ДАККА – Каждый день, в среднем около 34000 человек вынуждены бежать от природных или техногенных катастроф. Только за последние шесть месяцев Средиземное море унесло более 2000 жизней; за последние выходные дни июня в Италию морем прибыли 12 600 мигрантов. Финансовое и политическое давление сотрясает страны Ближнего Востока, Африки и Европы, которые ощущают на себе эту человеческую волну. К сожалению, во многих случаях, помощи нет ниоткуда.
Масштаб вынужденной миграции сегодня выявил тревожные недостатки в рамках организаций, призванных служить в качестве последней линии защиты. Слабые мандаты, недостаточное финансирование, дезорганизованные структуры и отсутствие глобальной системы управления ослабили способность межправительственных учреждений авторитетно действовать во имя наиболее уязвимых слоев населения.
Я утверждаю, что на этой неделе в Германии, лидеры G20, встречающиеся в Гамбурге 7-8 июля, имеют возможность изменить систему управления миграцией на проактивную политику защиты, которая повысила бы доверие людей к международному лидерству. Хотя прошлые саммиты дали не больше чем тезисы, на этот раз перспектива действий лучше, учитывая, что переговоры пройдут в Европе, где влияние миграционного кризиса ощущалось в полной мере.
На данный момент многочисленные некоммерческие и многосторонние агентства решают элементы этого вызова. К ним относятся такие независимые группы, как International Refugees (IR) и Врачи без границ (MSF). Даже Всемирная торговая организация (ВТО) играет определенную роль в управлении экономической миграцией. Но на межправительственном уровне два наиболее важных участника – Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) и Международная организация по миграции (МOM) – также подвергаются огромной нагрузке.
Для УВКБ эти проблемы носят системный характер. Во-первых, оно не располагает широкими правоприменительными полномочиями и вынуждено полагаться на сотрудничество со стороны правительств, которое не всегда гарантировано в зонах конфликтов – или ожидается из соседних государств. Страны, которые ратифицировали Конвенцию о статусе беженцев 1951 года, никогда не придерживались ее в полной мере на практике, что ограничивает способность УВКБ действовать. Действия УВКБ терпят неудачу, когда страны отказываются от сотрудничества, как это произошло в последние десятилетия с гаитянской и кубинской миграцией в Соединенные Штаты.
Но УВКБ, также подвергается внутренним проблемам. Их общение с беженцами на местах противоречиво. В то время как увеличение числа сотрудников УВКБ по защите могло бы помочь, не менее важно, чтобы агентство получало эти факты напрямую. Например, когда принимающие страны стремятся насильно репатриировать беженцев, без того, чтобы проинформировать УВКБ, само агентство выглядит ненадежным, если даже не некомпетентным.
УВКБ ООН, в своем нынешнем виде, не является независимым, беспартийным агентством, как оно пытается представить. В значительной степени зависящее от доноров и правительств принимающих стран для осуществления операций по оказанию помощи, оно подчиняется их интересам и не всегда имеет политическую поддержку, необходимую для выполнения этой работы.
Другое крупное многостороннее агентство по миграции, МOM, оказывает помощь по возвращению мигрантов, просителей убежища, беженцев и перемещенных внутри страны в места их происхождения или в другие страны или регионы, которые согласились их принять. Но, как и в случае с УВКБ ООН, проблемы с управлением преследуют и МОМ.
В частности, у МOM отсутствует механизм по оценке того, если национальные правительства применяют методы принуждения, запрещенные в соответствии с международным правом, к репатриации или перемещению беженцев. Кроме того, МOM не может оценить безопасность районов, в которые возвращаются беженцы.
Миллионы людей извлекли пользу от программ и проектов, спонсируемых МOM, но до присоединения к структуре ООН как “соответствующей организации” в сентябре 2016 года, МOM не имела официального мандата по защите прав мигрантов. И даже в качестве соответствующего подразделения ООН, МОМ сталкивается с несоответствием между своей широкой миссией и своим скудным бюджетом, и персоналом. В последние годы она считалась стандартом “нулевого роста”, даже когда возрос спрос на ее программы. И поскольку ее работа главным образом основана на проектах, а государства участники финансируют конкретные мероприятия, ее роль в смягчении кризисных ситуаций с беженцами, в значительной степени зависит от предпочтений и приоритетов отдельных членов.
Будучи ключевыми стражами интересов беженцев в мире, эти две организации должны адаптироваться к сегодняшним вызовам. Важную роль играют упреждающие политики в области межведомственной координации и распределения финансовых благ. Элементы Конвенции о беженцах, такие как формулировки о политиках предоставления убежища, также должны обновляться с учетом текущих реалий, и оба агентства должны разработать целостную и последовательную политику по пропаганде и защите беженцев. С этой целью, государства участники обеих организаций должны поддерживать их дальнейшую интеграцию в структуру ООН, что предоставит им больше инструментов для оказания влияния на причины, а не только на последствия принудительного перемещения.
Это всего лишь несколько обновлений по управлению, которые я рекомендовал для G20. Как УВКБ, так и МОМ могли бы воспользоваться более сильной многосторонней поддержкой, и G20 однозначно готова ее предложить. Если мы не сможем остановить войну, голод, коррупцию или нищету, тогда лучшим решением станет улучшение организаций, помогающих тем, кто от этого спасается бегством.
Сеид Мунир Хасру, Председатель Института по вопросам политики, пропаганды и управления (IPAG), международного аналитического центра, возглавил обзор по вопросам управления глобальной миграцией для саммита G20 2017, который состоится 7-8 июля в Гамбурге, Германия.
Материал Project Syndicate
