«Когда они подняли нас глубокой ночью, ближе к утру, случилось так, что у нас даже хлеба не было». «Мой отец убежал, надеясь, что мою беременную мать да с шестью детьми не заберут». «Мы были в последнем вагоне. Мы очень долго жд˝aали, пока не загрузили всех тех, кто убежал». Депортации с 5 по 6 июля 1949 года являются второй, самой большой волной, ее жертв поминают каждый год 6 июля, в день, объявленный национальным траурным днем. И в этом году, депортированные собрались возле Железнодорожного вокзала, несколько символически, чтобы перелистать воспоминания о «жизни там».

Марии Кастравец 75 лет. Тогда ей было 5 лет. Они разбудили ее посреди ночи. «Собаки лаяли, кошки мяукали, было ужасно», – вспоминает женщина. Так случилось, что в доме не было даже хлеба. «Я помню, что мы взяли с собой буханку хлеба, которую дала нам женщина с магалы, маленькое ведерко топленого масла, покрывало и изголовье. С этим нас отвезли в Сибирь. Это то, что я помню. Я жила там, в Тюменской области, Новозаимском районе, секции номер два», – вспоминает она.

«Я просилась по всему селу, но меня никто не взял»

Марии Кастравец было пять лет, когда ее депортировали вместе с отцом и братом

В тот день некоторые солдаты следили за матерью, а остальные охраняли отца Марии. «Я, будучи маленьким ребенком, вышла на улицу. Кто-то шепнул мне, что, может быть, какая душа и возьмет меня. Они думали, что мама и папа смогут убежать. Я просилась по всему селу, но меня никто не взял». Вот я и вернулась. А моя мама, поскольку у нас не было хлеба, пошла на летнюю кухоньку делать мамалыгу. У сада была дыра в заборе. Солдаты стояли у двери. Когда она делала мамалыгу, ей удалось вылезти через отверстие и убежать через виноградник. Но отца солдаты держали, не спускали с него глаз» – рассказывает Мария.

Они взяли Марию, ее отца и ее брата. О маме известно, что он два года, плача, блуждала по холмам. Потом она не выдержала. Пришла к ним. «Ей стало нас жалко, двое детей остались только с отцом. Ради нас она приехала. Затем она работала там. Носила воду на 35-градусном морозе. Мы, как и мы, поскольку были детьми, но родителям очень досталось», – вздыхает женщина.

Она была маленькой и, по большей части, сидела дома, но это не избавило ее от голода и холода. «Мы были почти что раздетыми, когда нас забрали. На мне было одно платье. Там не было домов, только несколько бараков. Они специально привезли людей, чтобы рубить лес и строить жилье. Там нас было две семьи из Зымбрян. Мой отец уходил утром на рубку леса и возвращался ночью, и говорил нам, что когда вернется с работы, чтобы хотя бы картофель был почищен. Мы поддерживали картошку на груди, как могли, и вырезали по ней ножом. Народ был очень многострадальный», – добавляет Мария Костравец.

Они вернулись через 10 лет, после смерти Сталина. «Родители, – заключает Мария, – говорили, что пусть они и скоро умрут, но умрут на своей земле».

«У нас есть могила и крест в 92 км от Иркутской области»

Семью Попеску из села Валя-Трестиень, Ниспоренского района, разбудили в полночь того же 1949 года. Подняли всех шестерых детей и мать, беременную седьмым. Отец бежал, надеясь, что не заберут беременную мать с шестью детьми. Их отвезли в Иркутскую область.

«Папа, спустя год, узнав адрес, приехал к нам. Мама родила там. Когда ему был годик, ребенок, мой брат, умер. У нас есть могила и крест в 92 км от Иркутской области, если они сохранились», – говорит Василица Постикэ-Попеску, указывая на черно-белое фото, которое она держит в руках, с изображением всей семьи.

