В России есть противники войны — их не меньше 30 млн человек. Что мы знаем об этих людях? И почему они не могут «свергнуть режим»? Объясняет социолог Елена Конева
Материал Новой газеты. Европа
Война политизирует даже нейтральную часть населения России. Всё сложнее объяснять отсутствие позиции популярной формулой «политика меня не интересует». Внешние факторы — продолжительная военная операция, прорывающаяся общественная дискуссия, общение в референтных группах — требуют от каждого определить свою позицию. Общество пришло к дихотомии партий войны и мира, раскол произошел, и дистанция между сторонами возрастает.
Отношение к войне с большой вероятностью предсказывает то, как человек ответит на большинство вопросов. Война — главный фокус исследований проекта «Хроники», и поэтому в анкетах основные вопросы были «военными». На основе таких вопросов особенно отчетливо проявляется поляризация мнений.
В течение всего исследования около трети респондентов (31%) затрудняются или отказываются отвечать на прямой вопрос о поддержке войны, что выглядит аномально высокой долей по отношению к определяющему вопросу в жизни страны. Максимальная доля уклонившихся от конкретного ответа (36%) приходится на 29–30 сентября 2022 года, то есть сразу после объявления «частичной» мобилизации.
Вербально «не поддерживаю» на протяжении всего года нам отвечали 10–13% респондентов. Данные показывают, что этот показатель в реальности в 2–2,5 раза выше за счет тех, кто из соображений безопасности ушел в позицию «не хочу отвечать на этот вопрос» (их доля составляет от 12 до 17%). Позиция «затрудняюсь ответить» по этому вопросу набирала 15–19%. Анализ распределения ответов на дополнительные вопросы дает основание утверждать, что противники войны в России составляют 30%.
Кто такие «неопределившиеся»
Неопределившиеся — это респонденты, которые затруднились или отказались ответить на прямой вопрос о поддержке «специальной военной операции».
Данную категорию стоит анализировать как феномен опросов военного времени: такой высокий процент «затруднистов» и отказников в опросах практически уникален.
Эти варианты ответов стали убежищем для противников войны, местом для тревожных сторонников войны и территорией для действительно не имеющих мнения по сложным вопросам. Последние имеют высокую долю неответов по большинству вопросов, не всегда даже сензитивного характера. Они не столь замысловаты, как противники войны, и не беспокоятся о своем ответе.
Среди «молчащих» фактически присутствует три подгруппы: те, кто склонен поддерживать войну, те, кто склонен ее отвергать, и действительно неопределившиеся. По данным «Хроник», по большинству вопросов они стоят ближе к противникам войны, хотя в пересечении на проективные вопросы (непрямые вопросы, которые предполагают ответ как бы от лица другого человека. — Прим. ред.), как правило, выглядят как смягченный вариант противников.
Демографическое смещение также подтверждает нашу модель: среди неопределившихся существенно выше доля молодых. На протяжении всего периода измерений в группе 18–29 лет наиболее высока доля открытых противников войны, а также уровень отказов и затруднений — 42–52%(!).
Неопределившиеся — ресурс для увеличения числа открытых противников войны. Но инерция, привычка к адаптации, некритичность мышления и психологическая защита от признания реальной ситуации делают этот процесс осознания медленным.
Что мы знаем о противниках войны
Противники войны оказались самым сложным сегментом для изучения и анализа, поэтому мы обращались к разным источникам.
Группа противников была детально описана исследователями Лаборатории публичной социологии. Выводы коллег подтвердили структуру мнений, полученную в количественных опросах, и позволили объяснить сложность группы противников.
Противники войны представляют собой котел противоречивых взглядов на различные аспекты войны. Гнев в адрес власти, развязавшей войну, сочувствие и стыд перед украинцами, отчаяние из-за невозможности остановить войну присущи наиболее радикальной части этой группы. Противники войны могут быть мотивированы различными факторами: это и неприятие войны в целом, и страх перед потерями или мобилизацией, и негативное влияние на экономику.
Неприятие мобилизации — пожалуй, наиболее универсальная характеристика.
73% от открытых противников войны и около 90% от всех противников, включая «молчащих», не поддерживают мобилизацию, и 83% не готовы участвовать в военных действиях.
