Каково это – вершить правосудие в сепаратистском регионе, где действуют законы, в основном направленные против прав человека? Степан Поповский – один из немногих юристов, которые на протяжении почти двух десятилетий защищают права граждан, оказавшихся заложниками тираспольского сепаратистского режима и его бесчеловечных законов. Его задерживали, преследовали и унижали, но он не сдался и не перестал помогать тем, кто лишен защиты на левом берегу Днестра. Степан Поповский, директор организации «Содействие эффективному правосудию» в Приднестровском регионе, согласился дать нам интервью и рассказать о несправедливости и незащищенности граждан из сепаратистской области Республики Молдова.
— Приднестровский регион Молдовы считается территорией, где права человека крайне уязвимы. Как давно Вы участвуете в правозащитных процессах на левом берегу Днестра?
— Уже несколько лет, но я помогаю людям не только с левобережья Днестра. Я занимаюсь защитой прав человека, где бы люди ни находились. У вел и некоторые дела людей, которые, приезжали на левый берег Днестра и попадали в различные ситуации. С 2008 года у нас есть общественная организация, специализирующаяся на защите прав человека. До этого мы больше боролись, выпуская заявления и протестуя.
— Как часто Вам сообщают о случаях нарушения прав человека на левом берегу Днестра?
— Во время пандемии COVID-19, примерно в 2020 году у нас было много дел, в которых оспаривались запреты на собрания. Я участвовал в защите молодых людей, которые встретились на мероприятии и за это подвергались террору со стороны местных спецслужб. Нам удалось доказать в суде отсутствие криминальной составляющей и настоять на признании противоправности действий спецслужб. Я защищал 15 молодых людей. Из этой группы в ЕСПЧ зарегистрировано семь жалоб.
«Я, по сути, занимаюсь защитой прав, которые они нарушают»
— А как Вы общаетесь с представителями силовых структур на левобережье Днестра?
— У меня нет с ними никаких отношений, потому что я, по сути, занимаюсь защитой прав, которые они нарушают. Любое общение происходит через суд и это непросто, потому что ко всем, кто пытается противостоять беспорядку, который здесь происходит, относятся враждебно. Здесь представители силовых учреждений понимают, что никто не заставляет их соблюдать законы, которые они сами принимают. Поэтому они могут себе позволить незаконно задерживать людей и сажать их в тюрьму. В других случаях они даже не подписывают официальные документы, чтобы не оставлять следов и чтобы им не пришлось когда-нибудь отвечать за это.
— Ваша работа как-то ограничена?
— У меня были проблемы, и меня даже задерживали представители силовых структур. Также было сфабрикованное уголовное дело. Только после неоднократного вмешательства Его Превосходительства Томаса Хаммарберга, главного эксперта ООН по правам человека в Приднестровском регионе, это дело «было прекращено». Сейчас, с тех пор, как я получил несколько положительных решений в ЕСПЧ, отношение здешних властей к моей работе немного изменилось.
— По каким делам вы выиграли в ЕСПЧ?
— Есть четыре дела, по которым мы выиграли суд в ЕСПЧ. Около 30 дел все еще находятся на рассмотрении. В большинстве случаев речь идет о нарушении статьи 6 Европейской конвенции по правам человека (ЕКПЧ) – отсутствие справедливого судебного разбирательства. «Каждый человек имеет право на справедливое и публичное рассмотрение дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона», – говорится в этой статье. Также применяется статья 13 – право на эффективное средство правовой защиты, то есть: «Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве». Одно из резонансных дел – дело о правах крестьян (бывших колхозников) на собственность на землю. Я сообщил жителям 24 сел об их правах, хотя местная милиция постоянно следила за мной и преследовала меня. В отношении меня даже составили протоколы по факту предполагаемых нарушений, поскольку я информировал граждан об их законных правах. В Ержово нам запретили собираться в доме культуры, который фактически принадлежал членам этой общины. Однако мы собрались в другом месте, но когда я вышел, меня задержали и проводили в мицию, где составили протокол. Позже мы выиграли в ЕСПЧ это дело, в котором доказали нарушение права на собрания. В другом случае я защищал права семьи, которая купила грибы на рынке у продавца, у которого была лицензия на торговлю, но отравилась, и одна из дочерей умерла. Отец умершей в течение 9-ти лет обивал пороги судов, но так и не добился справедливости. ЕСПЧ установил нарушение статьи 2 конвенции – право на жизнь, – а также и статей 6 и 13.
— Нарушение прав на собрания и протесты – это хроническая проблема на левом берегу Днестра. Как Вы выдерживаете?
