Материал Новой газеты. Европа
На третьей неделе «ситуации», так в российских СМИ называют вторжение ВСУ в Курскую область РФ, областное правительство объявило, что в городе установлены первые укрытия. Именно так, во множественном числе. В количестве одной штуки вместимостью примерно с десяток человек. Не в районе аэропорта, где надо максимально опасаться прилетов, а в самом центре — для всеобщего обозрения.
На оживленной площади в начале улицы Ленина. Возле огромного торгового центра, оснащенного трехуровневой подземной парковкой, где могут укрыться сотни и сотни человек. В первый же день представитель областного правительства обратился к согражданам с просьбой не использовать эти «укрытия» (во множественном числе) в качестве общественного туалета. Первые фекалии появились в «укрытиях» на следующий день. Аптечку, которой оборудовано «укрытия», украли в первый день. Произошло это всё в очень торжественную дату — в 81-ю годовщину Курской битвы. И эта картина исчерпывающе характеризует всю «ситуацию», возникшую в приграничных регионах России не 6 августа, когда ВСУ пришли в Курскую область, а 24 февраля 2022-го. И описывается фразой: «А нас-то за что?»
Последнее, чего ждали местные власти после 24 февраля, — это атак со стороны ВСУ. Люди в Курске два с половиной года живут в постоянном страхе, они теряют близких и лишаются дома, но «успокаивают» их только ежечасными сообщениями о ракетной опасности. Сирена ревет над головой почти постоянно. Внешне Курск — мирный город с фонтанами, ресторанами, с играющими детьми в центре и с окраинами, которые, кажется, бомбят последние лет пятьдесят. За стенами домов прячутся насмерть перепуганные люди, до которых никому нет дела. И похоже, что сами они тоже махнули на себя рукой.
«Мы только мошки»
Возле морга бюро судмедэкспертизы на Кузнечной улице в Курске стоят огромные белые фуры. Они начали приезжать сюда 10 августа, через двое суток после того, как ВСУ разгромили под Рыльском российскую военную колонну. Что везут эти фуры, можно только догадываться. Количество привезенного строжайше засекречено, но только в те сутки, 10 августа, машин понадобилось шесть штук. Столько рефрижераторов сразу смогли найти у компании «Мираторг», имеющей производство в Курской области. Поэтому на бортах фур, выстроившихся возле морга, было написано: «Производитель свинины № 1 в России». Рядом — жилые дома, и ошарашенные куряне из-под полы фотографировали машины. Из шести фур кабели к электричеству протянули от двух. Под остальными 11 августа натекли на асфальт грязно-бордовые лужи. Их тоже фотографировали, хотя в Курске доставать телефон опасно. Тем более что рядом крутится очень много военных. Фуры хотели замаскировать, но сетки хватило только на одну машину.
Курянин Денис живет в одном из соседних домов. Ему удалось снять машины из окна, а потом даже подойти с камерой поближе.
— В тот же день, 10 августа, из Курска вылетало много военно-транспортных самолетов, — рассказывает он. — Тела военнослужащих из нашего морга отправляют в Ростов-на-Дону, в центр судмедэкспертизы. Его построили во время войны в Чечне, а сейчас туда отправляют трупы из Украины. В те сутки в Курске были перебои с электричеством, и какое-то время холодильники не работали. Запах тут стоял ужасный. Морг у нас небольшой, его вместимости не хватало, и тела, видимо, так и лежали в мираторговских фурах.
В Курск едут и машины с ранеными. Этих пациентов распределяют по разным больницам, отводя для них целые отделения, чтобы военные не пересекались с гражданскими. Хотя мест в больницах Курска и так не хватает.
— Он знакомых медработников я знаю, что раненых больше, чем могут вместить наши больницы, — продолжает Денис.
— В Курске в последние годы вообще много медучреждений закрыли. Была детская поликлиника на улице Ломакина, но ее снесли, чтобы построить на этом месте элитный дом. Если углубиться в эту тему, то вы обнаружите, что трудности в нашем здравоохранении были и до всех этих событий.
Многих раненых везут в Курчатов. Видимо, такое решение одобрили люди, рассказывающие в телевизоре, как ВСУ рвутся в этот город, чтобы захватить атомную электростанцию.
