Материал Забороны

Командир отделения Национальной гвардии Украины Иван Микула во время боев за «Азовсталь» получил тяжелое ранение и практически потерял зрение. Защитника Мариуполя россияне сначала заключили в тюрьму в Оленевке на оккупированной Донецкой области, а оттуда отправили в СИЗО в Воронежской области. Мужчина пробыл в плену девять бесконечных месяцев: пережил допросы, избиения и пытки российских спецслужб. Иван похудел на 20 килограммов, получил травму позвоночника и сломанные ребра. В феврале 2023-го Микулу обменяли, и он наконец обнял жену и дочь.

По возвращении командир отделения Нацгвардии поделился своей историей с журналисткой Забороны Ириной Олейник: об обороне Мариуполя, ужасах плена и друзьях.

План обороны Мариуполя

24 апреля 2019 года я подписал контракт с воинской частью №3057 в Мариуполе. Я был сержантом и командиром отделения. 24 февраля в 4 утра [началось полномасштабное вторжение России в Украину] мне позвонили из воинской части: «Нужно приехать, боевая готовность!» В тот день я должен был заступать на дежурство в караул. Утром в городе слышны взрывы — на нас напали. По приказу я прибыл в воинскую часть: получил оружие, экипировку. В первые сутки с побратимами заступили на охрану склада, где находились оружие и боеприпасы. 26 февраля — приказ собираться: переезжаем на «Азовсталь». Тогда от наших связистов поступила информация, что российские войска, вероятно, готовят артиллерийские обстрелы нашей воинской части. Уже было ясно, что враг знал расположение многих военных объектов в городе. Практически всех из части передислоцировали в бункеры «Азовстали», но группу нацгвардейцев оставили для охраны.

Во время обороны Мариуполя уезжали на задание. На позиции мы находились около четырех суток, потом меняли. План обороны Мариуполя был, то есть все было расписано по боевому расчету. Морпехи, полк «Азов», пограничники, нацгвардейцы — каждое формирование отвечало за определенный периметр города. Завод «Азовсталь» был ядром всех воинских частей. За оборону Мариуполя отвечали полковник Национальной гвардии Денис Шлега и командир полка «Азов» Денис Прокопенко с позывным Редис. Вся информация о ситуации в городе и позиции россиян поступала в один командный пункт на «Азовстали» — оттуда военнослужащие получали приказы. Несмотря на отсутствие мобильной связи, наше военное руководство постоянно поддерживало коммуникацию с внешним миром благодаря Starlink. Таким образом Редис имел возможность рассказывать об окружении города, нехватке воды, пищи и оружия.

Бомбоубежища на металлургическом заводе действительно спасали и защищали нас от постоянных обстрелов врага. Но были случаи прилетов в бункеры, которые не выдерживали удары и заваливались.

В одно из бомбоубежищ на «Азовстали» был прилет. Здесь прятались в основном гражданские: женщины и дети. От мощного удара пробило бункер — завалило 75 человек… Они задохнулись в этой ловушке.

Помощь с воздуха: доставка оружия на «Азовсталь»

Город был в полном окружении врага: со стороны Новоазовска, Донецка, Запорожья и даже Азовского моря, откуда нас обстреливали корабли РФ. Помощь и вооружение попадали к нам только воздухом благодаря вертолетам. Передавали преимущественно патроны и одноразовые ручные противотанковые гранатометы «Матадор», который очень хорошо пробивает броню россиян.

Но как много ты сделаешь гранатометом против артиллерии, против самолета? Россияне почти не наступали. Они заняли позиции и просто били нас артиллерией. «Азовстали» доставалось более сотни авиаударов в сутки, представляете?

Также на «Азовсталь» поступало подкрепление — добровольческие подразделения. Слава всем ребятам, которые летели на вертолетах ночью через всю эту неподконтрольную территорию на низкой высоте, это очень большой риск и подвиг. На обратном пути вертолеты забирали раненых: таким образом удалось эвакуировать многих 300-х [раненых] и спасти множество жизней.

Но было, что враг сбивал наших «птичек». Однажды из трех вертолетов, возвращавшихся с ранеными на борту в Днепр, долетел только один. На одном из бортов везли раненого молодого офицера из Харькова, ему было всего 26 лет.