— В период ковида пандемию использовали как биту и так запрещали любые собрания. Тогда было допущено множество нарушений. Сейчас в связи с войной в Украине участились случаи преследования граждан, которые открыто поддерживают Украину или высказываются против войны. Уже известен случай Плешканова, который вывесил на своем балконе флаг Украины. Первоначально к нему было применено административное наказание. Однако власти сочли наказание слишком мягким и возбудили против него уголовное дело, как будто он совершал экстремистские действия в социальных сетях, хотя в деле отсутствуют какие-либо доказательства. Фактически дело было сфабриковано на основе «показаний» лжесвидетелей. В итоге его приговорили к 3,2 года лишения свободы. По административному делу я его защищал, а по уголовному меня не приняли в качестве общественного защитника, хотя обычно у меня такой статус в этих делах. Все подобные дела рассматривает судья Павел Гарифьянов. Он запретил мне присутствовать на судебных заседаниях.
— Какие еще дела рассматривает Гарифьянов?
— Он также является судьей по делу Ермураки, возбужденному на том основании, что он оклеветал тираспольского лидера. Гарифьянов также является судьей Ирины Василаки в сфабрикованном деле. Якобы при сопровождении в милицию – совершенно незаконное в ее случае действие – она повела себя агрессивно по отношению к милиционеру. Никто не учитывает тот факт, что она была в наручниках, и на ее руках остались глубокие следы от них.
— Почему ее задержали?
— В своих публикациях в Интернете она высказала мнение о местных представителях казачества. Первоначально ее судили в административном порядке за «клевету», после чего против нее возбудили сфабрикованное уголовное дело. Это поддельное дело, которое также рассматривает Гарифьянов. Ей грозит штраф или 3,5 года тюремного заключения. Пока она на свободе, но очень важно то, что Гарифьянов лишил ее права на защиту и права на ответ в суде и даже исключил ее из зала суда. Он поступил так же с Ермураки, которого выгнал из зала суда. Большая проблема в том, что люди здесь совершенно беззащитны. То, что здесь называют судами, ими не является. Это лишь продолжение репрессивных действий, имитация судов, и это большая проблема. Начиная с дел Илашку, Катана и Мозера, в которых была осуждена Российская Федерация, говорится, что Республика Молдова будет соблюдать свои позитивные обязательства, то есть предпринимать действия политического, дипломатического, экономического и юридического характера для соблюдения прав человека.
«Но что делать с людьми, которых касаются решения этих структур?»
— И Республика Молдова соблюдает эти обязательства?
— Здесь большая проблема – Республика Молдова не соблюдает свои юридические обязательства. В делах, которые я представляю в ЕСПЧ, мне удалось показать, что у нас нет законных средств для защиты прав человека. Кишинэу всегда утверждает, что ничего не может сделать, поскольку суды на левом берегу Днестра не находятся в его юрисдикции. В 2015 году Кишинэу решил отказаться от судов на левобережье Днестра. Это произошло после периода в 25 лет, с 1990 по 2015 год, когда еще искали ответы на вопрос: в какие суды следует обращаться гражданам с левобережья Днестра? Республика Молдова заявляет, что является суверенным государством, и этот суверенитет никто не оспаривает, но тогда почему граждане отсюда не могут защитить свои права в судах Молдовы? Причина в том, что Республика Молдова не создала судов для этих граждан. Некоторое время назад Республика Молдова согласилась с тем, что граждане с левого берега Днестра будут обращаться в Кэушенский суд, а затем – в ЕСПЧ.
Вопрос в том, в каком порядке нам обращаться? Например, если меня задержал и проводил в участок милиционер из Тирасполя, могу ли я оспорить действия приднестровской милиции в официальных судах Республики Молдова? Нет, ведь таких органов власти в Молдове нет. Тогда по какому закону я могу это обжаловать? Республика Молдова в ЕСПЧ признает, что не контролирует эту территорию и не может обеспечить здесь соблюдение законов. Значит я не могу полагаться на законодательство Республики Молдова, которое теоретически меня защищает, а практически – нарушается. Не могу, потому что я могу рассчитывать только на законы, которые действуют здесь. В то же время Республика Молдова заявляет, что не может квалифицировать эти правовые положения, поскольку издавшие их органы являются непризнанными. Но что значит быть признанным или непризнанным? Как это связано с защитой прав человека? В деле Кипра против Турции ЕСПЧ подтвердил, что «признание» – это другая процедура, и что глупо игнорировать эти учреждения и их решения, потому что мы говорим о конкретных людях, жизнь которых намного тяжелее, чем у тех, кто находится на правом берегу Днестра. И все они граждане одного государства, потому что и левобережье Днестра считается территорией суверенного государства Республики Молдова, и этот факт никто не оспаривает. Я не буду сейчас говорить о позиции тираспольской администрации.
