Материал Спектра
С первых дней войны херсонский Центр социально-психологической реабилитации детей оказался в оккупации. Учреждение расположено в селе Степановка, что возле Чернобаевки, где проходили ожесточенные бои за местный аэропорт. В феврале 2022 года в Центре находились 52 ребенка. Российские военные устроили за ними настоящую охоту, пытаясь вывезти в РФ. Директор Центра реабилитации Владимир Сагайдак рассказал онлайн-журналу «Спектр» о том, как ему удалось спрятать детей и спасти их от депортации.
Владимир Сагайдак вместе с семьей много лет живет в Херсоне. Он признается: никогда не мог представить, что Россия попытается оккупировать территорию Украины.
— 24 февраля в полшестого утра позвонила дочка и сказала, что началась война, — рассказывает Сагайдак. — Я вышел на балкон: оттуда виден аэропорт, — взлетная полоса была уже в огне и дыму. Я поехал на работу в свой Центр, добираться мне туда из Херсона километров десять. Ехал к детям под звуки взрывов…
Центр реабилитации детей в Степановке был основан в 1997 году. Всестороннюю помощь и поддержку там получают дети от 3 до 18 лет. Они могут находиться в заведении круглосуточно в течение 9 месяцев. Реабилитацию там проходят сироты, дети, лишённые родительской опеки, а также дети из семей, оказавшихся в сложных жизненных обстоятельствах.
— Большинство детей у нас — те, что оказались в трудных бытовых ситуациях, которые пережили насилие. Им негде жить, им нечего надеть в школу, поэтому они её прогуливали. Были у нас ещё, как мы их называем «трудные подростки», которые нарушали закон… В Центре работали в штате 47 человек, однако с началом оккупации осталось 33 сотрудника, некоторые из них со временем эвакуировались, — рассказывает директор.
Когда утром 24 февраля он приехал на работу, в Центре не было сотрудников. Люди физически не могли добраться под обстрелами на работу. Понимая, что в таких условиях воспитатели никак не смогут работать полный рабочий день, директор решил остаться в Центре. Он прожил там два с половиной месяца.
— На второй день войны я переехал жить в Центр, жена и дочь меня поддержали в этом решении. Так было спокойнее для самих детей. Когда они видели меня постоянно на работе, им было не так тревожно, — признается он.
Директор Центра вспоминает, что во время обстрелов сидел с детьми в укрытии, соблюдая «правило двух стен». Часто сидели с фонариками, потому что не было электричества. Однажды снаряд упал метрах в двадцати от помещения: выбило окна. Детям было страшно, и Сагайдак пытался успокаивать их, разговаривал с ними часами.
— Каждый день я общался с детьми, — вспоминает он. — У нас традиция: по вечерам пить чай с конфетами. Во время чаепития я сказал детям постарше, что началась война, что Россия на нас напала, она хочет нас уничтожить. Детей помладше старался просто успокоить, обнять. Им не хватает тактильности, поэтому они старались подольше посидеть рядом со мной и пообниматься… В первые дни войны дети больше всего боялись взрывов. Из-за того, что мы находились рядом с аэропортом в Чернобаевке, все обстрелы происходили на наших глазах. Мы даже иногда видели лица летчиков в пролетающих вертолетах. Первые два месяца детям было очень страшно, но потом они уже привыкли к обстрелам.
По словам Сагайдака, ему поступало много предложений из разных стран: люди и организации были готовы принять у себя детей, но при одном условии — необходимо самостоятельно добраться до Львова. Однако директор понимал, что выехать с 52 детьми с оккупированной территории незаметно для российских военных вряд ли получится.
— Одно время мы надеялись, что наш Центр эвакуируют, но этого не произошло. Мы поняли, что россияне нас не выпустят через блокпосты, — поясняет Владимир. — Ведь я не являюсь опекуном, я просто директор Центра реабилитации. И вот тогда мы начали думать, как прятать детей.
Первые месяцы войны директор Центра старался максимально «законспирировать» свое учреждение. Детей выводили гулять группами, по 15 минут каждая. Их просили не кричать, шуметь и не бегать. Так продолжалось до июня 2022 года, пока о детях не узнали российские военные. Первый раз они пришли в Центр 4 июня.
— Они как-то узнали о нас. Думаю, что постарались местные коллаборанты, —рассказывает Сагайдак. — Почему они не пришли раньше? Наверное, были уверены, что мы вместе с детьми уехали на подконтрольную Украине территорию. И вот они пришли, их было четверо, говорят: давайте поговорим. Спросили, где дети. Я пытался им объяснить, что мы — Центр реабилитации, а не интернат. Они этого не понимали, в России таких центров нет. Они думали, что мы содержим у себя детей с 1-го по 12-й классы. Россияне забрали у нас все личные дела детей. И стали к нам приходить каждые две недели.