Куряне обсуждают всё это неохотно. Внешне Курск — город как город, только постоянно ревет сирена. И еще из вполне мирных на вид «Лад» с гражданскими номерами или без номеров то и дело выходят люди в камуфляже с автоматами и с запасными рожками на поясе. Куряне стоят вместе с ними в очередях на АЗС, а потом на все лады ругают [украинцев], так и норовящих обстрелять мирный гражданский автомобиль.
— Иногда вроде живешь — и ничего, — с Оксаной, предпринимательницей, мы разговорились на одной такой автозаправке. — А бывает, что к вечеру охватывает такая паника, сердце колотится… Я возле аэропорта живу, и мне друзья всё время звонят и спрашивают, летит или не летит. Это ж поседеть можно. Я две ночи не спала, меня трясло, не могла успокоиться. А молись — не молись, уже ничего не помогает. Лежишь час, полтора, потом тебя просто вырубает.
Оксана родилась и выросла в Курске, ее старший сын должен был пойти в этом году в пятый класс, но школу перевели «на дистант».
— А на прошлой неделе мы с ребенком попали в больницу, — продолжает Оксана. — Там как ракетная опасность — всех выгоняют в коридор. И ни лечиться, ни есть, ни спать никто не может. Одна смена была лояльная, нас не трогала. А другая сказала: выносите матрасы, будете спать в коридоре. Я говорю медсестре: вы ж понимаете, что от ракеты это не спасет. Она отвечает: понимаю, но вдруг придут проверят, мне по шапке надают. Они не обстрелов боятся, а начальства. Мы три дня полежали там и домой ушли. В налоговую пошла — такая же история. Час двадцать длилась ракетная опасность — все сидели в коридоре, никто не работал.
А если сирена на улице застанет, добавляет Оксана, то бежать никто не требует, да и некуда.
— Все идут как шли, дети играют в футбол, никто никуда не торопится, — говорит она. — Люди, чтобы не сойти с ума, просто вытесняют эту информацию и живут как жили. Это сумасшедший дом.
Но недавно для тех, кто захочет «бежать» на улице, начали устанавливать укрытия. Всего в Курской области их собираются поставить 62 штуки. Конструкции с четырьмя стенами и перегородкой внутри уже заказаны двум заводам железобетонных изделий. Изготовлены первые два укрытия. Второе по счету, как уже было сказано, поставили в центре Курска на улице Ленина, и предприимчивые граждане немедленно превратили его в сортир. А первое успели подвезти в Суджу аккурат к тому моменту, когда город почти полностью заняли ВСУ.
Железобетонные изделия, как рассказал «Новой-Европа» бригадир одного из заводов, будут в высшей степени надежны: изготовлены из бетона марки М-350, стены и двойная крыша усилены арматурой, толщина прутьев три сантиметра, шаг решетки десять сантиметров. Полная стоимость работ засекречена, известно только, что труд рабочих оценен в 35 тысяч рублей за одно укрытие.
— Первый заказ у нас был две штуки, — рассказал «Новой-Европа» бригадир завода. — Это тот же проект, что в Белгороде, но у нас доработали: там были без крыши, а у нас сделали крышу. А вот в Орле поставили шикарные укрытия, нам их показывали: эстетичные такие, с округлостями. Их печатают на 3D-принтере. Есть такие специальные принтеры, которые печатают специальным раствором.
Кроме тех укрытий, что в центре Курска и в Судже, осталось изготовить всего 60 штук. Срок изготовления — 26 сентября. К этому времени операция ВСУ под Курском пойдет на третий месяц.
— А на [черта] мне то укрытие? — в сердцах машет рукой Наталья, торгующая на вещевом рынке в Курске. — Я же ж не побегу туда через весь город? Глупости всё это. Убьют — и ладно, на фиг мы никому не нужны.
Мы ж только мошки. Власти денег набьют — и всё. Дома я окна закрываю, когда сирена орет, чтоб не слышать. А дочери уже плохо на нервной почве. Соседка — та на табуретке спит. Потому что если прилетит по дому, то спастись можно только в туалете. Но обстановка очень плохая, [украинцы] уже прямо здесь. Дроны бросают — это, вы думаете, откуда-то? Да тут же и бросают! Живем на пороховой бочке. А куда бежать-то? Я на прошлой неделе в Москву уезжала, так хоть отдохнула там, потому что нет этой сирены. Еду обратно, проводница говорит: ой, все из Курска, а вы чего-то в Курск. Я ей отвечаю: всё у нас хорошо.
