Последние атаки на город Одессу, которые разрушили несколько культурных сооружений, внезапно напомнили мне о моментах из советских времен, когда я второпях ездила в этот город за румынскими книгами.
Можно сказать, что мое поколение обязано Одессе. Одесса давала нам книги на румынском языке, когда советский режим запрещал их в Кишиневе.
До 90-х годов в Кишиневе официально не продавались книги на румынском языке, написанные латиницей. Они были запрещены. Единственное, что можно было найти – это румынскую кулинарную книгу в отделе зарубежных книг в книжных магазинах. В основном были книги на русском или на «молдавском» языке с кириллицей, а также некоторые книги из дружественных стран России.
Я была студенткой факультета журналистики в Кишиневе, и мне было около 20 лет. Я знала от старших студентов, что можно было найти книги на румынском языке в книжных магазинах Москвы, Киева, Ташкента, Тбилиси и в других городах бывших советских колоний, но чтобы поехать туда, потребовалось бы целое состояние. Румынские книги были разрешены там, потому что они не были опасны и не могли пробудить национальный дух. В Кишиневе же и так трудно было погасить очаги.
Отыскать книги на румынском языке можно было только в книжных магазинах Одессы, до которой можно было доехать на поезде примерно за 3 часа. Хотя я не могла пропускать университет из-за такого дела, выход все-таки был.
Я сдавала кровь. В обмен я получала справку, которая позволяла нам пропустить уроки 2 дня, чтобы восстановиться. С утра мы были первыми на станции переливания крови, мы сдавали кровь, получали справку, 3 рубля и шоколадку. Так начинался путь восстановления. Так к нам возвращалось самосознание.
Через несколько минут мы уже были в первом поезде в Одессу. Прибыв туда, мы шли прямо в книжный по улице Дерибасовской (названной в честь Хосе де Рибаса, основателя Одесского порта).
Это особенное чувство, когда перед тобой полки с книгами на румынском языке, ты листаешь их, и никто не забирает их у тебя из рук. Я знала, что эта привилегия доступна не всем. Возможно тем, кто никогда не испытывал подобного чувства – полного запрета на книги на твоем языке, – будет трудно нас понять. Мы не особо знали, что выбирать, так как мы никогда не изучали румынскую литературу в школе или в университете. Я помню, как однажды в школе в моем селе учительница сказала, что мы поедем в Кишинев на экскурсию, чтобы увидеть бюсты Михая Эминеску и Иона Крянгэ. Я возмутилась и сказала, что мы должны поехать в Ипотешть, посетить родное село поэта, а не тратить время на какие-то бюсты. Это было невозможно, но я не знала, почему.
В школьных учебниках по молдавской литературе было написано черным по белому, кириллицей, что Эминеску был молдавским поэтом, который родился в Ипотешть, а Крянгэ был молдавским писателем, родившимся в Хумулешть. Но нам не объясняли, что это за Прутом. А я родилась в Вэрзэрешть и думала, что село под названием Ипотешть находится за холмом, а Хумулешть – за лесом на окраине села.
Имена этих румынских писателей и их титулы произносились шепотом, случайно, втайне, и я слышала их от бессарабских румын, таких же, как я. С таким багажом знаний из румынской литературы я приходила в одесские книжные магазины.
Мы были жадными до больших книг. Это было чем-то вроде принципа – книга должна была быть толстой, а латинские буквы на обложке – крупными. Я хотела книгу больше, чем самая большая советская книга в библиотеке университета, которая называлась «Большой советской энциклопедией». И такая книга была в Одессе – «История румынской литературы от ее истоков до наших дней» Джеордже Кэлинеску. Она была дорогой и тяжелой, но мы взяли еще несколько толковых словарей и словарей синонимов, чтобы убедиться, что мы знаем румынский язык, говорим и пишем как румынские журналистки.
Мы загружали свои сумки, прогуливались по улицам, искали места, где в Одессе бывал Эминеску (этот город полон румынских следов, а среди первых архитекторов города был Портарий Мануил из Бессарабии). Мы спускались и поднимались по Потемкинской лестнице, вдыхали морской бриз, ели шоколадки, полученные за сдачу крови, и чувствовали себя так, словно мы сбежали из тюрьмы и нашли сокровище – книги на румынском языке.
Позже те покупки занимали особые места на наших семейных книжных полках. Пока одни дети ходили в школу с самым ценным, а их родители ездили на Мерседесах или BMW, наши дети иногда приносили в класс сокровища, приобретенные студенческой кровью их матерей: «Это „История румынской литературы”, и она даже больше советской энциклопедии. Ее привезли из Одессы».
Алина РАДУ