Бюро политики реинтеграции, к которому обратилась ZdG по поводу случаев задержания приднестровской милицией нескольких граждан левобережья Днестра, передало нам следующий ответ:
В поле зрения Бюро находится несколько индивидуальных случаев нарушения прав человека в Приднестровском регионе, включая те, которые упомянуты в запросе ZdG. Через существующие каналы диалога неоднократно было обращено внимание представителя политической власти в Тирасполе с просьбой прекратить преследование данных граждан, освободить незаконно задержанных, а также способствовать восстановлению нарушенных прав. Параллельно с этим соответствующих международных партнеров информировали с призывом использовать все доступные рычаги для обеспечения соблюдения международных стандартов в области прав человека, а также привлечь национальные правоохранительные органы к проведению необходимых законных действий. Власти Республики Молдова будут продолжать выполнять свои позитивные обязательства до окончательного и справедливого разрешения каждого случая злоупотребительского и незаконного нарушения прав человека в восточных районах страны.
— Почему? Эта позиция больше не имеет значения?
— Я буду анализировать этот аспект только в контексте международного права. Республика Молдова – целостное государство, в состав которого входит и левобережье Днестра. Поэтому Республика Молдова также должна предоставить своим гражданам, живущим здесь, способы защиты их прав. На левом берегу Днестра у этих граждан нет юридических учреждений, в которые они могли бы обратиться, но есть и другие пути. В Гражданском кодексе Республики Молдова говорится, что суды могут рассматривать дела в соответствии с процедурами ЕСПЧ. И конвенция считается актом, который может действовать непосредственно на территории Молдовы. Нет лишь механизма, с помощью которого решения могут приводиться в исполнение. Но нам говорят, что нас не признают. Означает ли это, что нас вообще больше нет на карте мира? Мы живем в вакууме. Похоже, Молдова просто смирилась с ситуацией. Уже 30 лет мы не видим этому конца. Тем временем в Министерстве реинтеграции выражают обеспокоенность обстановкой в Приднестровье. Как это называется? Людей сажают в тюрьмы, а Министерство реинтеграции выражает обеспокоенность?
Чиновники вечер за вечером уходят из своих кабинетов по домам и спокойно спят, а как чувствуют себя заключенные, как чувствуют себя их семьи. За много лет мне не удалось привлечь внимание молдавских властей, которые считают себя проевропейскими. Так ли следует решать приднестровский вопрос? Я устал слышать такие аргументы: это непризнанные структуры, и мы не рассматриваем их решения. Но что делать с людьми, которых касаются решения этих структур? Что с ними делать, чтобы они нам «не мешали»? Может быть я слишком эмоционален, но я устал после стольких лет, когда я прошу диалога, а диалогом упорно и сознательно пренебрегают.
— Как война в Украине влияет на ситуацию на левом берегу Днестра?
— Некоторые говорят, что конфликт в Украине может автоматически решить приднестровский вопрос. Но что произойдет с Приднестровским регионом? Украина вступит в ЕС, Республика Молдова – тоже. А Приднестровский регион останется «в мешке», изолированным? Говорят, что Приднестровский регион перестанет существовать, если Кишинэу перестанет покупать электроэнергию у Тирасполя. Но что будет потом?
— Возможно, проблема даже не в функционировании этих структур, а в жизни людей с левобережья Днестра, которые находятся в крайне сложной ситуации.
— Да, эти люди уже более 30 лет живут здесь по определенным правилам, у них есть сознание, которое зачастую отличается от сознания жителей правого берега, и это «зомбированные» люди, которые всячески противятся связи Республики Молдова с ЕС. Около 100 тысяч человек здесь говорят только по-русски, не хотят и не умеют общаться на румынском языке. Как здесь будут функционировать госучреждения, если люди не знают государственного языка? Кстати, вы знаете, на каком языке проходят судебные заседания в Комрате, где Гагаузия имеет автономию? На русском языке, хотя они должны проводиться на румынском языке. Фактически все общение там происходит на русском языке. А как проходят выборы в Гагаузии? Там люди как будто так и не стали частью нации. Почему? Все было сделано насильно. В цивилизованных странах дела обстоят иначе. Там стратегические ситуации анализируются на 50-100 лет вперед.
«Это не значит, что для него и для других власти Кишинева не должны вмешиваться»
— Какой смысл возбуждать дела о похищении людей, если ни одно из них не было доведено до конца?
— Такая ситуация сохраняется уже более 30 лет. Проблема во властях Республики Молдова, которые смирились с таким положением вещей. Они умыли руки. У них есть инспекторат полиции, прокуратура, и они заявляют, что они не контролируют территорию на левом берегу Днестра, и на этом процедура закончилась. Но выход есть. Есть опыт других стран с похожими ситуациями. На таких территориях открывают международные суды. Так было сделано в Боснии и Герцеговине, где действовал Суд по правам человека, состоящий из 14 иностранных судей. Суды проходили в соответствии с процедурами ЕСПЧ, основанными на Европейской конвенции. И здесь следует применить этот опыт. Только так могут быть решены вопросы прав человека, и при этом будет создан европейский механизм решения этих проблем.
