Военные возвращаются из Украины более агрессивными и с разрушенной психикой

Материал Новой газеты. Европа

9 апреля контрактник из Архангельской области Сергей Клевцов поссорился с сослуживцем и поджег детскую коляску в подъезде. Начался пожар, в котором погибла 49-летняя женщина, пострадали 7-летний ребенок и 55-летний мужчина. Во Владивостоке в убийстве охранника подозревают Николая Пивоварова, который воевал в Украине в составе добровольческого батальона «Тигр».

31 июля во Владимире доброволец Алексей Демещенко убил ножом другого посетителя заведения. Бывший участник боевых действий в Украине Станислав Ионкин причастен к смерти 13 человек: в одном из костромских клубов мужчина несколько раз выстрелил вверх из охотничьей ракетницы, что спровоцировало пожар, в котором заживо сгорели посетители заведения. В Смоленской области бывший военный напал на пункт временного размещения беженцев, а в Туле приехавший с войны избил стулом директора пиццерии.

Это лишь некоторые известные случаи асоциального и опасного поведения вернувшихся с войны, при этом преступления далеко не всегда совершаются бывшими заключенными, завербованными прямо из колоний. По сообщению «Медузы», администрация президента уже попросила пропагандистов не рассказывать о преступлениях, совершенных теми, кто вернулся с войны, чтобы россияне «не боялись их возвращения». Но не бояться сложно.

Исследования многих психологов показывают, что физическое перемещение солдата с поля боя в мирную жизнь не означает его эмоциональную и интеллектуальную адаптацию. Многие из тех, кто оказался на войне, сталкиваются с посттравматическим стрессовым расстройством, что усложняет их жизнь и взаимодействие с окружающим миром. Возвращаясь в общество, ветеран с «военизированной психикой» не находит в себе прежних социальных навыков и нередко может навредить себе или другим.

Что такое ПТСР и боевое ПТСР?

В конце 1960-х годов американские солдаты возвращались домой после участия в войне во Вьетнаме. У многих вскоре стали проявляться однотипные симптомы: частые кошмары и навязчивые воспоминания, склонность к зависимостям, депрессия и агрессивное поведение, иногда выливающееся в насилие. По оценкам исследователей, к началу 1990-х от 20 до 150 тысяч ветеранов покончили с собой. Со временем состояние бывших солдат было названо посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). В 1998 году американский психолог Ричард Макнелли отметил, что на риски развития ПТСР влияют общие проблемы с психическим здоровьем и уровень интеллекта.

Согласно справочнику MSD, одному из главных мировых медицинских справочных ресурсов, ПТСР — это инвалидизирующее заболевание, которое проявляется не только у военнослужащих, но и у людей, переживших другие травматические события.

Для тех, кто вернулся из военных зон, сегодня выделяют отдельный подтип расстройства — боевое ПТСР.

«Военное ПТСР, в отличии от ПТСР мирного времени (при катастрофах или стихийных бедствиях), часто более разрушительно по своим социальным, профессиональным, межличностным, семейным, мировозренческим и психическим последствиям», — говорит врач-психиатр Антон Рагузин.

По словам врача, при боевом ПТСР симптомы часто меняются от невротических до психотических. То есть, повторные переживания и воспоминания о травматических событиях нередко переходят в обсессивно-фобические состояния с навязчивым страхом за безопасность.

Люди с этим расстройством могут испытывать яркие и чувственно насыщенные представления, возвращающие их к тому, что они пережили на войне.

Например, при виде салюта человек мысленно погружается в сцены ночного боя, а при внезапном ярком свете у него в голове возникают образы горящей техники.

«У боевого ПТСР есть ряд особенностей: сверхбдительность, преувеличенное реагирование, притупленность эмоций, агрессивность, нарушение памяти и концентрации внимания, высокая общая тревожность, приступы ярости, злоупотребление наркотиками, навязчивые воспоминания, галлюцинации, нарушение сна, мысли о нежелании жить и мучительное чувство вины», — перечисляет Рагузин.

На войне на состояние солдат, кроме непосредственно боевых действий, влияет целый ряд факторов, вызывающих стресс: например, жара или холод, шум, вибрации, оружие, ионизирующая радиация, плохая видимость. К этому добавляется недостаток сна, плохое питание, плохие условия гигиены, мышечное истощение, болезни, сексуальная фрустрация, иногда применение стимуляторов — кофеина, никотина, алкоголя.

«Есть еще психические стрессоры, их можно поделить на когнитивные — избыток или недостаток информации, сенсорная перегрузка, непредсказуемость событий, дефицит времени или избыточное ожидание и бездействие, отсутствие выбора, и эмоциональные — положение в коллективе, страх смерти, злость, чувство вины, межличностные конфликты, вид мертвых тел, убийство людей и прочее», — говорит Рагузин.

