Репортаж из Харькова, где продолжается «праздничный» комендантский час длиной в 1,5 суток

Материал Новой газеты. Европа

24 августа в Харькове отмечали День города и День Государственного флага. Накануне харьковчане, уже полгода страдающие от российских ракетных обстрелов, получили подарок — без кавычек. Одна из остановок общественного транспорта, что в Шевченковском районе, неподалеку от станции «неотложки» номер четыре, стала наземным бетонным убежищем примерно на тридцать человек. В эфире национального телемарафона городской «голова» Игорь Терехов сказал: от прямого попадания ракеты она, наверное, не спасет, но от осколков и снарядов РСЗО бетон толщиной в 30 сантиметров защитит. Прежде сооружение испытали на полигоне.

Остановка модульная, то есть способна к «расширению», если людей собирается больше 30 человек, на которых убежище рассчитано. Внутри помещения — скамейки для сидения, есть Wi-Fi, телеэкран и табло, по которому можно следить, когда подойдет нужный транспорт. В Харькове планируют установить 25 таких укрепленных остановок: вдохновил опыт Израиля.

Проверить на практике, как бетонная остановка спасает жизни, пока, к счастью, нам случай не представился. А от августовской жары, подтверждаем, она укрывает надежно, дарит прохладу. 

День независимости Украины проходит в Харькове при пустых улицах: слишком велика угроза ударов с воздуха. Комендантский час начался 23-го августа, в семь вечера, и закончится в семь утра 25 августа. Когда-то один из наиболее лояльных по отношению к России городов, а теперь — один из наиболее пострадавших от российских обстрелов, Харьков переживает когнитивную ломку. И меняется на глазах.

«Я гордилась предками, а теперь это разрывает изнутри»

Этот текст я пишу в подвале бывшего особняка академика архитектуры Бекетова. Дом исторический, построен в 1913 году. Его хозяйка, Елена Рофе-Бекетова, которая приняла нас у себя, мягко не разрешила оставаться на втором этаже:

— Мне бы не хотелось, чтобы в моем доме были покойники.

Выше по улице уже «прилетало», из-за чего погиб ее знакомый. Впрочем, уговаривать особо не пришлось. В подвале действительно намного спокойнее: по ощущениям, тут реально пересидеть даже ядерную войну, и работать можно при свете — не нужно соблюдать режим светомаскировки, как на этаже. Впрочем, определение «подвал» совсем не соответствует помещению-лабиринту под старинным особняком. Натюрморты, бра, дубовые двери, диваны, система вентиляции и аварийных выходов — все продумано и исполнено с отменным вкусом. Чуть раньше мы беседовали с Еленой на балконе, за чаем, при свете звезд.

Бекетовы — старинный дворянский российский род татарского происхождения.

— Я всегда очень гордилась принадлежностью к нему, гордилась своими предками. А теперь это разрывает меня изнутри.

Успокаивает только то, что они много сделали для Харькова. Украинского Харькова, — говорит Елена. Мы общаемся на украинском языке. В преимущественно русскоязычном городе она несколько лет назад принципиально перешла на него.

— Когда я впервые услышала в детстве, как другие дети говорили по-украински, то очень удивилась: это же что-то вроде латыни, которую изучают по учебникам. Живой связи с ним у меня не было. И долго я не придавала значения вопросу языка, хотя политически выступала за независимость. Но в какой-то момент сделала рациональный выбор. Я математик по образованию. Понимаю, что для того, чтобы получить такой-то результат, нужно один-два-три-четыре-пять. Это вопрос причинно-следственных связей. Когда в августе 1991 года в Москве случился ГКЧП, я поняла, что надо бежать от этих чокнутых куда подальше. Так до сих пор и бежим, а они все гонятся за нами. Пора уже максимально увеличить отрыв. Это вопрос выживания, говорит Рофе-Бекетова.

Еще весной 2014 года Елена решила, что «надо что-то делать». Результатом этого рвения стали множество социальных, культурных и гуманитарных инициатив. Сейчас Рофе-Бекетова — директор крупнейшего благотворительного фонда в Харькове.

А еще она танцевала и пела на улицах города вместе с подругами в хмуром и колючем марте, когда город был до онемения напуган. Они выходили и дурачились, хохотали, демонстрируя вместо страха презрение, чтобы передать свое однозначное послание «русскому военному кораблю».

— В 2014-м я казалась себе атлантом, на чьих плечах держится город. Таким сильным было внутреннее противостояние, так мало, казалось, вокруг людей, кому судьба Украины дорога настолько, чтобы деятельно за нее бороться… Сейчас все по-другому. Единомышленников стало так много, что большинства из них я просто не знаю лично. Несмотря на то, что нынешняя ситуация намного страшнее и опаснее, все же я чувствую себя легче, — передаёт свои ощущения Елена.

Кроме рода Бекетовых, Елена принадлежит к еще одному известному роду — Алчевских. Ее прапрадед, Алексей Алчевский, сын мелкого купца, торговца колониальными товарами, стал крупным промышленником, банкиром и землевладельцем, основателем города Алчевск. Ныне Алчевск Луганской области оккупирован россиянами.

Вместе со своей женой, Христиной Алчевской, он активно участвовал в украинском национальном движении. На его средства был поставлен первый в Украине памятник Тарасу Шевченко.