Еще до прихода оккупантов директору Центра удалось спрятать большинство детей. Когда стало ясно, что эвакуации не будет, Сагайдак собрал оставшийся коллектив, связался с работающими в режиме онлайн местными чиновниками и сказал, что нужно поскорее спрятать воспитанников, другого выхода нет. Часть детей, чьи родители не были лишены родительских прав, временно отдали в семьи. А вот сирот отдать было некуда, их забирали домой воспитатели. Предварительно для каждой воспитательницы выдумывалась легенда, чтобы та могла, например, объяснить соседям, откуда в ее семье вдруг появились трое-пятеро детей. Конечно, говорить правду было опасно: не было уверенности, что среди соседей нет коллаборантов. Предлагалось говорить что-то вроде: «Племянники приехали в гости».
— К тому времени в Центре из 52 детей остались только 5. Часть мы распределили по родственникам. 17 детей распределили среди сотрудников Центра. Наши воспитатели, соцпедагоги, медсестры взяли к себе домой по двое, трое, пятеро детей. И когда россияне к нам пришли, у нас находились только 5 подростков, метра по два ростом. Их довольно трудно было спрятать, — замечает Сагайдак.
Во время первого визита военные РФ заметили в коридоре Центра детскую поделку — лодку с надписью «Русский корабль, иди на х…».
— Корабль стоял на видном месте. Один [военный] зашел в мой кабинет и говорит своему коллеге: «Вот, смотри, как воспитывают тут детей». Ребёнку они ничего не сделали, а ко мне претензии были. Но, к счастью, все обошлось, —вспоминает Сагайдак.
Россияне разбили в Центре камеры видеонаблюдения (первый их приход удалось зафиксировать на видео) и поломали компьютеры. Своих имен не называли, говорили только, что они «из комендатуры» или «из министерства».
Второй раз оккупанты пришли вместе с пропагандистами российских телеканалов. Они окружили директора Центра с микрофонами и хором спрашивали: «Что здесь делал «Правый сектор»? «Что здесь делал «Азов»? «Почему дети на фотографиях с автоматами»? Сагайдак спокойно отвечал, что ни «Правого сектора», ни «Азова» здесь нет. А когда собравшиеся стали задавать вопросы пятерым оставшимся в Центре ребятам, те сказали, что с российским ТВ общаться не будут, и запретили себя фотографировать.
В какой-то момент россияне привезли в Центр 15 детей из специализированной школы на границе Херсонской и Николаевской областей, где велись ожесточенные бои.
— Привезли очень перепуганных детей с вещами, они думали, что их везут в Россию, — рассказывает директор. — В итоге они прожили с нами три месяца. Каждые две недели россияне приезжали к нам проверить, как детей кормят, не обижают ли, постоянно пересчитывали… 19 октября их депортировали в оккупированный Крым, а потом перевезли в российскую Анапу. Для меня самым страшным днем за всю оккупацию было именно 19 октября, когда забрали детей. Отчаяние из-за того, что ты не можешь ничего сделать.
По словам Владимира, через какое-то время украинским чиновникам удалось договориться с российской стороной и вернуть детей. В настоящее время они находятся в Грузии, под защитой посла Украины.
На вопрос, почему россияне пытаются всеми силами депортировать украинских детей, Сагайдак отвечает так:
— У меня есть три варианта. Первый: российские пропагандисты твердят, что надо забрать украинских детей, отдать их в военные училища и перевоспитать, чтобы потом они защищали Россию. Второй вариант: мы знаем, что Россия хочет уничтожить Украину, хочет, чтобы было некому защищать Украину, и поэтому депортирует наших детей… Третий вариант: Россия хочет за счет Украины увеличить свое население.
Воспитанники, которых приходилось прятать, до сих пор не могут вернуться в Центр. Сейчас в Херсоне опасно: оккупанты ежедневно обстреливают город с другого берега. 11 ноября 2022 года, в день освобождения города, снаряд прилетел именно в то место, где находится Центр. По счастью, там уже никого не было.
— Но обстрелы — ничто по сравнению с оккупацией, — считает директор. — Конечно, никто из херсонцев не гуляет по улицам во время обстрелов. Но как человек, переживший оккупацию, могу сказать, что обстрелы города мне не страшны.
Сейчас Сагайдак вместе со своим коллективом помогает сиротам и детям, лишенным родительской опеки. Еще до начала войны он был главой Херсонского клуба волонтеров — после деоккупации на базе клуба был основан Центр поддержки детей Херсона. А в Центре социально-психологической реабилитации детей пока что идет ремонт. Владимир Сагайдак верит, что воспитанники сюда еще обязательно вернутся, а он будет первым, кто их здесь встретит.