Собеседница Новой-Европа, пожелавшая остаться анонимной, так рассказывает о своем родственнике, вернувшемся с «СВО»:

«Он очень изменился, стал более контролирующим, все проверяет. Сам не свой. Раньше такого не было, он стал совсем другим человеком.

Я вижу и на примере своих знакомых, что мужчины возвращаются оттуда травмированными. Им снятся страшные сны, они тревожные, начинают ругаться с близкими, а близким со временем надоедает жить в таком аду».

По сообщению Би-би-си, психиатры из Центра психиатрии и неврологии имени В.М. Бехтерева оценивали, что с ПТСР столкнется от 3 до 11% всех побывавших на войне. Среди раненых доля выше — 30%.

«Я лично и все мои знакомые столкнулись с психологическими последствиями, все что-то пережили. У меня на фоне этого случилось обострение болезней, был инсульт. Первое время была острота восприятия окружающих, агрессия. Если что-то не то сказали, то готов уже лезть в драку. Не знаешь, как реагировать. Преследовали и сны. Постоянная цикличность, будто ты еще находишься там. Та атмосфера в общем и целом держит тебя, сидит в подсознании», — рассказал о своем опыте рядовой разведвзвода общевойсковой разведки Сергей Палкин в интервью Lenta.ru.

Рост преступности

Адвокатское объединение «Травмпункт» предоставило отчет, в котором отмечается, что

сегодня в России впервые за 20 лет количество убийств и покушений на убийство выросло на 4% — всего за 2022 год было зафиксировано 7628 случаев.

Адвокаты анализировали официальные данные региональных судебных департаментов, Генеральной прокуратуры и МВД, поэтому представленная статистика учитывает только зарегистрированные преступления.

Рост числа преступлений авторы объясняют несколькими факторами, связанными с войной, в том числе, ПТСР. Отмечается и увеличение употребления алкоголя. По данным Росалкогольрегулирования, розничные продажи алкоголя в России в 2022 году выросли. При этом, по данным научных сотрудников Института проблем правоприменения, в 80% случаев всех тяжких насильственных преступлений в России преступник находится в состоянии алкогольного опьянения.

Выводы отчета российских адвокатов совпадают с выводами исследователя и психолога Эрика Эльбогена и его коллег. В 2014 году они опубликовали статью, из которой следует, что

ветераны военных действий, которые злоупотребляют алкоголем, чаще совершают жестокие преступления — например, угрозы оружием, избиение или сексуальное насилие, чем те, кто не пьет алкоголь или не страдает от симптомов ПТСР.

Авторы доклада отмечают значительный рост числа убийств и покушений на убийство в регионах, расположенных вблизи зоны военный действий — в Белгородской и Курской области. Тем не менее, даже в регионах, физически удаленных, также замечен рост преступности: в частности, в Тамбовской и Кировской областях, Бурятии и Москве. Следует отметить, что Бурятия — один из регионов-рекордсменов по количеству мобилизованных: там в первую волну мобилизации призвали 3.4% запасников.

Психиатр Антон Рагузин подтверждает: «Действительно, нередко боевой стресс приводит к различным формам отклоняющегося и криминального поведения — уродованию вражеских тел, убийству военнопленных и мирных жителей, пьянству и наркомании, грабежам, насилию, или членовредительству».

Авторы адвокатского доклада отмечают, что согласно исследованиям, основной рост насилия наблюдается, как правило, «не во время войны, а по ее окончании».

Мнение российских властей и провластных психологов об общественной угрозе со стороны демобилизованных с исследованиями не соотносится. В феврале 2023 года, в ходе выступления перед Госдумой, где обсуждалась вопросы реабилитации российских ветеранов, ректор Восточно-Европейского института психоанализа, профессор Михаил Решетников, выразил призыв «дезавуировать истерику с возможным количеством посттравматических расстройств, которая нагнетается в широкой печати». Он также подчеркивает, что ветеран, переживший огневые бои и столкнувшийся с ПТСР, представляет собой «золотой фонд» для любой армии.

Интересно, что МВД представило данные о снижении общего количества преступлений в России на 1,9% в 2022 году по сравнению с предыдущим годом, включая снижение тяжких и особо тяжких преступлений.

Рост домашнего насилия

Соавтор адвокатского доклада Анастасия Щердакова рассказала изданию «Коммерсантъ», что по данным центра «Анна», в 2022 году количество женщин, обратившихся на горячую линию по поводу домашнего насилия, выросло на 5%.