«Непосредственно с границей Украины»
Чаще всего от курян можно услышать жалобу не на обстрелы, не на сирены, не на то, что привычная жизнь навсегда поломана чужой и непонятной войной. Чаще всего говорят: как же так, почему, начиная эту войну, государство о нас не позаботилось? А на самом-то деле заботиться государство начало практически сразу. Всего через девять месяцев после начала операции «Киев за три дня».
Осенью 2022-го в приграничных районах началось строительство фортификаций. Именно этим словом названы объекты в госконтрактах, которых вы теперь нигде не найдете, потому что данные о них удалены из системы госзакупок. Курский активист Владимир Синельников второй год разматывает этот клубок: как строились фортификации, сколько стоили, как их успешно достроили к июлю 2023 года, а главное — куда они делись к 6 августа 2024-го. Подчеркнем: сам Владимир Синельников не сотрудничал с «Новой-Европа», а данные, аналогичные тем, что собрал он, мы получили из другого источника и проверили самостоятельно.
В октябре 2022 года указом президента Путина в шести субъектах РФ на юге страны был введен режим под названием «Средний уровень реагирования». Реагировали, как станет ясно уже скоро, и вправду средне.
В Курской области сформировали оперштаб, возглавил его губернатор Роман Старовойт. Когда в Москве приняли решение, что на границах с Украиной надо строить оборонительные укрепления, он отвечал за процесс. И именно его теперь куряне клянут последними словами за то, что ВСУ прошли через эти укрепления, даже не заметив, насколько они крепкие.
Сегодня Роман Старовойт — министр транспорта РФ, а оперштаб в Курске возглавляет его преемник Алексей Смирнов, с которого формально взятки гладки. Между тем как раз Смирнов возглавлял правительство Курской области, когда шла стройка, причем отдельно курировал строительный сектор. На фотоснимках, где губернатор инспектирует возведение фортификаций в приграничном поселке Тёткино Глушковского района, рядом стоит и Смирнов. Эти фото исчезли с губернаторской страницы в сети «ВКонтакте», зато сохранились в телеграм-канале. Только раньше канал назывался «Роман Старовойт», а сегодня это «Алексей Смирнов». Сотрудники, которые его ведут, просто поменяли имя патрона везде, в том числе и в старых сообщениях, и теперь, например, Алексей Смирнов поздравляет с юбилеем своего подчиненного Алексея Смирнова.
Антон — бывший сотрудник областной администрации, имевший отношение к пиару губернаторской команды.
— Особенно смешно читать «я посетил», «я проверил», когда «Алексей Смирнов» теперь написано над рассказом об инспекции строящихся укреплений, — замечает он. — Потому что на практике именно Смирнов за них и отвечал.
Заказчиком укреплений выступило Управление капитального строительства (УКС) Курской области. Ориентировочно в декабре 2022 года оно объявило о закупках под названием «Выполнение работ по устройству фортификационных сооружений». Все закупки производились методом «у единственного поставщика», и этим поставщиком стало АО «Корпорация развития Курской области» (КРКО). Еще при президенте Медведеве областное правительство учредило эту организацию, чтобы привлекать в область инвестиции, проводить выставки и вообще помогать бизнесу. С задачей справлялись 13 сотрудников.
В марте 2021 года Алексей Смирнов стал первым вице-губернатором области, курирующим строительство. В августе того же года из корпорации был уволен гендиректор, привлекавший инвестиции, а на его место пришел протеже Смирнова Владимир Лукин. Они знакомы еще по работе в Московской области, где Смирнов тоже курировал строительство, а Лукин строил.
С приходом Лукина корпорация расширила сферу деятельности, она теперь, как следует из перечня в СПАРК, строит всё, что только можно строить. Там немедленно произошло сокращение штата, которое привело к увеличению штата сначала вдвое, потом втрое.
— Всех, кто работал раньше, убеждали писать заявления по собственному желанию, — рассказывает Антон. — Обещали всё равно заплатить всем по тройному окладу, но никому не заплатили.
