Материал Hromadske
С 2011 по 2014 годы из России было выведено 22 млрд долларов. Это было сделано под видом исполнения незаконных судебных решений, принятых молдавскими судьями. Операция получила название «Ландромат» (в переводе «Прачечная»). «Новая газета» вместе с журналистами других стран 5 лет расследовала эту историю. И в марте 2017 представила результаты. Как отреагировали на него в России? И приведет ли это к еще более масштабному международному расследованию? Журналистка Hromadske.ua Наталья Гуменюк поговорила об этом с расследователем Романом Аниным.
Была ли реакция в России на это довольное громкое расследование о большом хищении денег? Я знаю, она есть за границей, но есть ли где-то еще?
Уже стали привыкать к цифрам а-ля почти триллион рублей. Хоть еще 5 лет назад это казалось немыслимым. В России особой реакции не было. Было возбуждено два уголовных дела нашими правоохранительными органами еще три года назад. Я в обоих делах был свидетелем, то есть я видел, что дела никак не расследуются, точнее, расследуются в низовых подразделениях следственного департамента МВД. Это все равно, что участковый расследовал бы хищение золота – это не его специфика. Реакции российских властей тоже никакой не было. Только off the record (не под запись) люди из Центрального банка нас благодарили за то, что мы это написали, потому что им удалось после этого приостановить схему. Но зато очень хорошая реакция за рубежом. Недавно Европейский парламент объявил о том, что уже создана рабочая группа, которая будет изучать, каким образом европейские банки были в эту схему вовлечены и почему они принимали эти грязные деньги из России.
Кто на самом деле главный бенефициар, кто больше всего, так сказать, «нагрелся» на этих деньгах? И как могло случиться, что так много денег шло через Молдову?
Если говорить о том, почему через Молдову, то этому есть сугубо техническое объяснение. Дело в том, что Молдова сейчас очень популярна для отмывания российских денег. Раньше это были Украина, Кыргызстан и Беларусь: просто потому, что между странами бывшего СНГ есть возможность расчета в рублях. Основная схема была в том, чтобы отправлять деньги в рублях в Молдову, конвертировать в доллары либо в евро и дальше отправлять в страны Европейского союза. Что касается бенефициаров: в силу того, что схема была настолько масштабной, у нее не было одного клиента и даже не было десяти клиентов — у нее были сотни клиентов. То есть были сотни людей, которые получали в конце деньги. Среди них были люди, которые зарабатывают на бюджете – был крупнейший подрядчик РЖД Алексей Крапивин. Представители европейских партий, которые поддерживают пророссийскую политику за рубежом. Плюс были транснациональные корпорации типа Siemens, Hitachi и других, которые получали деньги от фиктивных британских либо российских компаний. Это, скорее всего, говорит о схемах контрабанды товаров народного потребления в Россию. Бенефициаров было очень много.
Насколько реально расследование (реальное расследование, не журналистское) на международном уровне таких схем? Особенно в нашем регионе.
В этом большая проблема.
Она упирается в политическую плоскость и в техническую.
Политическая плоскость заключается вот в чем: Россия – это наиболее пострадавшая страна в этом огромном, транснациональном преступлении. Но чтобы молдаване либо люди из Украины или из Латвии успешно расследовали этот кейс, им нужна помощь из России: документы, «первичка», показания людей и прочие вещи. Такой помощи из России нет. То есть российские власти, к сожалению, не были заинтересованы и до сих пор не заинтересованы в том, чтобы делиться информацией. А во-вторых, есть техническая сторона, которая говорит о том, что ответы на запросы длятся полгода-год и поэтому власти очень медленно продвигаются.
В расследовании прозвучала фамилия Игоря Путина, человека, связанного какими-то родственными связями с президентом. Это довольно редко происходит. На самом деле, что мы можем об этом сказать? Какой бы не была презумпция невиновности, мы понимаем, что очень многое в России не могло быть сделано без осведомленности об этом конкретно Владимира Путина.
Вот смотрите, вы сами отвечаете немного на вопрос, потому что есть понятие здравого смысла и совокупности доказательств. Это именно правовое понятие – совокупность доказательств. Вот Владимир Путин говорит (если вернуться к панамским документам либо к другим расследованиям): «Нет ни одной подписи на моем документе. Я не принимал участия и ничего об этих компаниях не знаю». Но штука в том, что есть совокупность доказательств! Он пускай не подписывал документ, но мы понимаем, что деньги шли в офшоры его ближайшего друга, крестного отца его дочери. И этому виолончелисту (Сергей Ролдугин – ред.) перечисляют деньги крупнейшие бизнесмены, подрядчики государственных компаний. С какого вдруг перепуга эти люди перечисляли бы простому виолончелисту сотни миллионов долларов и потом эти долги прощали? Можете себе представить человека, которому кто-то даст 100 миллионов и скажет: «Ну, не возвращай мне»? Безусловно, это возможно только в том случае, если у этого человека есть огромные политические связи. Все это я называю совокупностью доказательств. И я полагаю, что российские журналисты накопили огромное количество готовых кейсов, которые доказывали и доказывают коррумпированность российского президента. Но просто нет желания и возможности у российских правоохранительных органов этим заниматься.
У нас (в Украине – прим.ред.) тоже нет. Вот 3 года ничего не происходит. Насколько сложно это все доказывать? Насколько не хватает политической воли?
Проблема в том, что правоохранительные органы мыслят совершенно по-другому, иначе, чем журналисты. Для нас достаточно доказать очевидность с точки зрения бытового сознания, а правоохранительным органам важно доказать очевидность с точки зрения права. И это совершенно разные подходы. И с одной стороны, мы можем их критиковать за это, но, с другой стороны, если бы было иначе, тогда было бы очень просто возбуждать плевые дела в отношении кого бы то ни было. Поэтому они вынуждены следовать «первичке», им нужны документы с синими печатями, показания людей, в то время как для журналистов достаточно получить данные из реестра – это будет официальный источник информации. Но для правоохранителей недостаточно получить документ онлайн, им нужен документ, завизированный синей печатью. Для нас на это уходят минуты, а для них месяцы. Поэтому здесь есть и объективные факты, и субъективные, о которых мы говорили, в виде политики и прочего.
Источник фото: «Новая газета»