Еще в прошлом году сотрудники Нижегородского женского кризисного центра отмечали увеличение случаев бытового и семейного насилия и предвидели дальнейший рост обращений, связанный с военными действиями в Украине.

«Во время войны всегда есть рост домашнего насилия. Если посмотреть на научную литературу, то, без сомнения, такой рост происходит, к сожалению, всегда — и со стороны тех, кто нападал, и тех, на кого нападали, — отмечает создательница Центра по работе с проблемой насилия «Насилию.нет» Анна Ривина. —

Люди каждый день смотрят на насилие, видят отношение к ценности человеческой жизни, отношение к человеческой телесной неприкосновенности. Когда полицейская государственная система никоим образом не работает с темой насилия, то, конечно же, развязываются руки».

По словам психолога Алисы Зингман, если человек страдает военным ПТСР, это также отражается на его детях. Поэтому любой ребёнок родителя, как-то связанного с военными действиями, находится в группе риска по развитию психологических сложностей, включая депрессию, тревожные расстройства, пограничное расстройство личности. «У меня в практике есть взрослые дети военных, и я всегда замечаю у них повышенную тревожность и склонность к депрессивным переживаниям» — говорит Зингман.

Анна Ривина подчеркивает, что статистики домашнего насилия в России нет, и в глобальном смысле замерить то, что происходит сейчас, невозможно.

«Тем не менее, с абсолютно чудовищной регулярностью мы видим сообщения о тех, кто приходит с войны, и о том, как они поступают по отношению к своим близким или к кому-то за пределами семьи. Убийства, изнасилования, тяжкие насильственные преступления. Очевидно, что таких ситуаций очень много», — говорит Ривина.

При этом большая часть случаев насилия не попадают в СМИ — более того, о многих преступлениях пострадавшие даже не заявляют.

«И изнасилования, и избиения жен и девушек, и издевательства над детьми, и все, что с этим связано, находится за пределами полицейского внимания. Мы прекрасно понимаем, что большинство пострадавших в таких случаях совершенно не знают о том, что они могут защищать свои права. Важно, что во время таких потрясений для общества женщины еще меньше заинтересованы в том, чтобы что-то непредсказуемым образом менялось в худшую сторону, поэтому они терпят еще больше», — объясняет Анна Ривина.

Почему растет насилие?

К настоящему моменту было проведено множество исследований послевоенного насилия. Единственного ответа на вопрос о его причинах не существует, есть лишь несколько наиболее вероятных гипотез. Каждая из этих них была исследована, но ни одна не получила однозначного подтверждения.

• Легитимизация насилия

Исследователи Арчер и Гартнер выдвинули гипотезу о том, что насилие во время войны становится легитимным. Ученые считают, что отмена обычно действующего запрета на убийство, действующего в мирное время, может повышать уровень насилия в повседневной жизни в периоды военных конфликтов из-за того, что люди начинают воспринимать эти преступления как нормальную часть жизни.

• Эффект социальной дезорганизации

Война разрушает социальные, политические и экономические институты общества, ограничивая способность государства обеспечивать и защищать своих граждан после завершения военных действий. Это создает благоприятные условия для жестокости, применения насилия и убийств, а также подрывает легитимность политических институтов послевоенного общества, что тоже может повышать уровень насилия. В результате войны происходит некоторое переосмысление организации общества вокруг новых, в том числе преступных, структур.

Результаты нескольких исследований, проведенных в Латинской Америке, подтверждают, что после войны растет активность организованных преступных групп, которые занимают «брешь в общественной безопасности» в условиях ослабленного послевоенного государства.

• Эффект солидарности и Демографическая гипотеза

В интервью «Медиазоне» криминолог Владимир Кудрявцев рассказал, что в период военных действий общество сплочается вокруг противостояния противнику. В этот период число «базовых» преступлений, включая насильственные, обычно снижается. Гипотеза предполагает, что по мере завершения военных действий исчезает искусственная социальная солидарность, и уровень насилия просто возвращается к предвоенному уровню. Другими словами, происходит не столько рост насилия, сколько возвращение к более высокому уровню после временного спада.

Также существует демографическая гипотеза, согласно которой во время войны государство изымает из общества молодых людей, которые наиболее склонны к насильственным преступлениям, а затем возвращает их обратно. То есть, создается впечатление искусственного снижения уровня преступности во время войны, за которым следует его увеличение после возвращения мужчин.

• Военная маскулинность

Общим фактором роста домашнего насилия, который возникает в обществе вследствие войны и затрагивает не только участников боевых действий, может быть «токсичная маскулинность». Эта концепция связана с жестокостью, агрессивной гетеросексуальностью и подчеркивает роль мужчин как защитников и воинов. Исследователи отмечают, что такая форма маскулинности способствует увеличению проявлений насилия в отношении женщин.