Сейчас в коллективе, по данным СПАРК, 38 сотрудников. В марте 2023 года у корпорации появился «филиал в ДНР», он базируется в Мариуполе на улице Сеченова и там тоже бурно строит.
В системе госзакупок сохранились только некоторые следы контрактов, заключенных между УКС и корпорацией, в основном, суммы и стадия исполнения. Но в 2023 году о строительстве укреплений на границе много писала местная пресса, поэтому известно, что всего предполагалось освоить 12 миллиардов рублей. Какие-то статьи на эту тему в курских СМИ удалены, но сохранились в веб-архиве. Кроме того, в судах Курской области продолжаются разбирательства между заказчиком (УКС), подрядчиком (корпорацией) и многочисленными субподрядчиками, которых корпорация нанимала. Все что-то недоплатили друг другу или что-то недостроили. Во всех случаях корпорация успешно ходатайствовала о рассмотрении дел в закрытом режиме, ссылаясь на государственную тайну. Но по сохранившимся документам можно восстановить события. Есть, кроме того, телеграм-канал «Алексей Смирнов», и спасибо тем, кто его ведет, за то, что сильно не парились с удалением данных. И, наконец, в распоряжении «Новой-Европа» есть несколько госконтрактов.
Контракты на строительство фортификаций заключались с ноября 2022 года по март 2023-го. Предполагалось, что объект будет готов за полгода, к июлю 2023-го, такие сроки были установлены в контрактах. При этом первое сообщение о том, что «закончены работы по укомплектованию и строительству двух усиленных линий обороны Курской области», в телеграм-канале губернатора датировано октябрем 2022-го. Что имел в виду губернатор в тот момент, неизвестно, потому что 12 миллиардов тогда еще не начинали осваивать. На фотографиях октября 2022-го представлены землянки. Видимо, они в итоге и защищали область.
Со стороны корпорации госконтракты подписаны заместителем гендиректора И. В. Грабиным. На сайте организации среди девяти представленных руководителей такой не упоминается.
— Я специально узнавал: в 2023 году такой там не работал, и никто из сотрудников корпорации его не помнит,
— говорит Антон.
Пункт 8.1 в контрактах освобождает стороны от ответственности при неисполнении обязательств, если помешают «обстоятельства непреодолимой силы». И в число этих обстоятельств — внимание! — предусмотрительно вписаны военные действия. Ну то есть расходиться, унося 12 миллиардов, можно было сразу после подписания в 2022 году.
— Как сделаны бетонные тетраэдры для этих укреплений, сколько их должно быть, никто не проверял, — говорит Антон. — Один из рабочих рассказывал, что в растворе там песка больше, чем цемента. Офицер-пограничник, который следил за работами от погрануправления, пытался что-то контролировать, но не знаю, насколько успешно. Знаю только, что когда потом рабочим перестали платить, они ходили к нему, просили заступиться, но он сказал, что это не его дело.
О том, что строительство как-то шло, свидетельствует, например, решение Глушковского районного суда Курской области от 23 июля 2024 года. Глушковскому суду оставалось существовать недолго, через две недели, в ночь на 6 августа, ВСУ снесут фортификации, если они там и были, и войдут в приграничные районы.
Иск подала прокуратура в защиту интересов гражданина Казаченко. В январе 2023 года его наняла на работу фирма «КТК Сервис» — один из субподрядчиков корпорации, привлеченных к строительству фортификаций. Компания получила авансом 179 миллионов рублей и должна была завершить свой этап работ в феврале 2023 года, но не справилась. Сроки несколько раз продлевались допсоглашениями.
Суд установил, что с января 2023 года Виктор Казаченко в числе других рабочих «выполнял трудовую функцию по возведению фортификационных сооружений первой линии обороны». Строили в поселке Тёткино «непосредственно с границей Украины, со стороны которой они постоянно подвергались обстрелам, работа была связана с риском для жизни». За это рабочим обещали платить по пять тысяч рублей в день. В первые месяцы действительно платили, хоть и «по-черному», договоров никто не оформлял. В мае платить перестали, поэтому Казаченко обратился в прокуратуру, а та — в суд, и судья удовлетворила иск. Договор между корпорацией и «КТК Сервис» был расторгнут в июле 2023 года, работы остались не выполненными, сам подрядчик обанкротился, не успев достроить свой кусок укреплений.