— Но разве им разрешат входить в тюрьмы и встречаться с заключенными?
— Кстати, в Боснии и Герцеговине Суд по правам человека работал 5 лет, всего 5 лет, и за это время были решены все юридические вопросы. По окончании работы суда на рассмотрении все еще оставались дела. Все они были переданы в Конституционный суд для окончательного решения. Были очень эффективные решения. За это время все общество привыкло жить, соблюдая законы. И здесь нам следует начать учиться жить по законам, а не отвергать их на том основании, что учреждения являются непризнанными. Я высказал это предложение участникам переговорного процесса. Чтобы показать абсурдность ситуации, мы выбрали 8 дел, завершенных здесь, и отправили их в Кишиневский суд. Иски были против правительства Республики Молдова и против представителя Приднестровского региона в переговорном процессе – единственного должностного лица, которого признают власти. Мы подали заявление по образцу тех, которые подаем в ЕСПЧ. Заявление было подано после того, как оно прошло здесь все суды.
Я попросил признать нарушение Европейской конвенции по правам человека. Я аргументировал все пункты. Я просил принять заявления, написанные нами на русском языке, поскольку в 2005 году был принят закон об основных положениях особого правового статуса населенных пунктов левобережья Днестра (Приднестровского региона, прим. ред.), и в законе говорится, что официальные языки здесь – это румынский, основанный на латинице, украинский и русский языки. Республика Молдова гарантирует использование других языков на территории Приднестровского региона, где секретарская работа и переписка с органами государственной власти Молдовы, с предприятиями, организациями и учреждениями, расположенными за пределами Приднестровья, ведется на румынском языке на основе латиницы и на русском языке. Нам вернули все 8 дел и попросили перевести их на румынский язык. Там сотни страниц документов, выданных в ПМР. Почему мы должны их переводить? Почему национальное самосознание, которое должно быть гибким, доминирует над приоритетным национальным суверенитетом? Разумеется, мы отправим заявления в ЕСПЧ, но это не выход. С точки зрения защиты прав человека безнравственно настаивать на разбирательстве в ЕСПЧ и зарабатывать деньги на этих делах, когда они могут быть решены здесь, в Республике Молдова.
— В случае задержанных, что могут сделать их семьи?
— У них нет другого выхода, кроме как обращаться во все суды здесь, после чего учреждения Республики Молдова будут обязаны подключиться. В настоящее время то, что предпринимают госучреждения, нельзя назвать контролем или мониторингом. Это скорее беспомощность. Дела, начатые здесь, формальны и бессмысленны. Дела возбуждают, но потом все стоит на месте. Трудно понять, почему ЕСПЧ рассматривает дела, в которых оспариваются решения приднестровских судов, а Республика Молдова отказывается на том основании, что они не являются признанными. Как я уже сказал, нам нужен международный суд, который бы рассматривал дела о нарушении прав человека в Приднестровском регионе, а иначе мы не сдвинемся с места.
— В каких условиях находятся задержанные структурами ПМР?
— Это трудные и унизительные условия. Ермураки сильный человек и он не жалуется. У него есть четкая позиция по статусу этих учреждений. Он никогда не попросит помилования у местных властей, но это не значит, что для него и для других власти Кишинева не должны вмешиваться.
— И как власти вмешиваются?
— Они выражают «сильную обеспокоенность». Они говорят, что их не слышат, к ним не прислушиваются, но в мире есть опыт, политические, правовые и экономические действия, которые можно было бы применить и здесь… Я написал в Министерство реинтеграции обращение о том, что граждане на левом берегу Днестра совершенно беззащитны, и необходимо что-то сделать. Они ответили, что ЕСПЧ принял ситуацию и что у них «есть положительные обязательства», которые они соблюдают. Так работают госслужащие каждый день. Вечером они расходятся по домам и спят спокойно, а Плешканов, Ермураки и другие остаются в холоде, и их семьи страдают. В Кишиневе тишина и спокойствие. Только заявления, которые делаются время от времени. С другой стороны, местные юристы не заинтересованы в защите этих людей и пускают все на самотек. Они просто зарабатывают на несчастьях преследуемых. В последнее время, помимо задержания было много случаев высылки граждан с левобережья Днестра, поскольку они якобы были сомнительными или даже опасными. Без объяснения причин им устанавливают срок, обычно очень короткий, в течение которого они должны покинуть регион. Кто восстановит справедливость, если местные судьи считают себя богами и думают, что их решения непоколебимы?
— Благодарю Вас.
Беседу вела Анетта Гросу