Такие же цифры получаются в ответе на вопрос, поддержали бы вы решение Путина вывести войска из Украины. Около 80% людей из этой категории хотят войну остановить. 82% противников войны (против 34% среди сторонников) относятся с пониманием к тем гражданам, которые уклоняются от воинской службы.
Существенной части этих людей сложно сформировать или открыто выразить позицию относительно важных для них и общества явлений. Тем не менее ответы на не столь сензитивные вопросы позволяют приписать их к партии войны или к партии мира.
Полезно напомнить, что среди противников войны много молодых. Наиболее антивоенной группой являются молодые женщины. Они же и самые «молчаливые»: половина из них отказывается или затрудняется ответить на вопрос о поддержке войны. Но мы можем ориентироваться на первую спонтанную реакцию на войну.
В опросе «Афина», проведенном в первые дни войны (28 февраля — 1 марта), еще до принятия закона о фейках и эскалации страха, в группе женщин 18–24 лет доля открытых противников «СВО» составила 47%! С тех пор молодые женщины частично ушли в «молчание», но по-прежнему демонстрируют наибольшее непринятие войны.
Наличие высшего образования в целом не влияет на отношение к войне. Но если это молодая и образованная женщина, то шансов, что она противник войны, больше, чем для пожилого мужчины со средним образованием. Мужчин после 50 лет стоит искать среди сторонников войны, мобилизации (которая им не грозит) и «победы».
Еще три фактора, которые позволяют предсказать отношение к войне:
- Сотрудники госпредприятий поддерживают войну в большей степени, чем люди, вовлеченные в частный бизнес.
- Огромный вклад в формирование неприятия войны делают независимые СМИ. Использование VPN дает однозначную корреляцию с противниками войны и является меткой неготовности принять официальную пропаганду.
- Последствия войны: потеря работы, дохода, ссоры с родными — помогают смотреть на войну трезвыми глазами.
Издержки антивоенной позиции
Группа противников войны на протяжении года находится в тяжелом моральном состоянии. В отличие от сторонников войны, они не чувствуют возможности повлиять на свою жизнь; основные их эмоции — гнев, стыд, разочарование и усталость (61% против 26% у сторонников войны), нарастающая тревога (с 53% весной 2022-го поднялась до 76% в феврале 2023-го) и апатия.
Эти люди живут в состоянии изоляции и дефицита нужной им информации. 44% противников войны лишились важных для них интернет-ресурсов, тогда как среди сторонников войны это число составляет всего 9%.
На протяжении всей войны более 40% противников войны переживают конфликты со своими близкими. Противники войны ожидают и от близких, и от людей своего референтного круга отвержения войны. Встретив провластную риторику или позицию «не всё так однозначно», они продолжают дебаты в окружении пропаганды и рисков. Больше 40% противников эти отношения рвут.
Они расстаются со своими близкими не только из-за разногласий, но и из-за их отъезда: уже в конце марта 2022 года треть противников войны сообщали об эмиграции близких (пусть не только в военный период).
По оценкам разных демографов, за две военные волны эмиграции уехали около миллиона россиян. С начала войны половина несогласных говорят о своем желании эмигрировать.
При этом появилась группа «вернувшихся»: за границей их никто не ждал, адаптация оказалась трудной или невозможной, к тому же в некоторых странах истек срок трех месяцев разрешенного пребывания. Сложно даже представить себе чувства людей, выдавленных из страны, расставшихся с семьей и затем фрустрированных в чужой среде настолько, что пришлось возвращаться.
75% противников войны летом считали, что в стране должна быть возможность критики «специальной военной операции». Но такой возможности у них нет: в мае 60%, а в июле уже 73% чувствовали опасность публичных выступлений, и они правы. Власть реагирует жесткими репрессиями даже на косвенную непубличную критику. А 58% сторонников войны сегодня одобряют уголовное преследование граждан, публично осуждающих «специальную военную операцию».
С тех пор ужесточением цензуры, расширением репрессий и показательными расправами российская власть добилась еще больших успехов в нагнетании страха на не согласных с ней.
