Интервью с Ионом Раду, бывшим депортированным

— Господин Раду, некоторые жители села говорят, что вам 80 лет, другие – что 82. Сколько Вам лет на самом деле?

— По документам я 1937 года, но в те времена все родители старались, чтобы дети мужского пола были более зрелыми, когда пойдут в армию, и делали их младше на год по документам. Так было тогда. На самом деле я родился 1936 года, 10 марта. Весной мне исполнится 82 года.

— Когда Вы прибыли в Сибирь?

— В 1949 году, 6 июня.

— Вы что-то помните о тех событиях? Вам было 12 лет.

— Хе-хе, помню ли я… Я очень хорошо помню все, что происходило в детстве. Я помню и войну, когда прилетели самолеты, и наша мать схватила нас и посадила в подвал. Как я могу не помнить? Во время войны нас эвакуировали, привезли в Ниспоренский район, в Милешты, затем в Сагиены, Унгенского района. Нас перевозили туда-сюда. Сколько людей тогда потерялось, не дай Бог. Это было ужасно.

Мы ехали очень долго. 6-го поезд отправился, но нас, по сути, 3-го начали свозить на станцию, в вагоны, в которых перевозили коров и свиней. После животных там ничего не вычистили. Нас продержали три дня в Бахмуте, на вокзале, и когда они заполнили вагоны, мы тронулись. Днем они держали поезд на мертвой линии и не пускали, чтобы люди не догадались, но всю ночь он ехал как пассажирский. Мы прошли через большие трудности. Там на месте был и туалет, и все «удобства». А жара… Это невозможно было выносить. Эти вагоны были сделаны из железа, вы представляете, какую жару мы там пережили? Мы не знали, куда нас везут, когда мы пересекли Волгу, то поняли, что нас везут в Сибирь. Когда мы добрались туда, нас продали. Тебя спускали с вагона и спрашивали, куда хочешь: в колхоз, в совхоз, леспромхоз (лесное хозяйство, прим. ред.). Мы были с матерью и двумя сестрами. Мама, поскольку не знала, где будет лучше, сказала, что в колхоз, и нас отдали туда. В колхозе мы страдали от голода в течение 2 лет. Нам давали по две картофелины, две столовые ложки крупы, и на поле, на огне, мы готовили еду. На работе неважно было, мал ты или велик, работали все.

— И как долго Вы там пробыли?

— 6 полных лет. В 1956 мы вернулись. Они не хотели отпускать нас из тех хозяйств, потому что мы, молдаване, были работящими. Мы научили их доить овец, о чем они не имели представления. Научили их покрывать дома глиной.

— Какой была Молдова, когда вы вернулись? Что-то изменилось?

— Естественно, что за шесть лет были изменения. Но тогда был закон, что, если ты возвращался, тебе не разрешали приехать в родную деревню. Я поступил на работу в Корнешты на тракторную станцию и меня поставили там на учет, но я приезжал сюда и спал у своего брата. Когда нас депортировали, он был женат, а женатых не забирали, взяли только мать и младших детей. Но сначала арестовали моего отца, в 1945 году, после окончания войны.

— Почему они арестовали его?

— Почему? Они нашли свидетелей, которые сказали, что мой отец якобы жаловался на российских шпионов. Но ничего такого не было. И они дали ему 10 лет тюрьмы. Он провел 9 лет в тюрьме, а после смерти Сталина они освободили его, и он приехал к нам, туда, в Сибирь.

— Вы говорили, что вернулись домой и начали работать…

— Да, как только я приехал, я пошел работать. Я проработал там 25 лет, потом 25 лет в лесном хозяйстве, инженером-механиком. Оттуда я и вышел на пенсию. Я работал до 1992 года.

— И, с тех пор, чем Вы занимаетесь?

— Домом, сельским хозяйством.

— Мы видели у Вас несколько дипломов, Вы делаете хорошее вино…

— В 2014 году я занял первое место по 3 районам и по республике, в 2015 году – снова первое место, в 2016 году – второе место. Люди приезжают и покупают у меня вино на свадьбы и крестины. И в диаспору: мое вино добралось и до Португалии, и до Германии, и до Греции. То один, то другой говорит, что если вы хотите хорошего вина, вы можете найти его в Унгенском районе, у деда Иона Раду.

— Как много вина Вы делаете?

— В этом году сделал 4 тонны.

