Он обратился в нашу редакцию несколько недель назад. Его только что выпустили из Сорокской колонии № 6. Он с волнением рассказал нам, что не сожалеет о своем осуждении, потому что считает себя виновным в том, что совершил в нетрезвом виде четыре года назад. Но оказавшись на свободе, он хотел бы попытаться добиться справедливости для других заключенных, которые в таком же положении, как он, и могут оказаться под стражей в пенитенциарных учреждениях Молдовы.

Он рассказал, что с рождения он «и женщина, и мужчина», и это превратило его четыре года заключения в кошмар. По словам бывшего заключенного, под предлогом того, что ему будут гарантировать безопасность и физическую неприкосновенность, на протяжении четырех лет его содержали в невыносимых условиях – он был один в антисанитарных камерах, в которых обитали крысы.

«Никто не подумал, что я не сделал операцию, потому что у меня не было денег. Я был вынужден. Мне пришлось»

С тех пор, как он попал в тюрьму, он написал десятки писем в ответственные учреждения, такие как Национальная администрация пенитенциарных учреждений (НАПУ) и Министерство юстиции (МЮ) или в судебные инстанции, говоря о том, что жизнь трансгендера, когда он оказывается в тюрьме, становится невыносимой. «И дело не в отношении других заключенных, а в поведении „людей в погонах”. Своим отношением они как будто приговорили меня во второй раз»‎, – рассказывает Игорь Брумарецкий. По его словам, сейчас это его официальное имя, хотя 52 года назад он родился женщиной. «Никто не подумал, что я не сделал операцию, потому что у меня не было денег. Я был вынужден. Мне пришлось. Потому что таким было мое здоровье»‎, – объясняет Игорь свою трансформацию, которую, по его словам, неправильно поняли или даже осудили «люди в погонах», то есть сотрудники пенитенциарной системы.

«Они должны были работать, а не смеяться… Никто не подумал: постойте, не дай Бог, чтобы у меня был ребенок или брат, или сестра с чем-то подобным, и другие над ними смеялись», – отмечает бывший заключенный. Он возмущен тем, что на протяжении четырех лет заключения он находился в дисциплинарном изоляторе, где по правилам на короткий срок изолируются люди, совершившие преступления в тюрьме.

«Я так и не понял, если было так, как они говорили, и они хотели гарантировать мою безопасность, то почему меня не держали в секторе № 12, предназначенном специально для заключенных, которых необходимо защитить от возможного насилия?» – задается вопросом Игорь. Он рассказывает, что продолжал писать петиции и заявления, объясняя, что хочет гуманных условий содержания, что хотел бы работать, и это право ему не ограничило никакое судебное решение, и он все время просил встречи с директором исправительного учреждения, но безуспешно.

«Даже если вы пишете в администрацию, ничего не решается. Либо нужно резать вены, либо объявлять голодовку – только так можно в итоге пожаловаться администрации», – объясняет бывший заключенный. Он вспоминает, как сам прибегнул к такому крайнему методу, когда крысы забежали в его камеру. «Когда они увидели меня в крови, они сразу же захотели узнать, что произошло», – рассказывает Игорь Брумарецкий.

Хроника дискриминации, по рассказам пострадавшего

«Я не знаю, как именно называется то, что произошло со мной в тюрьме. Дискриминация? Издевательство? Но я хотел бы это узнать и я собираюсь добиваться справедливости в судах Молдовы, а также в европейских судах», – говорит Игорь. Он рассказывает несколько ситуаций, которые причинили ему страдания с первого дня его прибытия в тюрьму.

«В первый раз, когда обыскивали мои вещи, я был в маленькой комнате. Там были врачи и „господа в погонах”. Все знали, что у меня два пола – мужской и женский. И врач сказала снять штаны: „Посмотрим”. Я снял… А она сказала мне в лицо: „Фууу, я сегодня не буду есть”. Представляете, как я почувствовал себя после этих слов?

Второй случай, когда мне нужно было идти в медпункт… Они при всех крикнули: „Брумарецкий, идите к гинекологу!”, хотя могли сказать, что меня вызывают к врачу. Каково мне было, когда все заключенные начали смеяться? Они смеялись и смеялись.

Были и ситуации, когда мне открывали дверь в ванную – тоже те люди „в погонах”.

В другой раз, на перекличке утром один человек «в погонах» сзади говорит мне: „Привет, Наташа”. И все заключенные снова засмеялись, но их смех был вызван словами „людей в погонах”, и это обидно».

Что касается эпизода с проникновением грызунов в его камеру, он говорит, что, кроме страха перед этими грызунами, его напрягало и неприятно удивляло равнодушие сотрудников, которым он сообщил об этой проблеме. Они не спешили что-то делать, и крысы продолжали залезать в камеру через туалетное отверстие.

Ответ НАПУ: «Его держали отдельно, и его права не ущемлялись»

По запросу ZdG, НАПУ ответила, что «с Игорем Брумарецким обращались на основании принципа равенства, без каких-либо отклонений от нормативных актов, регулирующих работу пенитенциарной системы». В ответе НАПУ для ZdG также говорится, что «в пенитенциарных учреждениях, где он содержался, у вышеупомянутого был доступ ко всем видам деятельности в учреждении, и он был включен в программы коррекции поведения, указанные в индивидуальном плане ресоциализации, а также мог участвовать в занятиях для свободного времени (посещение библиотеки, посещение церкви учреждения, посещение спортзала по графику) по желанию. При этом Игоря Брумарецкого по его письменному заявлению во время заключения держали отдельно, и его права не ущемлялись. Кроме того, сообщаем, что указанному лицу были предоставлены/созданы материальные условия содержания, соответствующие нормам содержания заключенных, с соблюдением обязательных норм, чтобы содержание под стражей не вызывало у него негативных эмоций. Что касается случаев дискриминации в отношении данного лица, мы сообщаем, что это не подтвердилось».

ZdG уведомила Народного адвоката и Информационный центр GENDERDOC-M о том, о чем рассказал Игорь Брумарецкий, и позже мы сообщим о действиях, предпринятых этими учреждениями.

Вместо P.S.

Его освободили месяц назад. Вернувшись, он обнаружил, что дом разграблен ворами, и собака умерла. Он ни дня не сидел без дела. Он идет работает туда, где нужна рабочая сила. Конечно, ему хотелось бы стабильной работы, ведь, хотя у него нет образования, у него есть опыт работы в сфере строительства, сельского хозяйства и ухода за больными. Даже так будущее кажется ему неопределенным: «Дальше в жизни? Я не знаю, как Бог даст. Я хочу, чтобы НАПУ за все ответила. Для чего они это скрывают? Вас содержат совсем по-другому, а пишут так, как будто вас содержат в золоте».

— Если бы в обществе иначе относились к таким людям, как вы, если бы вы получили помощь, психологическую помощь с подросткового возраста, с детства, по-вашему, вы могли бы не совершать это преступление?

— Я думаю, меня могли остановить. Они не видели, что я, взрослея без родителей, совершил одну, две ошибки, и они не сказали себе: «Постойте». Они могли сказать: «Может тебе нужно в реабилитационный центр, может нужно какое-то лечение…»

Анетта ГРОСУ