В семье Василиссы Постикэ-Попеску были депортированы все шестеро детей и мать

Женщина показывает на девочек и замечает: «Смотрите, 16-летние девушка выглядят как 50-летние». Девушки работали на очистке деревьев от веток, после того, как мужчины их валили. Василица работала там около восьми лет. «У нас была небольшая комната с окном в бараке, хотя нас было девять или более человек. Это была маленькая деревенька, они пекли хлеб в пекарне для всех наших», – вспоминает она, добавляя, что ее родители боролись, как могли, и вернули нас всех домой здоровыми. «Сегодня нас три сестры из шести детей. Родителей больше нет. Мне было шесть лет, когда нас забрали, многие дети моего возраста умерали. Мы пережили голод, мороз, нужду, болезни. Они давали нам порционно черный хлеб. Первый год был очень сложным. Мы жили в бараках, в тайге, вдали от любого города, без света, без связи с остальным миром. Мы были полностью изолированы. Мы жили в пяти бараках побольше, потому что из нашего села вывезли пять семей, во всех – по пять детей, и наша. Много могил там осталось», – говорит она.

Все они вернулись после смерти Сталина. Им потребовалось время, чтобы вернуться через Москву в Кишинев. Они вернулись на родину. Там их дом превратили в примэрию. «Они использовали его и не вернули нам. Мы начали с нуля другой дом», – рассказывает женщина, с грустью в голосе.

«Замерзала даже вода в ведре на плите»

Людмиле Поятэ 84 года, она из Ципала. Когда в село приехала машина, она была на прополке. «Моего отца взяли с телкой на ярмарке. У нас также были быки и лошади. В другие разы тоже приезжали машины, и мы наблюдали за ними, потому что из дому их было видно как на ладони», – вспоминает она.

В селе говорили, что они придут, «и моя мать сказала отцу, что если он откажется от дома на год, возможно, мы останемся здесь. Отец говорил: «Эй, эти бабки надвое говорят». Вот, он не поверил, а те, кто убежал, спаслись. Я помню тот день, когда я пришла из села, поднялась по коридору к нам, нарвала груш, это были ранние, и пошла на завалинку. Последний раз я видела свой дом, когда поднималась по коридору рвать груши», – говорит, в порыве эмоций, Людмила.

В полуденное время мать отправилась домой, чтобы приготовить еду – у них также была девушка, помогавшая в поле. Посреди происходящего, Людмиле и ее брату удалось бежать, ночуя в винограднике. Мать тоже бежала. На следующий день, с голодным и босым братом, как были на прополке, после сбора кукурузы, грязные, грязные, они обошли справа и отправились к двоюродным братьям, жившим неподалеку, чтобы попросить еды.

Между тем, охотившиеся прятались в соломе, кукурузе или кизяках. «Солдаты много прошерстили, прежде чем нашли мою мать. В конце концов, они схватили меня, моего брата, еще одну сестру. Отца они взяли два года спустя, потому что он не выдержал. Он жил у другой сестры, и всякий раз, когда кто-то стучал в дверь, ему приходилось прятаться. Как долго можно это выдержать?» – спрашивает женщина и добавляет, что они не были из кулаков, у которых было незнамо какое богатство, – они были просто трудолюбивыми, трудягами.

Они попали в последний вагон, потому что, как говорит Людмила, они долго ждали, пока не соберут всех, кто бежал. Их отвезли их в Тюменскую область. Все тяжело работали, как и дома, но это было гораздо сложнее. Затем, когда речь шла о еде, нужно было идти в магазин, стоять в очереди, чтобы вам дали хлеб, согласно норме. «Я помню, как однажды я купила картофель, там где жила, была яма, и я положила его в нее. Я даже не знала, что горит, а что нет. Когда я рубила доски и клала их в огонь, из них выходил пар. В конце концов, картофель замерз, как орехи. Замерзала даже вода в ведре на плите», – со слезами на глазах говорит женщина.

Восемь лет они жили там. По возвращении, они остались в доме одной из сестер из Бэчой. Всего там жили 16 человек. В селе им сказали, что им нечего искать.

В этом году правительство объявило об увеличении ежемесячного пособия жертвам депортаций от 100 до 500 леев. Отвечая на вопрос о решении увеличить выплаты в год выборов, министр финансов Октавиан Армашу сказал, что это «давно уже должно было случиться», и что существует целый комплекс мер, принятых для бывших депортированных.

Алёна ЧУРКЭ