Из арбитражной практики известно, что и другие контракты на строительство фортификаций между УКС Курской области и корпорацией неоднократно продлевались допсоглашениями. Стройка никак не завершалась. Допсоглашения датированы, в частности, декабрем 2023 года и даже мартом 2024-го, когда укрепления уже год как должны были защищать Курскую область от вторжения «укронацистов».
Госконтракты, сохранившиеся в базе госзакупок, до сих пор значатся в статусе «исполнение», то есть работы по ним не завершены. И тут самое время вспомнить про пункт 8.1 о форс-мажоре: кто ж в ноябре 2022 года знал, что могут помешать военные действия?
Год назад, в сентябре 2023-го, на укрепленную, как следовало ожидать, по самое дальше некуда Курскую область обратил внимание противник. Украинский «Центр національного спротиву» опубликовал спутниковые снимки фортификаций в Тёткино и сообщил: «Материалы аэроразведки указывают на то, что практически все опорные пункты стоят без личного состава и техники, а большинство уже заросли кустарниками… Практически весь личный состав противника передислоцирован на Запорожье и Донбасс».
Существовала еще одна линия защиты Курской области: людьми. В области была создана дружина территориальной обороны, в феврале 2023 года Старовойт объявил, что возглавит ее лично. Для этого он прошел подготовку в рядах ЧВК «Вагнер» (при еще живом Пригожине). И в подтверждение сфотографировался с автоматом. «Дружина формируется для того, чтобы оказывать содействие в патрулировании приграничных районов, критически важной инфраструктуры, — объявил Старовойт. — Также мы предполагаем, что, не дай бог, но вдруг, в случае вооруженного вторжения добровольная народная дружина будет костяком территориальной обороны. И буквально за несколько часов мы сможем сформироваться и поступить под военное командование». Видимо, в августе 2024-го что-то пошло не так просто потому, что Старовойта во главе дружины уже не было.
Тогда же, в феврале, Курскую область посетил главный единоросс Андрей Турчак, и местная пресса объявила: «В курском пограничье завершается строительство фортификационных сооружений и формирование территориальной обороны. Теперь 600 километров курского участка российско-украинской границы защищены сложной системой укреплений».
Сама дружина должна была насчитывать шесть тысяч человек. Сколько набрали на самом деле, неизвестно, если кто их и пересчитывал, то разве что ВСУ 6 августа. Ровно за год до этого губернатор Старовойт рапортовал, что 300 дружинников получили оружие.
— Просто тем, у кого были охотничьи билеты, выдали карабины «Сайга», — рассказывает Антон.
— На самом же деле на деньги, выделенные под тероборону, была создана сеть интернет-троллей. Это так и называли: проект «Сеть», а занималась этим организация под названием «Патриот».
Бюджетники и студенты получали задания по деятельности в соцсетях: поставить лайк такому-то деятелю, оставить комментарий, сделать перепост. Или им давали задание: такого-то человека нужно [затравить]. Тот, кто задавал неприятный вопрос губернатору в соцсетях, сталкивался с этой «Сетью». В нее вовлечено 450–500 человек, у них трехуровневая структура, всё поделено на бригады с бригадирами.
В распоряжении «Новой-Европа» есть листок со схемой организационной структуры «Сети» и описанием задач (мы не публикуем его, потому что написано всё это от руки): «Цель: формирование общественного мнения. Всё подводится под выборы 2024 года. Ранее планировалось под СВО. Содержание постов: СВО-каналы, праздники, посты от единороссов».
«А нас тут за людей не считают»
Как только в Курск пошел поток беженцев из приграничных поселков, занятых ВСУ, в местных пабликах появилась реклама специально для волонтеров: покупайте всё у нас, скидку дадим. Курск — вообще город торговый. С кем ни заговори — в один голос жалуются, что работать негде, кроме торговли. Когда в Москве и в Питере удивлялись 10 и 15 тысячам рублей, выделенным государством для беженцев, куряне вздыхали: у них 10–15 тысяч — месячный заработок продавца на рынке или в торговом центре. Из крупных предприятий каждый с ходу называет «Мираторг» с его свинофермами, а больше, говорят, работать негде.
Людмила на вещевом рынке торгует обувью. Она и продавец, и хозяйка своего лотка.