Бой за «Азовсталь»: ранение Ивана и потеря зрения

Помню, как шел бой уже на территории завода. Россияне наступали, мы с собратьями отстреливались из здания и делали все возможное, чтобы они не приблизились к нам. Я стоял у окна — и тут прямо возле меня падает мина. В глазах потемнело, дыра в каске, а бронежилет наполовину разорван. Чувствовал, как по руке и лицу стекала кровь, ребята перемотали раны и вызвали помощь. Меня отвезли в бункер «Железяка», где располагался госпиталь. Когда медики осмотрели левый глаз, спросил у них: «Я буду видеть?» Тогда врачи промолчали, ничего не ответили. Уже потом узнал: в результате взрыва обломки стекла попали в глаза и ранили руку. Часть смогли вытащить, но не было условий, чтобы меня прооперировать и достать из глаза все стекло.

В госпитале было очень много раненых, медикаментов всем не хватало. Я очень благодарен нашим медикам, которые спасли многих, несмотря на сверхсложные условия. Мне давали антибиотики и обезболивающее, чтобы не произошло воспаление, однако спасти левый глаз оказалось невозможно: чтобы восстановить зрение, нужны были спецоборудование и микрохирургия.

Около года я жил с обломками стекла на лице, практически ничего не видел. Не мог полностью поднять голову, а когда двигал глазом, эти обломки рвали мягкие ткани — было очень больно. Вот так я полностью потерял левый глаз. Уже после плена меня возили по больницам: в Институт микрохирургии глаза в Киеве и в частные медицинские учреждения. Делали обследование и все возможное, чтобы спасти. Врачи сказали, что в течение двух-трех месяцев после ранения еще можно было что-то сделать, но за время в плену [медицинскую помощь там не оказывали] глазное яблоко атрофировалось. В правом глазу тоже были обломки, но меньше, — сейчас вижу только на 20%.

Оленевка: голод и антисанитария

16 мая 2022 года все военнослужащие выходили из «Азовстали». Сначала нам говорили, что это будет эвакуация и нужно сдавать все оружие и бронежилеты. Чтобы оружие не попало к врагу, мы его просто уничтожали: преимущественно ломали или жгли. Тяжелораненых, которые не могли ходить, собратья выносили из бункеров. Их увезли, кажется, в Новоазовск, а всех остальных отправили в Оленевку. После завода нас заставили пройти фильтрацию: россияне рассказывали, что нас отпустят домой через три-четыре месяца.

В колонию в Оленевке нас привезли примерно в 2 ночи, после чего россияне несколько раз проводили обыск и забирали личные вещи. С утра всех военнослужащих из Мариуполя допрашивали, собирали отпечатки пальцев и фотографировали. Сначала нас держали в показательных бараках, примерно по 100 человек в каждом, среди них раненные и больные. Помню, как на территорию колонии приехали представители Международного комитета Красного Креста и спросили: что нужно? Наши ребята ответили, что прежде всего одежда и средства гигиены. Те ответили, что нам помогут. Тогда Красный Крест все сфотографировал и уехал, и больше мы никого из них не видели.

Затем нас отправили в ужасающие бараки, по 400 человек в каждом помещении. Кроватей и матрасов на всех не хватало, так что спали прямо на бетонном полу. Воду для военнопленных привозили из реки пожарной машиной. Нам приходилось пить ржавую воду, которая воняла болотом. Два рулона туалетной бумаги для 50 мужчин на две недели — как хотите, так и растягивайте. Побратимы, работавшие в столовой, рассказывали, что гуманитарная помощь лежала на складах тюрьмы, но до военнопленных ничего не доходило.

Для меня Оленевка — это голод, антисанитария, просто ужас и издевательство над людьми.

В августе 2022 года один из побратимов смог пронести телефон в колонию: я позвонил жене и сказал, что жив и в плену. Вместе с ребенком они оставались в Мариуполе, потому что было страшно проходить фильтрацию на блокпостах россиян. Я попросил уехать из города на подконтрольные территории, в свободу.

Иван Микула: допросы и избиения ФСБ

В колонии я пробыл 4,5 месяца. Меня и других побратимов отправляли в русские тюрьмы: Таганрога, Ростова, Камышина, Борисоглебска.

Из Оленевки меня привезли в Ростов, потом в Таганрог. Там нас посадили на самолет, летели довольно долго. В автозаках на пути в колонию нас постоянно избивали. О том, где мы находимся, я узнал по постельному белью: «Воронежская область, город Борисоглебск, СИЗО №1».