— Но в чем секрет хорошего вина?

— Прежде всего, бочки должны быть необычайно чистыми. Затем вам нужно знать, как хранить его, когда оно ферментируется. Лучшее вино получается при ферментации в течение нескольких дней, погода должна быть прохладной.

— А какая у Вас пенсия? Правительство нынче говорит, что оно повысило пенсии…

— Говорю вам, насколько повысило: 6-7%. Они повысили, но только не нам. У меня нет даже двух тысяч. 1900. Жена получает 800, и ей не подняли ни на копейку. Источник, благодаря которому я выживаю, одеваюсь, питаюсь, – продажи. У меня есть покупатели из Унген, которые приезжают и покупают по 200-300 литров вина, мне платят сразу наличкой. Весной продаю черенки и снова получаю 4-5 тысяч. Продаю ядра грецких орехов, у меня сад. У меня есть один гектар леса акации и пол гектара ясеня и дуба.

— У Вас есть дети?

— У меня два сына и три внучки.

— Они Вам помогают?

— Мне не нужна помощь. Они оба за рубежом вместе со своими семьями. Они спрашивают меня: зачем тебе нужно работать, лучше мы тебе вышлем еще по 100 евро, и тебе хватит. Держите евро там, у себя в кармане, я могу справиться сам. Когда сын приехал домой и сделал ремонт в доме, я дал ему 20 тысяч. Бери, мой дорогой, больше не меняй евро. Я не жду помощи, сказал им, что мне не нужны их деньги.

— Но почему они уехали за границу?

— Уехали, потому что самый старший тогда купил квартиру для дочери в Кишиневе. Теперь он уже получил итальянское гражданство и хочет оформлять пенсию, ему 61 год.

— А Вы были в Италии?

— Был один раз.

— И как там?

— Эх, мы не живем так, как другие в этом мире. Нам необходимо изменить менталитет. У нас люди больны. Там вы не видите соломы на земле. А у нас, что мы делаем с мусором? Бросаем по пути. Сделаешь замечание, так, вместо того, чтобы признать, еще и издеваются над тобой. Там между селом и городом не ощущается разницы. Когда я ехал на автобусе, я не видел людей, работающих днем в жару в поле. Все механизировано.

— Вы помните Снегура, Лучинского и всех президентов с момента независимости. Был ли среди них руководитель, который пытался сделать что-то хорошее?

— Снегур заслужил побыть в руководстве еще несколько лет. Вы представляете себе, как трудно начинать руководить страной, а кроме того, еще и договариваться с россиянами? Он боролся, но самое большое воровство началось с господина Лучинского. И детей своих сделали ворами. Кто продал самолеты, не он ли?

— Каким был Воронин?

— Воронин тоже воровал. Он пошел по тому же пути, что и Лучинский. И его сын тоже воровал.

— А Тимофти?

— Тимофти был тихим человеком. Ни себе, ни другим. Он, с одной стороны хотел мира и покоя. Раздавал только медали и ордена.

— Додон?

— Додон – самый лучший президент, только ему нужно было давно сидеть в тюрьме. Где это видано, чтобы президент ездил поздравлять Красносельского и приехал рассказывать нашим парням, которые сражались, бедные, и сколько из них потеряли свои жизни, защищая страну, чтобы они поехали и извинились? В какой стране вы видели такого президента?

— А каково Ваше мнение о депутатах и министрах?

— В нашей стране, чтобы навести порядок, всех нужно заменить. Это не мужчины. Всех нужно заменить и поставить на их место женщин. Вот здесь, у нас, примар – женщина. Только пришла к власти, и в течение 2-3 месяцев проложила дорогу к кладбищу. Все обещали до сих пор, что сделают дорогу к кладбищу, и никто не делал. А она сделала. В этом году она провела воду, канализацию в городе Корнешты, засыпала ямы, сделала дороги. Женщина. Не обещала, а сделала. А они сидят там, в Парламенте, как сидел Брежнев, который умирал там в кресле. Должен ли быть там Воронин или Гимпу? У нас очень умные и способные молодые люди за рубежом, но они не возвращаются по двум причинам: они не могут прийти к власти, потому что там те, кто покупает людей за 50 леев или небольшое количество крупы, и вторая причина – квартиры. Им негде жить.

— Благодарим Вас!

Виктор МОШНЯГ, Анатолий ЕШАНУ