— Можно, конечно, на «Мираторг» устроиться, но ишачить будешь, как лошадь, — кивает она. — Ну, еще есть «Радуга», там грибы выращивают искусственные. Курск и так самый плохой город, а как началось это всё — жизнь совсем поменялась. Работы нет, бизнеса нет.
Местное население только «купи-продай» занимается, а кто покупает — сами не знаем, друг у друга покупаем. Которые воюют — им-то платят, но они до дома деньги даже не довозят, пропивают.
Сейчас беженцы пошли — так они обувь хотят по 500 рублей за пару, а у меня закупка больше. Мы даже на аренду не зарабатываем. Одна беженка спрашивала работу продавцом. Я ей говорю: в день у продавца 200–300 рублей выходит. Неделями по нулям стоим, зарплаты никакие. В основном у нас хозяева сами за продавцов стоят.
На рев сирены Людмила не реагирует, как будто не слышит.
— Куда я побегу, в какую сторону? — пожимает плечами. — Опасность где-нибудь в Судже, а у нас — сирена. Если она в Судже орет, то и у нас тоже автоматом включается. Это ж сразу по всей области тревога. Поэтому люди и не реагируют. Мы привыкли, что бесполезно дергаться, сирена только раздражает. Ее включают по 20 раз в день, а упало-то на дом всего один раз.
Диана, грузная женщина за пятьдесят, ведет за руку девочку лет восьми, это ее внучка. Зять «пошел по контракту», но рассказывать дальше Диана не хочет. Курск весь обклеен рекламой службы по контракту, желающим предлагают единовременную выплату 800 тысяч рублей. На фоне московских почти двух миллионов — курам на смех.
— Вы-то в Москве цивильные считаетесь, — недобро усмехается Диана. — А нас тут за людей не считают. Все предприятия еще позапрошлый губернатор позакрывал, продал всё на свете, а Москва скупила. Только по контракту идти и остается.
Восемьсот тысяч за одного контрактника в Курске платить стали недавно, а до августа давали 505 тысяч. Диана досадует, что зять рановато пошел, надо было подождать — получили бы больше.
— Мы и уехать отсюда никуда не можем, для курян все города дорогие, — бросает напоследок Диана. — Ну, шандарахнет — и что? Я что сделаю?
С Леной мы встретились в кафе на улице Ленина, недалеко от только что установленного укрытия. Она всю жизнь живет в Курске, говорит, что на работе у них войну обсуждать не принято. Если кто и заговорит случайно, другие сразу зашикают.
— Поэтому я долго не могла понять, как люди к войне относятся, — объясняет она. — После 24 февраля я была уверена: сейчас поднимутся люди, поймут, что они хотят мира, хотят развиваться. Думала, что таких, как я, большинство, просто мы ведем себя тихо. Потом поняла, как нас мало. Полная безнадега. Одеваете наших детей в гимнастерки? Ну ладно. Забираете наших мужей умирать? Ну ладно.
Сразу после начала войны Лена и ее муж хотели уехать и увезти из Курска всю семью — родителей, бабушку с дедушкой-инвалидом, сына, двух собак, кошку и попугая. Но не могли найти достаточно большую машину. Шестого августа 2024-го они собрались за день, ребенка отправили к Лениной сестре в Москву с родителями, а всех остальных втиснули в свой «Опель».
— Алабай всю дорогу ехал, согнувшись, он выпрямиться в машине не мог, — рассказывает Лена. — Сумка с вещами стояла у меня под ногами, потому что больше некуда было поставить, на коленях у меня — кошка и рядом перевязанная коробка с попугаем. Я думала, попугай не доедет. Но мы побыли у родственников две недели, потом я поняла, что долго сидеть без работы не смогу. И мы вернулись, только попугая оставили у сестры.
Вернувшись, Лена обнаружила, что за две недели знакомые люди в Курске изменились. На работе вдруг заговорили о войне. Очень тихо, но заговорили.
— Когда появились беженцы из тех районов, у нас тут стали узнавать реальные истории тех, у кого больше нет дома, нет прежней жизни, — продолжает Лена. — И я стала разные мнения слышать. Многие начали говорить, что правительство их не защитило. Но такого, чтобы кто-то вдруг понял, что в соседней стране люди так живут два с половиной года, я всё равно не слышу. Девочка знакомая меня удивила. У нее родственники приехали из занятого ВСУ Коренева, и она с такой ненавистью в адрес правительства заговорила, если бы, говорит, кто-то из начальства приехал в поселок, их бы там растерзали. Я очень удивилась: она прямо Путина проклинала. Потому что ее семьи это лично коснулось.
