Материал Спектра

Начало нового учебного года российских ВУЗы встретили на волне неопределённости. Система высшего образования продолжает плавный выход из Болонской системы, который, порождает бесконечный вал бюрократической работы. Сотрудники университетов вынуждены вновь перерабатывать программы курсов, чем они занимались много лет до этого при внедрении бакалавриата и магистратуры.

Другой проблемой преподавателей стала вялотекущая «охота на ведьм» в с сфере высшего образования. Руководители учебных заведений в разных уголках страны, по собственной инициативе или под давлением внешних сил, постоянно изгоняют из своих стен сотрудников, которые высказывают не только антивоенную позицию, но и просто выражают сомнения в каких-то постулатах насаждаемой государственной идеологии. Это уже привело к тому, что многие талантливые и любимые учениками педагоги перешли на преподавание онлайн, где они могут говорить без оглядки на навязываемую идеологию.

Один из недавних примеров подобных гонений — увольнение из Санкт-Петербургского государственного университета (СПбГУ) ассистента одной из кафедр факультета свободных искусств и наук Михаила Кулаева. Одной из главных претензией к экс-преподавателю стало то, что он развесил советские антирелигиозные плакаты в стенах факультета, выразив тем самым отношение к включению в государственную экзаменационную комиссию по программе «Международные отношения, политические науки и права человека» православного священника.

После начала российского вторжения в Украину часто именно из Санкт-Петербурга приходили сообщения об отчислении студентов и увольнении преподавателей за их антивоенные взгляды. Множество этих историй (пример 1, пример 2) связано с тем же СПбГУ, который с 2008-го года возглавляет Николай Кропачев. Стиль его руководства привел к тому, что ещё в 2016 году преподаватели и студенты университета требовали отставки ректора на Марсовом поле Петербурга.

Это обстоятельство не мешает Кропачеву и вверенному ему учебному заведению активно заниматься «патриотическим воспитанием» студентов. В СПбГУ действует Военно-учебный центр, поисковый отряд. Вуз с лета прошлого года сотрудничает с центром военно-патриотического воспитания молодежи «Авангард».

Тем же летом 2023 года были расторгнуты контракты с рядом преподавателей, которые по всей видимости показались руководству СПбГУ не слишком благонадёжными. Они даже не проявляли какой-то видимой оппозиционной активности, в отличии, например, от уволенного из университета после участия в несогласованной акции протеста против мобилизации Дениса Скопина, или историка Михаила Белоусова, уволенного за, как говорится в решении комиссии по этике вуза, распространение «материалов, дискредитирующих проведение Вооруженными Силами Российской Федерации специальной военной операции и оскорбляющих память погибших при исполнении воинского долга».

Один из лишившихся работы год назад — Николай С. — в интервью «Спектру» рассказал о своём последнем семестре в стенах СПбГУ.

— Проводились ли какие-то специальные патриотические мероприятия после начала войны на Вашем факультете для студентов? Преподавателям давали указания, как надо освещать ход разворачивающихся боевых действий?

 — Нет, ни весной 2022, ни перед началом нового учебного года на моём факультете («Спектр» не указывает название факультета и полное имя нашего собеседника по его просьбе из соображений его безопасности) ничего подобного не было. Пока я там работал, никаких специальных инструкций на эту тему из деканата или ректората я не получал. Может быть, что-то подобное где-то и было, но на наш факультет это не распространялось. Ситуация ведь зависит ещё не только от общего вектора общеуниверситетской политики, но и от позиции начальства на каждом конкретном факультете. Другое дело, что у нас постепенно шло выдавливание тех преподавателей, которых, как я понимаю, считали «гнилыми либералами» или «агентами влияния».

Например, после того, как мой контракт в августе 2023-го истёк, произошло сокращение ставки, в связи с чем я фактически был уволен. Хотя формально я мог подать заявление на участие в конкурсе на какие-то другие должности, но было очевидно, что сокращение моей ставки было связано с желанием уволить именно меня, поэтому я никаких заявок подавать не стал.

— Вам предъявляли до сокращения ставки какие-то официальные претензии по качеству работы со студентами?

