Материал Еврорадио
“Усё, Коля, нагаварыў ты сабе ўжо гадоў на пяць” (Всё, Коля, наговорил ты себе уже лет на пять), ― шутят ребята из бригады лесорубов, пока я разговариваю с их начальником Николаем.
Коля ― помощник лесничего в Хильчанском лесничестве, он работает в Полесском государственном радиационно-экологическом заповеднике уже 21 год. По Наровлянским меркам, неплохо устроился ― зарплата с надбавками за вредность 510 рублей, ещё пайками рублей 120 выходит, одевают и обувают. Будь воля Николая, он бы ничего в своей жизни не менял и через лет 10 спокойно ушёл на пенсию. Правда, помощник лесничего мало верит в то, что всё останется как прежде. В ближайшее время планируется отрезать значительную часть территории заповедника и вовлечь её в хозяйственный оборот. Что это будет значить для работников, пока никто не знает. Николай ничего хорошего от этой новости не ждёт:
“Если мы выйдем из зоны, то голая зарплата без надбавок будет рублей 300, кто за такие деньги будет тут в радиации работать?”
Мы находимся на территории радиационного заповедника, на 63-м участке Наровлянского лесхоза. Обычный сосновый лес, никаких рыжих или зловещих деревьев. Здесь складируют только что вырубленную на соседнем участке древесину. Спелая сосна, деловая древесина длиной шесть метров. Лесорубы говорят, что такая хорошо пойдёт на кругляк для строительства. Николай без вопросов показывает все документы на деревья. Радиационный фон на участке вырубки превышает норму всего в два раза, что для заповедника, считай, чистые места.
Перед вырубкой участок проверяют. Выборочно берут три дерева с гектара и проводят анализ на цезий в лаборатории. Если находят какую-то грязь, то всё утилизируют. На что мне дали разрешение, то я и делаю. Я ж не буду загонять грязную древесину, чтобы сесть в тюрьму. Были случаи, когда лес доходил до границы, там его проверяли и разворачивали всю партию. Но это было давно и не в заповеднике. Я, конечно, понимаю, что одно дерево может накопить радиацию, а соседнее нет. Риск есть всегда, но на то же тут всё и проверяют.
Николай, помощник лесничего
Все пробы древесины изучаются в лаборатории спектрометрии и радиохимии научного отдела заповедника. Учёные работают в здании бывшего детского садика выселенной деревни Бабчин. На стенах ― карты загрязнений, на столах ― горы папок с отчётами и компьютеры-пенсионеры. Заведующий лабораторией Вячеслав Забродский уклончиво высказывает своё мнение насчёт вырубки леса в заповеднике.
Определённая погрешность есть всегда. На мой взгляд, я бы ограничился использованием этой древесины только в самом заповеднике и никуда её не вывозил. Вероятность того, что загрязнённая древесина просто не попадёт в выборку для анализа, остаётся всегда. У нас в Беларуси есть и более чистые леса.
Вячеслав Забродский, ученый
Вячеслав Забродский даже опубликовал в журнале “Природные ресурсы” статью на эту тему. Оказалось, что из 2000 проб древесины из хозяйственно-эспериментальной зоны заповедника, где проводятся вырубки леса, около 50% были загрязнены цезием.
По стронцию в Беларуси норм на древесину нет, дерево на него не проверяют. В России норма по стронцию 370 Бк/кг, в Украине 60 Бк/кг. А в Беларуси – просто нет норм.
По результатам исследований учёного, от 40 до 70% условно чистой по цезию древесины имеет большое содержание стронция, превышающее даже довольно мягкие российские нормы. Например, если применить к нашей древесине украинские нормы, то 85-100% того, что вырубает заповедник, загрязнено стронцием. Этот элемент является бета-излучателем и представляет большую опасность для человека, он мобильнее цезия и лучше проникает в растения. По данным как белорусских, так и украинских ученых в настоящее время процесс растворения топливных частиц только заканчивается, что сопровождается попаданием в почву максимального количества мобильного стронция-90. Таким образом, для получения чистой продукции на загрязненных территориях выбрано не лучшее время.
По результатам исследования Забродского, около 80% пепла от деревьев из заповедника является радиоактивными отходами, которые нужно захоранивать в специальных могильниках.
В своём исследовании он сделал вывод, что отсутствие нормирования по стронцию способствует переносу радиоактивного стронция с загрязнённых территорий в чистые районы и может привести к неконтролируемому внутреннему облучению населения.Несмотря на такие предостережения, в последнее время учёных всё чаще просят обосновать необходимость наращивания объёмов хозяйственной деятельности в заповеднике.
В Хойниках у заповедника есть своя лесопилка, куда отправляется вся древесина из зоны. В том числе и та, которую складировали на 63-м участке. У входа на территорию в красивых беседках лежат образцы продукции. Цены подписаны, купить может любой желающий. Начальник участка экспериментально-хозяйственной деятельности заповедника Николай Воронецкий с гордостью показывает деревообрабатывающие станки, возле окна лежат фигурные ножки будущего стула, рядом сушится вагонка из дуба. Николай с энтузиазмом рассказывает о планах на расширение производства и закупку новых более мощных станков.
