Интервью с советником Районного совета Рышкан Лаурой Босня

— Вы стали местным советником в Рышканах. Как вы победили, и как зародилась идея баллотироваться на должность советника?

— Это был интересный путь. Я начала в Кишиневе с сетью женщин-ромов, где были проведены заседания и семинары, где мы обучались и где нам сказали, что нам стоит баллотироваться. На фоне других я была более смелой и более общительной, поэтому все взоры обратились на меня: «Лаура, говорили мне, ты должна обязательно баллотироваться или как независимый советник, или от партии». Такого же мнения придерживались и мои близкие. Постепенно мое желание стать советником окрепло.

Мне действительно было интересно знать, на что тратятся все деньгами, которые получает примэрия. Когда я приняла решение, нынешний мэр, по списку которого я на самом деле баллотировалась, входил в ПКРМ, и я сказала себе: «ОК, я далека от политики, но я не хочу представлять коммунистов». Позже я очень удивилась, узнав, что примар перешел в другую партию. И я даже отправилась спросить его об этом. На самом деле это было странно: до того, как я его спросила, он мне предложил вступить в список местных советников. Более месяца я ходила каждый вечер по улицам и говорила с каждым гражданином по отдельности, объясняла, что я сделала, чего хочу еще сделать. Я ничего не обещала, потому что я не знаю, что будет завтра. Я вижу, как обещают депутаты в парламенте.

— Вы уже приняли участие в первом заседании совета. Каковы ваши впечатления о коллегах и о работе, которую предстоит сделать?

— Я счастлива, что буду заниматься вопросами из близкой и понятной мне сферы – социальной и культурной. Когда в университете я занималась волонтерством, то занималась социальными проблемами детей и стариков. В то же время не могу не отметить, что я осталась крайне разочарованной пассивностью людей. Я ожидала, что придет народ, выслушает нас, для того, чтобы у людей сложилось впечатление о том, что происходит. Никто не пришел, кроме священника, который благословил совет. Я удивлена: неужели людей не интересует, как расходуются их деньги, как будут решаться проблемы? Особенно это должно интересовать ромов, которые не умеют писать, читать, а значит, у них нет возможности информироваться. Если бы они пришли, может, узнали бы, что столько-то денег было выделено на это, столько-то на то, и было принято такое-то решение. Это уже был бы шаг к интеграции. Хотя первая попытка к интеграции уже предпринималась. В Скиноаса уже была одна советница, о которой я и не знала. Я рада, что мы можем служить примером для ромов. Ясно, что не все смогут что-то сделать, но я надеюсь, что у них будет смелость попробовать.

— Вы из семьи, где сливаются две культуры и два образа мышления, отличающихся друг от друга. Трудно это совмещать?

— Да. Мама была родом из семьи неромов, а отец выходец из придворных ромов, или, как их называли, лэутаров (музыканты, прим.ред.). Они вырастили четверых детей: меня, брата и двух двоюродных сестер, которые жили гораздо хуже нас, и мои родители решили позаботиться о них. Мы были и остаемся очень дружной семьей, даже если мамы больше нет среди нас. Отец очень привязан к традициям, например, как только мне исполнилось 15 лет, он запретил мне стричься, краситься или носить брюки. Он говорит, что в более консервативных семьях с девяти лет девочки ходят только в юбках, поскольку брюки считаются вульгарными. Я даже дома не ношу джинсы. Получается, что я продвигаю больше ценности ромов.

— Говорят, что ромы не ходят в школу, вы, тем не менее, в нынешнем году оканчиваете университет. Что думают об этом ваши родители и родственники?

— Большинство лэутаров и семей придворных учатся. И даже если они не хотят раскрывать свою идентичность, из-за некоторых предрассудков, потому что им стыдно, мы в любом случае их узнаем: мы знаем, что тот врач, тот – учитель, а вот та медсестра. На самом деле наш народ очень сообразительный: если ребенок ром попадает в другую страну, он адаптируется и уже через месяц, если это необходимо, он будет говорить на местном языке, в отличие от ребенка нерома, который приспосабливается труднее. Точно так же и наши девочки: они никогда не будут ждать, чтобы пришла мама и приготовила им еду. Дети ромов являются более независимыми, потому что этого требует от них жизнь и обстоятельства. Меня сызмальства учили говорить красиво, уважать других, если хочу чтобы меня уважали, работать, если хочу чтобы меня ценили. От папы мне достался музыкальный талант, цыганский дух и жажда приключений. Оба родителя убедили меня поступить в университет. Я послушалась и поступила на юридический факультет Государственного университета Молдовы.

— И как вы адаптировались в среде неромов?

— На первом курсе я чаще бывала одна, я не подвергалась дискриминации, но у меня был другой стиль одежды, способ мышления отличался от моих коллег. Девочки после занятий, возможно, шли в кафе, а я должна была возвращаться домой. Я приходила домой, открывала книги и занималась. Больше проводила время с двоюродной сестрой, с друзьями, но в моем кругу, в моем сообществе.