 — Нет, никаких претензий по преподаванию не было. У нас на факультете проводилась проверка прокуратуры на предмет содержания в преподаваемых программах экстремистских материалов. Это произошло после того, как американский Bard College был признан нежелательной в России организацией. Наш факультет с ним сотрудничал. В моих старых курсах, которые я уже давно перестал читать, были обнаружены ссылки на тексты, которые позднее признали экстремистскими. Поскольку программа висела в архиве, прокуратура её тоже изучала.

Был ещё один момент, когда мне указали на то, что в работе моего студента упоминалась общественная организация, которая впоследствии попала в «черные списки». Несмотря на то, что закон обратной силы не имеет, мне вынесли порицание за ненадлежащее руководство студентом. Мол слишком часто упоминалась в его работе опальная структура. Абсурд, конечно, но, тем не менее, тогда я уже понял, что ректорат ищет поводы не продлить со мной контракт.

— Раньше что-то подобное на факультете происходило? И как на всё реагировало преподавательское сообщество?

 — Летом 2022 года после того, как у нас уволили двух преподавателей, мы подписывали письма с требованием их восстановить. Студенты остались без тех, кто может читать авторские курсы, внесенные в программу обучения. Их из этой программы не исключить. Получается, что курсы должны читать другие преподаватели, которые не являются авторами. Они мало понимают в логике подбора материалов и их интерпретации, которую закладывает автор. Получается некая профанация образования.
В следующий раз мы составили петицию в защиту преподавателя Дениса Скопина, принявшего участие в антивоенном митинге. Его уволили за «аморальное поведение».

Понятно, что уволенного преподавателя не восстановили в должности. Ответ на последнее письмо был формальным: Скопин, якобы, нарушил какой-то устав Санкт-Петербургского университета, хотя было очевидно, что эти объяснения не соответствовали действительности.

Вот такие примеры были, но это ни к чему не приводило. Так же, как ни к чему не привело изначально там подписание антивоенной петиции несколькими десятками университетских профессоров, кроме того, что у них могли потом быть проблемы.

— Какой два года назад была самая распространённая реакция на начало войны среди Ваших знакомых преподавателей?

 — Отрицательная, конечно. Положительное отреагировавших я не знаю. Я не сталкивался с тем, кто воспринимал это позитивно. Такие наверняка были, но я просто с ними не встречался.

— Исходя из писем поддержки, про которые Вы говорили, из того, что преподаватели подписывали антивоенные петиции, можно сделать вывод, что все-таки какая-то корпоративная этика в преподавательской среде сохранилась?

 — Да, она существует, но совершенно неэффективна. Мы не в те времена живём, когда морально мотивированные коллективные действия добиваются какого-то результата. И это не только России касается. Пришла эпоха интернета, которая обнулила человека, личное подвижничество. Всё превратилось в заведомую постправду, то есть ничто не воспринимается как нечто истинное, достоверное, не подлежащее обесцениванию. Рассчитывать на то, что наши действия могли бы возыметь какой-то эффект, было изначально невозможно, но это не означает, что люди не действовали. Всё равно мы что-то пытались сделать.

— Вопрос, в связи с этим. Когда из СПбГУ увольняли по политическим мотивам филолога Светлану Друговейко-Должанскую, то её старые знакомые на заседании Комиссии по этике университета сидели молча. Как по-вашему, эти заслуженные ученые, профессора боялись потерять свои места или они идейные сторонники Владимира Путина?

 — Думаю, что, с одной стороны, им неудобно, что происходила такая неприличная история. С другой стороны, они убеждают себя в том, что Россия попала в такую ситуацию, когда надо иногда наступить на горло собственной песне во имя достижения «спасения российской цивилизации» и так далее. Может быть, среди них были те, кто просто боялся увольнения и заткнулся. Однако, как правило, человек себя стремится оправдать, совершая какой-то постыдный поступок.

— Со студентами после начала войны Вы обсуждали на занятиях или неформально сложившуюся ситуацию? Как они реагировали на увольнения преподавателей?

