Интервью с Юлией Бадя-Герите, журналистка, Courrier International, Париж
— Теракт, происшедший 7 января в штаб-квартире французского сатирического еженедельника Charlie Hebdo переполошил весь мир. Пресса утверждает, что это самый грозный теракт, происшедший во Франции, вследствие которого 17 человек были убиты и 11 ранены. 3 террориста погибли во время нападения правовых сил, женщина объявлена в розыск. Нападавшие сообщили, что они отомстили за пророка Мухаммеда, который был высмеян в нескольких карикатурах, опубликованных в Charlie Hebdo. Что же, в конце концов, произошло?
— Я склонна полагать, что это была казнь, окончившаяся большим кровопролитием, запланированная в нескольких местах Парижа, но и в окрестностях. Первопричиной, действительно, могла стать публикация данным еженедельником, в сентябре 2011 г., карикатур пророка Мухаммеда. Однако, Франция, которой неоднократно угрожали террористическими атаками, могла просто стать свидетелем началу конца. Двойное начало: насыщение французского населения, происшедшего из колоний, которое так и не сумело стать частью французского общества и превратило это разочарование в убийственную идеологию; но и осознание французским политическим классом, а также европейскими политиками, существования неизбежной и беспощадной угрозы, которая предполагает радикальную исламизацию части нашего общества.
Правда, существует еще кое-что, что указывает на невозможность столь огромного совпадения: последний роман француза Мишеля Уэльбек, «Soumission», который предвещает появление общества, в котором руководят мусульмане, а остальная часть общества приспособилась бы к покорности, которую может порождать лишь бессилие перед неизбежностью. Атака на редакцию Charlie Hebdo произошла в день, когда книга появилась на магазинных полках. Тем временем, автор, который уже отказался продвигать свой роман, был помещен под защиту полиции.
— В контексте Зимних Праздников, Charlie Hebdo позволил себе сделать и карикатуры Иисуса Христа, однако они прошли без каких-либо столкновений, по крайней мере, со стороны последователей христианской церкви. Как вы это объясните?
— А что если ответ весьма основателен? А именно то, что, наверное, у католиков, протестантов или даже православных больше чувства юмора, чем у мусульман? Если говорить серьезно, правда заключается в том, что самые страшные, самые разрушительные события в мировой истории произошли по религиозным мотивам. Во имя Бога были совершены чудовищные преступления. Кто тогда руководил их оружием? Сейчас, задаю себе тот же вопрос, при этом, не поддерживая каким-либо образом многолетние казни мусульман или исламистские группировки. Волей-неволей, возникает неизбежный вопрос: может ли быть оправдан их фанатизм страстью, которую они доказывают, веря в Бога, который, на самом деле, является и нашим Богом? Неужели мы не в состоянии получить адекватный ответ, неужели мы так легко становимся жертвами их терактов, потому что где-то потеряли свою страсть? Веру? Солидарность? превратило ли нас состояние мира в наивныых и эгоистичных?
В конце концов, как бы то ни было, для меня, по меньшей мере, то, что Charlie Hebdo высмеивал и исламизм, и католицизм и т.д., указывает на их беспристрастность, равновесие и способность смеяться над чем угодно, независимо от религии. сопротивляться карандашам оружием – это не только отсутствие чувства юмора, но и раздражающая сумасшедшая ярость, неспособность оценить некоторые вещи на том уровне, на котором их следует рассматривать.
— Вы проживаете во Франции с 2000 г. и успели узнать французское общество. Существует ли религиозная нетерпимость в данной стране?
— Мне не привлекли внимание события подобного рода. Были различные происшествия, которые могли быть интерпретированы подобным образом и даже убийства с сильно выраженным религиозным подтекстом. Я вспоминаю случай молодого еврея, Илана, которого похитили, пытали, а потом бросили голого на железнодорожных путях. Это произошло несколько лет назад. Были случаи, когда французы, некоторые из них, отомстили некоторым из румынских ромов, которых избили. Однако, я не считаю, что эти трагедии, отдельно взятые, могли бы стать характерным проявлением признака религиозной нетерпимости.
Франция – светская страна, в которой принимаются, допускаются, практикуются много религий, начиная с буддизма и заканчивая адвентизмом, который был признан как часть отрасли протестантской религии. Таким образом, я не верю в религиозную нетерпимость, а скорее всего в определенный экстремизм, который хотел бы нас убедить в том, что существуют социальные переломы подобного рода, которые зарождаются не только иммиграцией, но и существованием других религий, кроме тех… которые присутствуют на протяжении долгого времени и поняты окружающими. Но теперь, соблюдая историческую правду, Франция когда-то была страной религиозной нетерпимости. Вспоминается сейчас преследование протестантов и ночь Святого Варфоломея. Но эти времена остались в прошлом. Сегодня, это всего лишь литература, к тому же романного жанра, вроде романов Мишель Зевако, которые никто не читает.
— В связи с нападением в Париже, несколько политических аналитиков поспешили объявить о вхождении Европы в зону нестабильности и незащищенности. Что об этом пишет французская пресса?
— Нападения в Париже не были первыми нападениями подобного рода в Европе. Были прецеденты в Испании и в Великобритании. Но то, что произошло в Париже получило значимость вектора и символа, потому что речь идет о казни и потому что, самое главное, жертвами стали журналисты, т.е. та часть общества, чье предназначение заключается в том, чтобы раскрывать преступления, осуждать эти преступления, рассказывать о них человечеству, напоминать о них. Возможно именно так и объясняется великое собрание в Париже. Республиканский марш стал европейским маршем. За ночь, Париж стал символом. Надеюсь, что французские, европейские, международные лидеры извлекли урок более значимый, чем обсуждение происшедшего и демонстрации множества людей, вышедших на улицах. Они еще не требуют расплаты за то, что произошло, за то «как это стало возможным?» в стране, которая находится под пристальным надзором, но этот день близок.
— Мнения о преступных нападениях во Франции различны. Для некоторых, карикатуры Мухаммеда – это посягательство на их религиозные чувства. Для других, это право на свободу слова, которое не должно быть, ни коем образом, ограничено. Может ли существовать неограниченная свобода?
— Может существовать неограниченная свобода… Правильнее было бы сказать, «существуют ли сюжеты, о которых лучше не писать, если мы хотим остаться в живых?» Журналист – как та песня: он проникает всюду и говорит обо всем. Когда он надевает намордник, чтобы не беспокоить соседей чтобы не ранить чьи-либо чувства, его песня звучит фальшиво и его значимость нулевая. Нет сюжета, который должен стать табу, но ни один сюжет не должен рассматриваться субъективно. Это единственное, что имеет значение. Если ты решил поднять на смех что-то, потому что ты – сатирическая газета, хорошо, но в этом случае, ты должен поднять на смех все и вся, включая самого себя. Также как и в других профессиях, в журнализме существует доза риска. Но это обоснованный риск. Если мы не будем говорить, писать, раскрывать, кто это сделает? Боюсь, что никто. Следовательно, что бы ни случилось, мы ни в коем случае не должны поддаваться страху. Если бы подумали о нас, о журналистах, здешних, тамошних, со всего мира, как об армии, мы стали бы самой грозной армией в мире: сегодня, по данным Европейской Федерации Журналистов, только в Европе существуют, воюют за свободу слова 500.000 журналистов. Кто-то считает, что столько людей можно заставить замолчать?
Интервью реализовано ZdG
