в какую логику. Случившееся носит вызывающий характер.

— А мотив для отмены выборов, то, что велась предвыборная агитация?

— Это притянуто за уши. Не было предвыборной агитации. Были призывы к голосованию, которые также делались и в ходе других кампаний. Другие поступали так же, включая нынешних власть имущих. Мог быть отменен 2 тур или 2 тур мог быть повторен. Это странное решение! Логично, что это решение не устраивает ДП, и я говорю об этом не как симпатизант этой партии. Решение об отмене всенародного голосования – за гранью любых лимитов и демократические устоев, и за него должно штрафова и наказывать.

— Недавно премьер-министр сказал, что ЕС также несет ответственность за провал реформы правосудия. Что Вы думаете по поводу этих заявлений?

— Г-н премьер-министр Филип и ранее делал ряд поспешных заявлений, а затем пытался как-то улучшить отношения. Я надеюсь, что на этот раз он тоже выступит с какими-то разъяснениями о том, что именно он имел в виду, говоря, что ЕС виновно в провале ряда реформ в судебной системе. Очевидно, что это слишком отвлеченное утверждение, которое должно быть либо отозвано, либо дополнено уточнениями.

— Каковы отношения между ДПМ, которая управляет и ПСРМ, теоретически находящейся в оппозиции?

— Судя по тому, как принимаются некоторые назначения на должности, по тому, как продвигаются некоторые послы, некоторые министры, по тому, как делается «реальная политика», видно, что обе партии взаимно дополняют друг друга. ДП с трудом пытается использовать проевропейский прозападный сегмент, понимая, что здесь образовался вакуум, и только партия с определенной организационной структурой может претендовать на его заполнение, потому что все остальные разделены, расколоты. Социалисты работают над левоцентристским, восточноевропейским сегментом. Соответственно, существует своеобразное взаимовыгодное сотрудничество с долгосрочной перспективой.

— Могут ли эти отношения приобрести официальный характер после парламентских выборов?

— Все возможно. Мы стали свидетелями конъюнктурного голосования в Парламенте, практикуемого ДПМ. Переговоры 2010 года вспоминают мне и сегодня. В декабре лидер ДП признал, что вел переговоры, как с правыми, так и с левыми. Так что в политике все возможно.

— Молдова движется в сторону диктатуры или у нас уже диктатура?

— Классический образец диктатур, будь то современных, будь то древних, предусматривает применение на практике целого ряда элементов, которые у нас до сих пор не наблюдаются. Но верно и то, что Молдова больше не является демократическим государством, правовым государством в классическом смысле этого понятия, потому что ветви власти в этом государстве срослись. Классического принципа разделения властей не существует. Они действуют в унисон, скоординированно или согласованно – как исполнительная, так и законодательная, и даже судебная. Решения, касающиеся деятельности этих ветвей власти принимаются в офисе партии. Даже большая часть четвертой ветви власти национального покрытия входит в структуру этого ансамбля власти. Это сращение ветвей власти, приведшее к мега-концентрации власти в руках одного человека, может перерасти в драматические последствия для страны, которые в определенный момент могут быть вызваны лишь плохим настроением человека, держащего эти рычаги в государстве.

— Решение в протестах?

— Конечно, да. Что бы ни говорило руководство страны, они не могут утверждать, что равнодушны к протестам. Я уверен, что, когда граждане протестуют, власти испытывают большое волнение и думают о том, как найти решение.

— Благодарим.

Беседу вел Виктор МОШНЯГ