73% противников войны ощущают всё меньше каналов и форматов самовыражения, групповой поддержки и самоидентификации. Противники войны более требовательны в коммуникациях, эмоционально неустойчивы, разнородны, что создает дополнительные сложности социальной адаптации в кризисное время.
Самооценка материального положения в этой группе ухудшилась радикально сильнее, чем в группе сторонников войны: 72% против 35%. Их массово увольняют за нелояльность, особенно это касается профессий, подразумевающих публичность. Преследуются учителя и преподаватели. Доносительство стало повседневной практикой. Идеологизация общественной жизни, культуры, образования затрагивает в первую очередь тех, кто не соответствует стандартам этой идеологии.
Закрытие границ, осложнения с визами и прекращение полетов изолируют от мира этих людей, 77% которых считают важным сотрудничество России с Западом.
Кто смог, уехал и уезжает. Наше исследование всё больше ограничено теми, кто остается жить в окружении пропаганды, громкого большинства и репрессий. Принятие поправок к федеральному закону о воинской обязанности и воинской службе окончательно выводит группу противников войны в резервацию бесправных людей. Да, это относится к мужчинам, но повлияет на жизнь всех остальных членов семьи.
Кроме внутренних ресурсов и близких по духу людей, у противников нет опоры. Внешний мир — нейтрально-негативный. Даже «свои», уехавшие из России, иногда рассуждают об оставшихся как об идейных предателях.
Противники войны потеряли будущее и ощущают экзистенциальный тупик.
Почему так сложно остановить войну
Внутри России продолжается самоотверженная работа активистов: контрпропаганда по всем доступным каналам, антивоенные митинги и одиночные пикеты в первые месяцы войны, которые привели к тысячам задержаний, поддержка политзаключенных, призывников и мобилизованных, целая сеть волонтеров, помогающих украинским беженцам, конфиденциальное финансирование антивоенной активности, активный саботаж в разных формах и так далее.
Но в целом протест не охватил сотни тысяч и миллионы россиян, которые категорически не хотят войны. И это в то время, когда от этих людей внешний мир, украинцы ждут активных и массовых действий. Ловушка сознания рисует образ противников войны как партии оппозиционеров, протестующей толпы. Но это было бы упрощением.
Результаты качественных исследований Лаборатории публичной социологии помогли интерпретировать наши количественные данные и понять, что противники войны не обязательно являются радикалами. Те 10–13% опрошенных, которые открыто не поддерживают «спецоперацию», включают такую категорию антивоенных протестантов, но это число, очевидно, не может быть велико. Это открытие — изначальная, довоенная неполитизированность основной массы сегодняшних противников войны — позволило лучше понять тревожный, депрессивный и как будто бы пассивный профиль этих людей. Они были, по определению, настроены на нормальную мирную жизнь, они работали на квалифицированной работе, растили детей, занимались волонтерской деятельностью.
В условиях демократического государства они являлись бы нормальной здоровой частью общества, средним классом, похожим на европейский, у которого протесты против терактов или повышения пенсионного возраста — лишь часть их обыденной жизни. Но в России индивидуальная нормальность этого контингента сломана.
Война призвала их к протесту или уходу в себя, возможному обострению неприятия режима Путина и осознанию бесперспективности жизни в России.
Несмотря на их сегодняшнюю атомизированность и пессимизм в целом,
эти люди имеют предпосылки осмысления страшной войны, которую развязала их страна. И когда это произойдет, тогда появится вероятность совершить шаг от молчаливой неподдержки к открытой
и далее к доступным формам антивоенной активности.
Сегодня люди находят в себе силы жить ради близких, ради учеников и пациентов, ради своего профессионального долга, при этом всё меньше надеясь на скорое завершение войны. Внутри этой группы развивается не только апатия, но и потенциал сопротивления и волонтерства.
Нельзя забывать, что мы говорим о 30 миллионах социально активных, более образованных россиян, 70% из которых моложе 49 лет.
Конечно, неподдержка войны — в жизни или заявленная в социологическом опросе — это необходимое, но не достаточное условие полного причисления таких людей к противникам войны. Но это граница света и тьмы. Дальше начинается зона оттенков, которые нам еще предстоит изучать.
