Я думаю об этой теме каждый день. Почему в Молдове становится все меньше и меньше настоящей журналистики, все меньше и меньше хорошо задокументированных статей или телепередач? Почему все меньше правды удается донести до общественности?
Я, как и большинство моих коллег, хочу, чтобы война в Украине закончилась, миром и надеждой на то, что украинцы, задыхающиеся от стресса и страданий, вернутся к нормальной жизни. С другой стороны, интересно, как бы выглядели СМИ в нашей стране, если бы у них не было материалов о событиях на украинском фронте?
Пару ночей тому назад на Дунае в уезде Тулча прозвучало 12 взрывов. Румынские СМИ немедленно, ночью, передали новости о ситуации на границе с Украиной со ссылкой на Инспекторат по чрезвычайным ситуациям Тулчи. Что было бы в случае с Молдовой, если бы подобные взрывы прогремели однажды ночью? Как быстро информация дошла бы до населения? Из каких источников? Я не знаю, как именно строятся отношения между прессой и государственными учреждениями в других странах, но в Молдове, безусловно, необходимо что-то менять в этом отношении.
Неделю назад я обратилась в Службу информации и безопасности (СИБ), направив запрос на информацию (официальные учреждения практически никогда не общаются с журналистами по-другому, кроме письменно). Ни один телефонный номер не был доступен несколько дней подряд, поэтому я обратились в «Зеленую линию» и «Горячую линию» (в чем отличие между этими двумя линиями ответственные лица не смогли объяснить). Я сообщила им о проблеме и попросила дать другие контакты, по которым мне ответят. Никаких других телефонных номеров, кроме указанных на сайте www.sis.md, я не получила. Я оставила свои контактные данные в ZdG и попросила сотрудника по связям со СМИ позвонить. Через несколько минут со мной связались. Я попросила собеседницу назвать ее имя, на что она ответила, что согласно регламенту, которого она не составляла, она не имеет права представляться. Так ли это? Неужели? Я решила, что это уже успех: записала номер телефона, с которого она со мной связалась. Но это было бесполезно. Этот номер уже не действителен. Правда, через несколько дней я получила ответ на свой запрос о том, что СИБ обратилась в парламент с просьбой о внесении изменений в Закон о телекоммуникациях, чтобы операторы мобильной связи больше не продавали обезличенные карты, которые часто становятся орудием преступлений. Это было в 2020 году. Я спросила, что произошло после того, как тогдашний парламент отказался изменить закон. Из официального ответа следует, что, по сути, ничего не произошло, хотя «этот вопрос остается в поле зрения СИБ».
Другие пресс-службы также «модернизировались» и больше не отвечают ни по телефонным номерам, указанным на официальных сайтах, ни на сообщения, отправленные по электронной почте или в социальных сетях. В связи с этим ZdG запросила информацию у Генерального инспектората полиции (ГИП) о правонарушениях, совершенных с использованием обезличенных телефонных карт, о расследованиях и наказаниях. После нескольких обращений мы получили частичный ответ. После того как мы настояли на полном ответе, последовало несколько официальных, давно известных данных.
Был и другой случай, когда хорошо информированный специалист после беседы с нами попросил, чтобы мы вообще не использовали его имя без разрешения ответственных лиц из пресс-службы. И ответственные лица не дали разрешение, ничем это не аргументируя.
В другом учреждении, название которого мне сейчас уже тягостно называть, сказали, что у них идет ремонт и модернизация, поэтому телефоны не работают. Некоторые номера были изменены, а на сайте остались старые. Пресса все еще ждет ответов на свои запросы, лишенная возможности как-то вмешаться, чтобы ускорить отправку ответов.
Сотрудники по связям со СМИ должны точно знать, на кого они работают. Для имиджа учреждений-работодателей? Или для информирования общественности?
Срок, в течение которого учреждения должны дать журналистам ответ, составляет 14 дней. Знаете ли вы, сколько всего может произойти за 14 дней? За 14 дней запрошенная сегодня информация по актуальной теме может оказаться совершенно бесполезной, даже если целые отделы трудились над сбором некоторых данных, запрошенных журналистами.
С другой стороны, все официальные лица хорошо знакомы с правилами настоящей, беспристрастной журналистики и не избегают ни одной возможности покритиковать СМИ, когда их право на ответ не соблюдается. Как мы можем его уважать, если у нас нет доступа к высокопоставленным лицам, государственным служащим или тем, кто отвечает за отношения с прессой или общественностью? В этом отношении необходимы существенные изменения, пока пресса окончательно не превратилась в передатчика официальных пресс-релизов.
Аннета ГРОСУ