Марина — подруга Лены. Она приехала в Курск, когда сын пошел в первый класс, сейчас он школу заканчивает. Родом Марина из Льгова, там остались друзья и родные.
— Льгов обстреливают кассетными боеприпасами, — рассказывает она. — С какой стороны — уже никто не разбирает. Люди сразу оттуда побежали. В первые дни в городе была страшная паника, на заправках огромные очереди, денег в банкоматах не найти, банки закрылись. Потом город просто вымер, работала одна «Пятерочка», туда очередь стояла в три кольца, а улицы пустые. Мародеры ходили, но это всё местные. Погреба у людей вскрывали, соленья-варенья забирали, алкоголь искали. Потом наши солдаты пришли. Знакомый мой вернулся в свой магазин, а там вояки с автоматами ходят. Он им: «Чуваки, вы чего?! Я вам гуманитарку вожу, водичку, продукты, а вы?!» Они ему: мол, извини, мужик, нам замок нужно было починить срочно, за инструментом зашли. И вынесли весь магазин, пустые полки остались.
Марина с мужем и двумя детьми тоже уехали из Курска сразу после 6 августа.
— Мне было очень страшно, — признается она. — Причем я не ВСУ боялась. Я боялась того, что они сюда придут — и тогда наши начнут по городу долбить, чтобы вэсэушников выбить.
Как в Белгородской области было, когда ДРГ зашли в Шебекино: их российская же армия поливала «Градами», от Шебекина ничего не осталось. Так что мы не ВСУ испугались, а своих. Мы же уже знаем, как они воюют. Во Льгове возле бассейна прилетела авиабомба. Рядом вокзал, это Киевское направление, станция так и называется: Льгов-Киевский. И там воронка огромная. Местные сразу: это «Хаймарс». У них чуть что — сразу «Хаймарс». Зачем ВСУ тратить ракету и бить по бассейну? Это была наша же авиабомба. У них же всё время «непроизвольный сход». Недержание авиабомб.
Поначалу семья Марины надеялась пожить какое-то время в Беларуси, под Могилевом. Но там они не смогли снять квартиру: жилье вдруг тоже резко подорожало. И они вернулись в Курск.
— Сейчас я уже понимаю, что на Курск ВСУ не пойдут, — объясняет она. — Но прямо возле нашего дома техника стоит закрытая. И мы на шестом этаже. Убежища у нас нет. Подвал не приспособлен, там даже я с моим ростом встать не могу. И если нас там завалит, то никто нас откапывать не будет. И во Льгов люди возвращаться стали. Сестра из Питера вернулась, потому что дома собаки, кошки, куры. Во Льгове обстрелы были возле вагонного депо, но основная часть города не затронута. Только очень много военных в городе.
Возвращаются, по словам Марины, многие ее знакомые. Вернулись и те, кто уезжал первыми: самые, замечает она, большие «патриоты».
— Эфэсбэшники первыми слиняли, — усмехается она. — И звонили потом знакомым: я семью свою вывез, вы тоже вывозите. Бабушка у меня есть знакомая, у нее сын служит каким-то начальником в полиции ДНР, она всё гордилась этим. Тоже одной из первых уехала.
Одноклассница моя в соседнем доме жила, они с мужем такие патриотичные, типа армии помогали. Когда это началось, в машину прыгнули и уехали, даже никому из соседей не сказали, место в машине не предложили. Мне так и хотелось спросить ее мужа: а родину защищать чего не пошел?
Прошедший с начала вторжения ВСУ месяц, по словам Марины, так же мало поменял курян, как и все эти два с половиной года.
— У людей нет опыта жить своими мозгами, — говорит она. — Всю жизнь для выживания они должны были подчиняться, они другого не умеют. Моя подруга всё время поддерживала спецоперацию, она вся такая патриотичная. Потом над ее домом что-то сбили. Она грохот услышала — и впала в какое-то состояние полукоматозное, ни есть не могла, ни пить. А всё равно говорит, как она верит в российскую армию и в «нашу победу».