 — Они тоже пытались писать письма. Мы общались на занятиях совершенно спокойно. В основном студенты высказывались критически о происходящем. При том, что я, например, на занятиях не допускал никаких политических обсуждений, но контекстуально позиция студентов была понятна. Хотя я не допускал политизации семинарского дискурса, они, делая все необходимые оговорки, свою позицию все равно высказывали. Мы старались общаться, используя всяческие эвфемизмы. Сказать, что среди студентов я встретил кого-то, кто однозначно был готов нарисовать букву Z, не могу. В основном, конечно, я слышал условно либеральные комментарии от студентов.

Они сами действительно пытались защищать преподавателей, собирали подписи, создавали какие-то организации. Некоторые преподаватели их даже активизировали. Я всегда говорил, что этого делать не нужно, потому что, это только студентам жизнь портить. Это же не ни к чему не приведёт, кроме того, что люди могут не получить диплом.

* * *

Не только СПбГУ в северной столице «прославился» изгнанием преподавателей за их политические взгляды. Происходило подобное в 2024 году и в других вузах Петербурга. Доцента Петербургского государственного университета путей сообщения (ПГУПС) Дмитрия Буракова сотрудники полиции задержали прямо во время занятий. Поводом для этого стали изображение флага и герба Украины, а также пацифистская надпись на его странице в «ВКонтакте». На следующий день суд оштрафовал преподавателя вуза на 30 тысяч рублей по статье о дискредитации российской армии (статья 20.3.3, часть 1, КоАП РФ.).

Сейчас на странице Дмитрия Буракова изображений и надписи, которые привлекли внимание сотрудников управления по противодействию экстремизму (Центра «Э»), уже нет. Утром 4 апреля ректор ПГУПС Олег Валинский сообщил Буракову, что тот более не может работать в ВУЗе. «Разговор с ним был очень коротким, — рассказал „Спектру“ бывший преподаватель ПГУПС. — Он длился примерно 10 минут. Олег Валинский стал ректором нашего университета летом прошлого года. Раньше он занимал должность заместителя генерального директора ОАО „РЖД“. Он из Петербурга, учился в нашем ВУЗе, всю жизнь проработал на Октябрьской дороге. Валинский — железнодорожник, со всеми жёсткими преставлениями о субординации и иерархии. Он был тверд и непреклонен».

«По словам Валинского, мои взгляды категорически не соответствует тем ценностям, которые мы должны прививать нашим студентам, — продолжает Дмитрий Бураков, — несмотря на то что наш университет технический. Мне было предложено два варианта: либо я сегодня же подписываю договор об увольнении по соглашению сторон, либо, если я этого не делаю, то 5 апреля организуется моё увольнение по инициативе работодателя».

По его словам, опция увольнения по собственному желанию не была предусмотрена вообще, потому что тогда Бураков должен был бы проработать ещё две недели. «У нас в середине семестра проходит промежуточная аттестация. Мне предстояло ею заняться с 8 апреля, с понедельника. Мне даже этого не дали сделать. Из серии: „Разберёмся без вас. Спасибо. До свидания. Мы уже дали поручение подготовить все замены, организовать вакантную ставку“. Я посоветолвался с юристами и подписал соглашение», — признался он.

— В сентябре прошлого года случилась громкая история с увольнением из СПбГУ филолога Светланы Друговейко-Должанской. Её тоже изгоняли из ВУЗа по политическим мотивам, но делали это руками членов Комиссию по этике…

 — В ПГУПС нет такой комиссии, и я не слышал, чтобы какие-то этические вопросы где-то разбирались. В нашем ВУЗе нет никакого внутреннего кодекса этики, за нарушение которого можно было бы привлечь к ответственности.

Меня очень долго удерживало в этой системе тот факт, что ПГПУС всегда позиционировал себя, в некотором смысле, как ВУЗ вне политики. У нас никогда не было жестких установок на патриотическое воспитание. Даже какие-то студенческие мероприятия, которые проводятся в этом плане, организовываются, что называется для галочки. Например, сбор помощи бойцам СВО проходит не потому, что этого кто-то очень хочет, а потому что ВУЗ должен его провести.

Для преподавателей каких-то специальных инструкций по воспитанию не было. У нас вообще всё это одна большая фигура умолчания. Этот вопрос публично ни преподаватели между собой, ни преподавателями со студентами не обсуждается. У меня нет каких-то цифр под рукой, но мне кажется, что умолчание — это сейчас основная тенденция в российском обществе.