В молодости, говорит Елена, род Алчевских был для нее на втором плане, оставаясь в тени более именитых Бекетовых, среди которых и фаворит императрицы, и ученый с мировым именем, и даже поэт Александр Блок.

— Что ж, все меняется, — резюмирует она.

Когда-то свой выбор в пользу украинской идентичности сделала и Христина Алчевская,

внучка генерал-лейтенанта Российской императорской армии Николая Вуича.

Отдых между взрывами

Утро 23 августа мы встретили у лесной речки. В импровизированном летнем лагере, который организовали волонтеры из харьковского микрорайона Пятихатки. Этот отдаленный микрорайон — самая северная часть Харькова. Пятихатки утюжили из всего подряд с территории села под названием Русская Лозовая, пока та была под оккупацией. Из 12-14 тысяч населения в Пятихатках нынешней весной оставалось около 350 человек, и только 50 из них могли позаботиться о себе сами. Сейчас число жителей выросло более чем в пять раз, несмотря на все апокалиптические прогнозы.

— Мы просто для себя этот лесной лагерь придумали. Потому что за несколько месяцев такой круговерти начали выгорать. Напряженность, ссоры… Но и кинули клич по району для родителей с детьми, чтобы они могли отдохнуть, — рассказывает Андрей Тагаев, заводила местных волонтеров.

Его жена Наталья — гражданка России. До февральского вторжения у них что-то в семье не ладилось, собирались разводиться. Но после Андрей решил повременить, чтобы не создавать женщине лишних проблем.

Сейчас пара чуть не каждые полчаса отходит в сторонку, приобнимается, шепчется.

А фельдшер-волонтер Виктория Кравченко именно сейчас заявила о том, что «прекращает свое существование» — теперь вместо нее будет Виктория Герасименко, женщина уже замужняя. С новоиспеченным мужем Вика прожила вместе уже 9 лет, не вступая в брак. У них огромная семья: коты, собаки, хорек, хомяк, крыса, попугай ара, рыбки.

— Я люблю, когда много жизни вокруг. Пусть жизнь побеждает смерть, — произносит пожелание Виктория.

Любит жизнь и ее подруга, 90-летняя баба Галя. «Волонтер по созданию хорошего настроения», — представляет ее нам Виктория, когда мы подходим к качелям, на которых блаженствует баба Галя.

Виктория рассказала, что пожилая женщина постоянно приносила им в волонтерский центр цветы, которые сама вырастила.

— А может позвать издалека: «Вика, иди сюда, дам что-то». Пока я подойду, она по лестнице к себе в квартиру сбегает и возвращается с корзинкой ягод. Удивительный человек! — заключает Виктория.

— Дышу, хожу, мир вокруг себя узнаю — и прекрасно! — сообщает о себе баба Галя.

Вечером, у костра, я задавал волонтерам каверзный вопрос: говорят они все, кроме Виктории, на русском, слушают и поют сами под гитару советские и российские песни. Если бы я не знал, кто они, как отличить от российской диверсионно-разведывательной группы, например? И что именно они защищают? Ответ получил такой: над их лагерем реет сине-желтый флаг. А защищают они жизнь под этим флагом.

Утром дети играли в реке в «собачку» — перебрасывали друг другу надувную подушку. Визжали, хохотали, брызгались. Вдруг взрыв — и по чистому голубому небу зазмеился с шипением хвост ракеты. Яркая вспышка! Еще взрыв! Новый хвост. В реке осталась плавать только подушка. Дети выскочили, затихли, сгрудились возле машины и смотрят в испуге на небо. Андрей успокаивает: скорее всего, работает наше ПВО, не бойтесь.

Но у меня в ушах до сих пор стоит эта внезапная тишина, а перед глазами — плавает брошенная в реке надувная подушка. И сжавшиеся у машины дети, которые просто беззаботно веселились под сине-желтым флагом, но оказались так близко от смерти.

— Конечно, я украинка! — уверенно отвечает 13-летняя дочь Андрея и Натальи.

Вероятно, просто потому, что сейчас выбор очевиден: Украина — это про жизнь, а Россия — про смерть.

Поэзия на войне

Если бы вы жили в городе, обожженном и выщербленном, где со дня на день ждут апокалипсис, на каком месте в списке планов у вас было бы посещение поэтического вечера? Вечера без адреса и без времени: называть адрес и время опасно из-за прилетов.

День города совпадает с днем рождения его живого классика — поэта Сергея Жадана. Он не сказал всем, где и когда, но традиционную уже встречу не отменил.

— Мне кажется, в такое время безопаснее быть вместе, чем прятаться где-то порознь, — сказал Жадан собравшимся, и, похоже, удивился. Людей, что пришли послушать стихи, купить его новую книгу, изданную во время войны, получить автограф для себя и четверых друзей (да, некоторые покупали по пять экземпляров!) оказалось очень много.

Если книги стихов издаются и покупаются, если люди готовы идти ради них сквозь город-полигон, то жизнь уже побеждает. А Жадан читает:

«І навіть якщо ця зима буде тривати роками,

навіть якщо світ болітиме кожним вдихом –

будь його диханням і руками,

будь голосом його, будь його сміхом».