— Вы ранее говорили о придворных ромов. Кто они такие и каковы другие категории ромов, которые встречаются в Республике Молдова?

— В Молдове есть 4 категории ромов. Есть придворные, которых, как я уже говорил, называли и лэутарами. Это те ромы, которые не знают цыганский язык, язык романи. Я знаю цыганский, потому что меня научила бабушка, которая хорошо его знала. Папа тоже говорит, но он знает язык музыкантов, у них отдельный язык. Вторая категория цыган – это урсарь. Большинство из них лэутары, то есть ромы, которые учатся. Они более спокойные и более отстраненные, в отличие от придворных, которые более сообразительны, более смелые. В Румынии, например, урсары – самые умные и самые образованные из ромов. В третью категорию входят лэеший. Они живут больше на севере Молдовы: в Сороках, Единцах, Атаки. Они очень привязаны к традициям: говорят на языке романи, женщины ходят с заплетенными косами, в длинных юбках, с бусами. Они не стремятся отдавать детей учиться и не знают другого языка, кроме своего. Чурарий, как и крестьяне, живут в сельской местности, держат коров, обрабатывают землю. Интегрируются легче всего придворные и урсарий. Но я не знаю, могу ли говорить об интеграции до тех пор, пока существует очень много дискриминации.

— И в чем проявляется эта дискриминация?

— Зависит от ситуации… Я не знаю, если то, что я работаю год в примэрии и еще не имею компьютера, потому что, якобы, нет денег, может быть фактором дискриминации. Если мы пойдем вместе к здешнему ответственному, недавно поменявшему мебель в офисе, и спросим, когда у меня будет компьютер, она ответит мне, что ее раздражают мои вопросы, потому что нет денег для этого. Я и впрямь надеюсь, что причина именно в этом. Например, в Рышканах есть бары, рестораны, где ромы не имеют права входить, просто им не разрешают. То есть молдаванину, который пьет, потребляет наркотики или даже иногда устраивает скандалы, разрешается входить, а рому нет. Хотели создать в детском саду отдельную группу для ромов. Но мы знаем, что в детском саду есть младшая группа, старшая группа, подготовительная дошкольная группа, и ко всем возрастам есть определенные требования. И то, что они хотели сделать группу только для ромов, это так, чтобы закрыть мне рот, когда я настаиваю, чтобы и дети из общины ромов имели право на образование. Более того, поставили мне условие, чтобы большинство детей имели примерно тот же возраст. Так из 350 детей только очень маленький процент мог бы посещать детский сад. Они говорят, что это не дискриминация, я придерживаюсь другого мнения.

— Статистика показывает, что количество ромов в Республике Молдова составляет 15.000, но эти цифры не являются точными из-за того, что у многих нет документов, удостоверяющих личность. Вы сталкивались с этой проблемой и в Рышканах?

— Да, у нас есть два случая. Ребенку было выдано свидетельство о рождении после того, как его отец умер, и в свидетельстве написали просто «Василий» без фамилии отца. По этой причине ребенок не может получить помощь от примэрии. Я была и в ЗАГСЕ, и там сказали, что ничего не могут сделать. Во втором случае речь идет о девочке, которая родилась в Единцах, ее родители из Сорок, а она замужем здесь у нас, в Рышканах. У нее нет свидетельства о рождении. Теперь, когда забеременела, она хотела открыть полис медицинского страхования. Пошла в больницу, где родилась и попросила найти какой-либо документ с ее именем, чтобы сделать свидетсельство о рождении. Там сказали, что не могут ей помочь, надо ехать в Сороках, и так далее… Это случаи, про которых я знаю, но думаю, их больше.

— Теперь, когда вы стали советником, что собираетесь предпринять, чтобы улучшить положение ромов в Рышканах?

— Некоторое время я жила во Франции и видела общественные центры, о которых я мечтаю и сегодня. Да, мне очень хотелось бы открыть общественный центр для детей-ромов. Центр, в котором есть все: зал для игр, для уроков, санузел, в конце концов. До обеда маленькие дети были бы в нем, как в детском саду, хоть и все вместе: учили бы алфавит, учились держать ручку в руке, а после обеда дети постарше готовили бы в этом зале домашнее задание. Было бы здорово, если бы там был Интернет, проводились бы уроки английского, французского, музыки. Кстати о музыке. Есть очень много талантливых детей, но у которых нет возможности учиться в музыкальном учебном заведении, чтобы развивать свои способности. Я хочу, чтобы дети жили в нормальных человеческих условиях, чтобы за ними ухаживали, мыли их, потому что есть семьи, которые живут в катастрофических условиях, не имеют горячей воды. Когда в разных учебных заведениях не будет чувствоваться никакой разницы между ромом и неромом, когда ко всем детям будет одинаковое отношение, я стану самой счастливой женщиной на свете.

Интервью реализовано Алиной ПИСИКА