— В высшей школе к 2024 году не появилось каких-то аналогов школьных «Разговоров о главном»?

 — Если они и есть, то только в рамках общих курсов по истории и философии. Это две обязательные дисциплины во всех ВУЗах. Своеобразный аналог «Истории КПСС», которую преподавали на первом курсе в институтах времен СССР. Историю сейчас дают на первом курсе, а философию на втором. Я никак не связан с гуманитарными направлениями, поэтому не знаю, что там происходит. Студенты ничего такого не упоминали, а я специально их не спрашивал.

— Сохранятся ли в таких условиях базовые моральные принципы в научной среде и в системе высшего образования, которые в советское время, например, не позволили исключить из Академии наук СССР Андрея Сахарова?

 — Не могу говорить за все ВУЗы, поскольку работал только в одном. У нас, пожалуй, сейчас обстановка из серии «человек человеку — волк». Не чувствуется какого-то академического содружества. Как атомизировано российское общество в целом, так атомизировано и внутренне вузовское сообщество.

— В прошлом году несколько студентов истфака СПбГУ отчислили за их позицию по отношению к СВО. Это широкая практика или единичные случаи?

 — Я никогда не собирал подобную статистику. На слуху история с СПбГУ, про которую Вы сказали, плюс было отчисление студента из РГПУ им. А.И. Герцена Дмитрия Кузьмина. Он сперва учился в СПбГУ, его оттуда отчислили. Дмитрий поступил в РГПУ, но его отчислили и оттуда.

* * *

Происходили подобные события и в других городах страны. Одним из самых известных случаев изгнания преподавателя с антивоенными взглядами из российского вуза за последние годы стала история Михаила Лобанова. В 2021 году он едва не выиграл выборы в Государственную думу по одному из избирательных округов в Москве. Летом прошлого года Лобанову, который совмещал преподавание в МГУ с активной политической деятельностью, присвоили статус «иностранного агента». До этого у него прошли два обыска в рамках уголовного дела, возбужденного против бывшего депутата Госдумы Ильи Пономарева, который давно проживает в Украине. 

Летом 2023 года руководство МГУ, где Лобанов работал доцентом механико-математического факультета, предприняло титанические усилия для того, чтобы опальный политик уволился из ВУЗа. В интервью, которое Михаил дал «Спектру» вскоре после описываемых событий, он утверждал, что процессом его выдавливания из МГУ занимался ректор Виктор Садовничий.

«23 июня мне присвоили статус иностранного агента, — вспоминает Лобанов. — В тот день произошёл мятеж Пригожина. Несколько дней внимание всех было привлечено к этому событию, но через неделю в МГУ начались постоянные совещания. Декана моего факультета Андрея Шафаревича стали выдергивать один проректор, другой, прикомандированный сотрудник ФСБ. Все они убеждали Андрея Игоревича меня уволить, поскольку есть такое указание „сверху“».

«Поскольку руководство факультета и кафедры заняло принципиальную позицию, что мое увольнение юридически никак не обосновано и они не будут расправляться с коллегой за его политическую и общественную деятельность, то эти разговоры продолжились в других кабинетах, — продолжает Лобанов. — С какого-то момента в них участвовал ректор, и стало понятно, что он этим процессом фактически руководит. Это не ситуация, когда Центр „Э“ или ФСБ зашли через своих представителей на кого-то из проекторов и всё завертелось, а ректор находится чуть в стороне. Нет, это непосредственно шло через Садовничего, и он был поставлен перед выбором: либо он, либо я».

В результате из МГУ Михаил Лобанов был уволен по 83-й статье Трудового кодекса (по обстоятельствам, не зависящим от воли сторон). Ректорат мотивировал свое решение тем, что статус «иностранного агента» не позволяет человеку преподавать в государственном учреждении. (Им запрещено вести просветительскую и образовательную деятельность среди несовершеннолетних, преподавать в государственных и муниципальных образовательных организациях, организовывать публичные мероприятия, проходить контрактную службу в ВС РФ, участвовать в госзакупках, работать членами избирательной комиссии, — прим. «Спектра»). Но сам Лобанов принял решение об эмиграции, и вопрос о работе в МГУ уже не стоял.