Сейчас заново начали импорт нашей продукции, уже грузим древесину на Молдову, есть контракты на Германию, на Литву. Всех покупателей мы вытянули сюда на место, они всё видели своими глазами и остались довольны. Вот наши литовские партнёры “Праслас” оцилиндрованную древесину рассылают почти по всему земному шару. Те, кто владеет сырьём, никогда не будут работать себе в убыток, потому что это сырьё выросло само по себе.
Николай Воронецкий, начальник участка экспериментально-хозяйственной деятельности заповедника
Николай Воронецкий переехал в Хойники незадолго до аварии. Говорит, что в душу запали местные реки и озёра, потому решил остаться тут жить. После аварии на ЧАЭС Воронецкий участвовал в ликвидации её последствий. А позже стоял у истоков создания заповедника, был его первым директором. Но после обвинений в организации незаконной охоты с вертолёта для высоких чиновников Воронецкий сменил место жительства и работы. Через 14 лет новое руководство департамента по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС снова пригласило его возглавить хозяйственно-экспериментальную деятельность.
“Мы пока не трогаем 30-километровую зону, но у меня есть предложение, взять ценные породы дерева, например, дуб, заложить в проточный водоём, и через 15 лет это будет золотой запас. Там же такие дубравы, даже если по нормам не проходит, через 20-30 лет пройдут. Мы это уже делаем потихоньку. У нас дубрав возрастом 110-140 лет более 500 гектаров, зачем им стоять и превращаться в труху? Я этот заповедник создавал и знаю каждую тропу и дорогу.
Радиации не нужно бояться, её нужно уважать.
Я не понимаю, какая проблема разрешить там трофейную охоту, я этих зубров туда завёз в 1996 году 15 штук, сейчас их около 160, за это время умерло по возрасту больше 20. Какая проблема привезти буржуя чтобы он за десять тысяч евро застрелил этого зубра и забрал себе трофей? Химвыделка всё в 300 раз уменьшит. Заповедник он не заповедник, потому что не внесён в перечень особо охраняемых территорий. У нас тут действует закон о правовом режиме территории. А где ещё людям зарабатывать?”
Согласно уставу Полесского государственного радиационно-экологического заповедника, в нём запрещена хозяйственная или иная деятельность, кроме природоохранных мероприятий, обслуживания инженерных сетей, предотвращения переноса радионуклидов, научно исследовательской деятельности и экспериментальных работ. Как продажа леса из заповедника может считаться хозяйственно-экспериментальной деятельностью мы постараемся выяснить в следующих материалах.
Получается, что лес из заповедника может попасть в любую точку Беларуси и даже за её пределы. Мы попытались прояснить ситуацию у отраслевого оператора Министерства сельского хозяйства, который занимается экспортом белорусских лесных ресурсов.
“Европейский союз не требует никаких фитосанитарных сертификатов, эти сертификаты требует Россия, Украина, Китай. А у Европы нет таких требований. Сам покупатель может потребовать сертификат происхождения, радиационный или фито-санитарный сертификат. Но они этого не запрашивают. Для Европы мы в принципе экспортируем лес не предоставляя им ни одного сертификата.”
Чтобы окончательно разобраться, может ли радиоактивный лес попасть в другие страны Европы, Еврорадио связалось с Центром радиационной защиты Литвы. Его директор, Альбинас Мастаускас, не удивился нашим вопросам:
“Вы затронули такой вопрос… Беларусь должна у себя разобраться и ответить и вам, и нам. Мы это очень серьёзно обсуждали, когда в пепле одной из наших котельных нашли столько цезия, что его можно приравнивать к радиоактивным отходам. О стронции мы не говорим. Оказывается, в последние годы, когда в Литве стала популярна древесина в качестве топлива, более 10-15% этого ресурса ввозится из Беларуси. Едут целые эшелоны, потому что это дёшево. У нас норма по цезию на топливную древесину 30 Бк/кг, на строительную древесину в Европейском союзе норм нет вообще.”
“А у вас разные ведомства установили разные критерии: у минздрава 740 Бк/кг, у министерства лесного хозяйства 300 Бк/кг, а для отдельных случаев 200. Мы будем рады, если вы этой статьей поднимите вопрос, почему у вас такая неразбериха. Я разговаривал с послом Беларуси о том, что у вас нету того, кто конкретно отвечает за эту проблему. Каждое лесничество выдает свой документ. Нас не устраивает, что тот, кто производит, сам же выдает справку, что продукция не загрязнена. В основном, наша таможня контролирует документы. Если срабатывает специальная рамка, которая улавливает превышение естественного фона, мы отбираем пробы и устанавливаем наличие цезия.
Мы вернули назад не одну машину из Беларуси, потому что содержание цезия было выше, чем в документах.
Я сказал и министру, и правительству, что есть информация, что вырубаются леса в загрязнённой зоне. Мы не можем гарантировать, что она к нам не попадёт. Мы не можем рисковать, мы должны ввести контроль. Кроме того, в Литве много фирм занимаются реэкспортом и эта древесина потом идёт по всему миру.”
Материал Еврорадио