В России многих моих побратимов приговорили по фейковым обвинениям к 15, 20 или 25 годам заключения. 24 часа в день мы были закрыты в камерах. В течение дня стояли у кроватей — нам запрещали садиться. Особым видом издевательства в СИЗО была российская музыка: в каждой камере были колонки, и ежедневно нам включали, извините, говняный российский шансон и послевоенные советские хиты — Катюша и День победы, песни Любе, Газманова и Кобзона.

Камеру можно было оставить только два способа: отправившись либо на избиение, либо на допросы, которые проводили спецназовцы и эфесбешники. На допросах россияне преимущественно выбивали информацию, спрашивали каждого пленника: «На каких позициях был? В кого стрелял? Что видел? А кто стрелял по военным РФ?» Постоянно били палками и электрошокерами. Меня связывали и надевали пакет на голову, душили и спрашивали: какие совершил военные преступления? Я отвечал, что военные преступления совершила их [российская] сторона. После этого сильно били. Меня даже спрашивали: «Зачем вы разбомбили Мариуполь?» То есть в РФ уверены и верят в то, что это не они разбомбили Мариуполь, а Украина.

ФСБшники создавали какие-то фейковые уголовные дела на всех наших военнопленных, заставляли подписываться под тем, чего не совершали. Были бесконечные допросы и избиения, а мы спрашивали: зачем? Ответ был один: «У нас такой приказ!» Меня обзывали азовцем-фашистом, а по уголовному делу приписали убийство мирных жителей и мародерство.

Еду в СИЗО мы называли «шесть ложек», нас морили голодом. В основном были разные виды каши: жемчужная, пшеничная, несколько раз давали гречку. В тарелку бросали один половник — только в поддержку организма. Я похудел на 20 килограммов: из российского плена вышел с весом 69 килограммов.

Иногда давали читать пропагандистскую литературу о великой отечественной войне и победе Советского Союза. Было постоянное психологическое давление и устрашение. Когда угрожали расстрелом, у меня заканчивалось терпение: «Зачем вы издеваетесь? Ведите и стреляйте!» Даже зло берет, что Женевская конвенция в отношении военнопленных не работает — в РФ ее никто не соблюдает. Россияне палками забивали ноги: чтобы мы не могли двигаться и ходить, просто отбивали мясо от костей. От ударов все руки и ноги были синего цвета. Мне сильно повредили позвоночник, сломали ребра. И у многих было так же. Два раза в неделю выводили гулять в маленький закрытый двор, где мы 10 минут просто ходили по кругу на согнутых ногах и держались друг за друга. С нами были смотрители-спецназовцы и собаки. Раз в неделю нас водили в баню, тюремную робу не меняли, мы сами стирали ее.

Единственное, что помогало держаться в плену, это поддержка моих друзей в плену, а также воспоминания о семье и другой жизни до большой войны. Разговоры и поддержка немного отвлекали.

Все были в таком состоянии, что думали, будто мы уже умерли, и это какая-то вторая жизнь, а прошлого вообще не существовало. И уже не верилось, что будем свободными. В СИЗО нам говорили, что о нас в Украине все забыли, что мы никому не нужны. Но мы чувствовали: помнят. После освобождения из плена была больница, уход, обеспечение, все необходимое предоставили и поддерживали.

Обмен на Сумщине и планы на будущее

Меня обменяли 16 февраля 2023 года. Сначала нас привезли в Белгород, оттуда — к границе с Сумской областью. Нам разрешили снять скотч с глаз, и только тогда мы поняли, что это обмен и скоро попадем домой. Когда в наш автобус вошел мужчина и сказал: «Слава Украине!», мы все обрадовались и вместе ответили: «Героям слава!»

Жена с дочерью приехали в госпиталь в начале марта, потому что первые недели ушли на обследования в больнице. Также мы общались с работниками СБУ и рассказывали о пленении и других украинских военнослужащих, с которыми мы сидели в одной камере, и они до сих пор в заключении. Таким образом удалось установить информацию о военных, считавшихся пропавшими без вести. Даже по таким кусочкам удавалось собирать очень важные данные.

В госпитале МВД меня прооперировали: сначала доставали обломки стекла из глаз, а уже в апреле удалили левое и имплантировали протез. «Ангелы Азова» помогли с протезированием и лечением, очень благодарен им за это.

Сейчас планирую открыть свое дело — хочу заниматься продажей детской одежды, моя жена 10 лет работала администратором в таком магазине. Благотворительная организация «Сердце Азовстали» предлагает помощь, и мы активно все обсуждаем и составляем бизнес-план.