Михаил Лобанов, транзитом через Ереван, где он успел принять участие в митинге солидарности с коллегой-математиком, политзаключенным Азатом Мифтахова, добрался до Европы.

«Сейчас я приглашенный исследователь в одном из ведущих математических центров Франции. Пока не преподаю, учу языки. Уверен, что через некоторое время в России начнется глубокая политическая трансформация, я смогу принять в ней участие, а позже вернуться преподавать в МГУ», — сообщил «Спектру» Михаил.

* * *

Роман Мельниченко, преподаватель юридического факультета Волгоградского государственного университета (ВолГУ), был уволен с работы в апреле 2022 года за размещение на своей странице в ВКонтакте роликов о вторжении российских войск в Украину. Сперва на это обратили внимание в университете. По словам Мельниченко, в ВУЗе есть сотрудник, который мониторит аккаунты преподавателей в социальных сетях. Этот человек сообщил руководителю Романа о его публикациях. В результате Мельниченко сам удалили ролики.

Прокуратура обратила внимание на происходящее чуть позже. Как вспоминает Мельниченко, в ВУЗ из этого ведомства пришла бумага, суть которой состояла в том, что-либо в университете остается ректор, либо преподаватель. 31 марта на заседании Комиссии по этике ВолГУ Мельниченко объяснил случившееся тем, что его родители живут в Украине и он не мог просто не обратить внимание на то, что происходит. От своей позиции он не отказывался. Руководил работой комиссии, а затем ведал увольнением проректор по учебной работе Дмитрий Ильин, которого сам Мельниченко считает «прекрасным преподавателем русского языка». Он сам учился у Ильина в бытность студентом ВолГУ.

Можно отметить, что на этом мероприятии большинство коллег опального доцента были на его стороне. «Они были воодушевлены тем, что хотели мне помочь», — вспоминает Мельниченко. Однако руководство ВУЗа было настроено иначе. Более того, судя по всему, его представители сообщили силовикам о времени и месте заседания Комиссии. На выходе из здания Мельниченко был задержан правоохранителями, которые доставили его в отдел полиции. Там на Романа был составлен протокол «о распространение недостоверных сведений».

Обычно такие претензии предъявляются СМИ или журналистам, но в тот раз её применили по аналогии права. Суд потом утвердил это решение, поскольку распространяемые сведения брались не с официальных государственных сайтов.

Мельниченко пришлось заплатить штраф.

От другой претензии правоохранительных органов бывшему преподавателю ВолГУ через какое-то время удалось отбиться в суде. «Когда меня доставили в РУВД, я как юрист, стал защищать свои права, — рассказывает Мельниченко. — Начал сопротивляться. Они говорят: „Ах так, тогда мы сейчас тебя оформим по ‚административке‘, потому что ты без паспорта“. Паспорт у меня остался на кафедре. Полицейские даже в документах не указали, что они меня сами доставили в отдел полиции. Получилось, что я каким-то чудом после заседания комиссии оказался в другом районе города. И у меня нарушение паспортного режима. Районный суд это подтвердил, наказал меня предупреждением, но Областной суд меня оправдал».

Через несколько дней после заседания Комиссии и визита в полицию Мельниченко был уволен. Причем сразу по двум основаниям, поскольку он занимал в ВолГУ две должности. Одним стало «аморальное поведение», к которому приравняли публикации в «ВКонтакте», а вторым — прогул. При том, что какого-то официального рабочего места у Мельниченко в ВУЗе не было.

Оспаривать свое увольнение Мельниченко не стал, поскольку считает это совершенно бесперспективным делом. Кроме того, его вполне устраивает в профессиональном плане то положением, в котором он оказался после расставания с Альма-матер.

«Я создал в общественных интересах Свободный юридический факультет. Преподаю там публично. Ко мне приходят ученики, всё расписание занятий заполнено. У меня доход где-то в два раза больше, чем был в университете. Занимаюсь тем, что мне интересно», — говорит Мельниченко.