Материал Hromadske

Пытаешься вздремнуть, но слышишь все, что происходит в соседних камерах. Это страшно даже слышать», — рассказывает бывший участник АТО Максим Негров, которого россияне в течение двух месяцев держали в плену в оккупированном Херсоне.

В местном изоляторе временного содержания оккупанты пытали херсонцев. По ночам из здания доносились крики. Продавцы магазина вблизи пыточной видели, как туда приезжали катафалки, а по городу распространялась сильная вонь.

За эти месяцы в плену Максим похудел на 15 килограммов и «отпраздновал» свой день рождения. Как он пережил российский плен — в материале hromadske.

«Они вошли в город с воодушевлением, думали, что Херсон им покорился»

У здания изолятора толпятся журналисты, впереди них — правоохранители. Изолятор уже несколько часов проверяют саперы. Через час его впервые откроют для медиа.

Вместе с Максимом мы подходим поближе к зданию. Он осматривает его и вспоминает, с какой стороны его заводили в помещение — в изолятор мужчину привезли в шапке, замотанной поверх скотчем.

Максим был задержан 15 марта. Пол дня мужчина провел на работе, а затем пошел к матери. Там соседи сообщили, что его ищут. Максим пошел в другой дом, но и там его ждали россияне.

«Я вернулся на работу, и там меня поймали. Они искали меня по всем адресам. У матери выломали ворота, двери, перевернули все вверх дном», — говорит Максим.

«Они вошли в город с таким воодушевлением: думали, что Херсон полностью им покорился. Но с началом активного сопротивления россияне становились все злее и хватали людей. Это были круглосуточные пытки, с нас здесь все только начиналось», — вспоминает мужчина.

«Карандашом на стене отмечал, сколько суток я здесь нахожусь»

В изолятор всех запускают по очереди. Мы идем по коридору. В камеры заходить не разрешают — их еще не проверили саперы. Вокруг оставленный россиянами разгром: оборванный телефон, перевернутые столы и шкафы, а в углу разбита фоторамка с портретом путина.

Максим останавливается у одной из камер — сразу узнает место, где просидел два месяца.

«Там, в углу комнаты, я карандашом на стене отмечал, сколько дней здесь нахожусь. Каким-то образом они не нашли у меня в куртке карандаш. А окошко, — Максим указывает на него рукой, — открывалось автоматически, и однажды я услышал, как на улице кто-то включил украинское радио».

Большую часть времени Максим был в камере один, но потом к нему на несколько суток подселили молодого парня. Мужчина думал, что это сделали специально, чтобы разговорить его: «А он, этот парень, думал наоборот — что я должен его разговорить. Недоверие было, нас настраивали друг против друга».

Пленным оккупанты не разрешали передавать ни передачи, ни еду, ни воду, ни сигареты. Одним из средств давления на людей, говорит Максим, было отсутствие полноценного питания: на двое суток человеку выдавали 300-граммовый пакет с едой.

«Так похудел, что рукой приходилось держать штаны»

В конце апреля россияне забрали Максима из камеры, снова надели шапку на глаза и замотали ее скотчем. Вывели на улицу и посадили в машину. Сказали, что отпускают.

«Высадили из машины, сказали считать до 30 и только после этого снимать шапку. Я так и поступил. Но я так похудел, что одной рукой мне приходилось держать штаны, чтобы они не упали, а другой снимать шапку. Так, придерживая штаны, я пешком дошел до работы. Ребята, впервые увидевшие меня за это время, сразу спросили: “Есть хотите?”», — вспоминает мужчина.

«Потом я позвонил по телефону своей 15-летней дочери, и первое, что она мне сказала: “Папа, я больше не буду так долго гулять”, — говорит Максим, улыбаясь. — Ждали меня, слезы были, радовались потом. Все видели, как меня забирали, какие были обыски, конечно, думали, вернусь или не вернусь».

Мы едем с Максимом по Херсону на шестой день освобождения города. Повсюду толпы людей с украинскими флагами: «Вы посмотрите, сколько флагов херсонцы прятали под оккупацией. И россияне хотели, чтобы эти люди проголосовали на каком-то референдуме? Дураки. Этот город невозможно покорить».

Именно мысли об Украине и будущих внуках, говорит Максим, помогали ему держаться в плену: «У меня не было сомнений, что Украина победит и мы будем свободны».