Психолог Анна Мовшевич в комментарии Радио.Свобода рассказала, что

в проявлении агрессии большую роль играет влияние милитаристской пропаганды и культ жестокости:

«Любые милитаристские штуки, даже если во имя справедливости, не говоря уже о нынешней ситуации, создают небывалое напряжение, — рассказала Мовшевич. — Это такое давление на психику, когда включается сверхобобщение, когнитивное искажение, включается режим «свой — чужой». Человек уходит в режим, когда кругом враги и он должен защититься. И сразу открываются старые раны, когда самый нейтральный триггер может разбудить глубинное ощущение собственной беспомощности, собственной никчемности. И человек впадает в эмоциональный регресс, на какое-то время начинает ощущать себя униженным, забитым, переживает то, что переживал когда-то [в детстве]. И для того, чтобы компенсировать вот это чувство неполноценности, он может проявить противоположные действия –— насилие. Чтобы ощутить себя сильным, значимым, крутым. В этот момент он — не взрослый 30-летний “дядя Вася”, а маленький озлобленный зверек».

При анализе опыта предыдущих войн становится понятно, что общих статистических данных для качественного анализа катастрофически мало. Например, статистики о зависимостях среди ветеранов Афганистана, о количестве суицидов, совершенных преступлениях или домашнем насилии среди них практически нет.

«Научных данных очень мало. Есть лишь немногочисленные статистические отчеты и свидетельства участников, однако это не имеет научной ценности. Большинство источников не проходят «барьер» достоверности/непредвзятости и не могут быть материалом, на котором мы могли бы сделать выводы» — отмечает психиатр Антон Рагузин.

Психолог Алиса Зингман работает в Америке с ветеранами с ПТСР, которые попали в тюрьмы за совершение тяжких преступлений. «Сложно ответить на вопрос, являются ли наказания (административная и уголовная ответственность) сдерживающим фактором для людей, применяющих насилие вследствие военного ПТСР, ведь мы все еще не можем точно отследить каузальную связь.

Очевидно, что несмотря на законы, непозволительно высокий процент людей с военным ПТСР совершают особо тяжкие преступления и этот процент намного выше, чем среди людей без военного ПТСР, —

рассказывает Зингман. — У меня был случай в работе с одним заключенным, ожидающим смертную казнь, который признал, что совершил тяжкое приключение находясь в состоянии флешбэка из военных действий и очень жалеет о случившемся, но в моменте он не осознавал, где находится и что делает. Часто бывает, что, столкнувшись с агрессивными военными действиями, человек внутренне нормализует для себя насилие и использует эту поведенческую стратегию как реакцию на любой внешний негативный стимул. Так как люди, страдающие ПТСР, имеют много когнитивных искажений, они склонны ошибочно принимать намерения другого человека за жестокие, разрушительные или угрожающие ему, что приводит к их неадекватной ответной реакции. <…> Я думаю, что это многое говорит о том, как военный ПТСР представляет опасность для общества»

Что делать обществу?

Возвращение ветеранов, страдающих от посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) — это важный и сложный для общества этап. Часть тех, кто возвращается, нуждается в психологической помощи и реадаптации к мирной жизни — заинтересованы в этом не только сами военные и их семьи, но и социум в целом.

«Нужен профильный закон о домашнем насилии, который не могут принять в России уже несколько десятилетий, — говорит Анна Ривина. — Также нужна просветительская дискуссия о том, что насилие — это ненормально, это нарушение прав человека. Люди имеют право обращаться за помощью, получать поддержку, и полиция должна соблюдать законодательство».

Психиатр Антон Рагузин говорит, что существуют как федеральные, так и коммерческие объединения и фонды помощи участникам войн, а за профилактику, лечение и реабилитацию отвечает министерство обороны Российской Федерации.

«Поэтому и информация о видах, формах расстройств и их распространенности может попадать под секретность, а значит мы вряд ли будем знать истинную обстановку дел», — объясняет Рагузин.

Исследователи Гартнер и Кеннеди в своих работах

выделяют ряд факторов, которые могут снижать насилие в обществе после войны. Среди них уменьшение экономического неравенства, укрепление легитимности государства и институтов общественной безопасности, ограничение доступности оружия, переосмысление культурных норм, поддерживающих насилие,

увеличение социальной сплоченности, доверия и гражданской активности, а также участие женщин в политике. Проблема в том, что в российском обществе сейчас наблюдаются ровно противоположные тенденции.

Иллюстрация: Анастасия Кшиштоф / «Новая газета Европа»