Интервью с отцом Василием Ешану, приходским священником церкви Св. Архангелов Михаила и Гавриила из села Коштангалия, Кантемирского района

Да, идет хороший дождь, с большими ручьями, местами – поменьше. Жители сельской местности очень радуются. Буквально вчера я разговаривал с сельчанином из Коштангалии. Он рассказывал мне, что нужен дождь, что он понял это после того, как вспахал землю…

Мы местные: и я, и моя жена из села Цэрэнкуца, Кантемирского района, документально засвидетельствованного в 1918 году. Мое село родилась в Великой Румынии. Сегодня в селе осталось менее 700 жителей.

Я человек, который не сидит на месте. Мы живем в Кантемире. Мы посещаем Коштангалию, а социальный работник находится в селе Кания, примерно в 3 км от Кантемира.

— Батюшка, как мир должен готовиться к Пасхе? В сложных обстоятельствах, когда столько бедности, как следует встречать Пасху?

— Бедность не имеет ничего общего со встречей Пасхи. Мы готовимся к Пасхе, прежде всего, духовно, стремясь очистить наши сердца, наши души, наши умы от нечестия, от грехов, через молитву, через исповедь, через литургию… Истинный христианин привечает Христа в любых условиях, какими бы сложными или трудными ни были времена. Не имеет большого значения экономические, финансовые условия или статус человека, потому что Пасха – это не что-то, а это кто-то, это сам Христос. И дела как раз в том, что Христос часто приходит к людям, находящимся в более сложных условиях, приходит со Своим Божественным утешением.

— Чего не стоит делать людям в пасхальные дни?

— Того, что христианин не должен делать каждый день. Я имею в виду нечеловеческие поступки – ложь, хитрость, воровство. Но если говорить непосредственно о празднике, то мы должны ориентироваться не только на традиции кулича, красных яиц, ломящихся столов, забывая о Христе и общении с Ним. Мы считаем себя православной страной, опросы показывают, что мы страна, в которой 90% из нас православные, но в пасхальную ночь, к сожалению, люди спят дома до утра, после чего приходят в церковь, чтобы посвятить еду. Это вся их Пасха. Многие люди ограничиваются только столом, и так быть не должно, не стоит забывать о сути этого праздника, который означает Воскресение Христово, а вместе с Его Воскресением – наше воскресение.

— Как встречает Пасху Ваша семья?

— Мы очень просто празднуем Пасху. Год за годом вместе с родителями. В страстную неделю мы все время на службах, в пасхальную ночь – на пасхальной службе. Мы решили, что с этого года мы также будем брать детей на пасхальную службу. Они были маленькими до сих пор, и мы их не брали. Мы стараемся объяснить им на уровне их понимания, что такое Пасха, чтобы они тоже почувствовали эту радость. Особое внимание мы уделяем духовной стороне, которая кажется мне самой важной. То, что связано с материальной частью, остается на другом месте, приоритетом для нас являются отношения между людьми, посещение тех, кто в нужде, неся им весть о Воскресении.

— Относительно войны в Украине… Некоторые говорят, что она может закончиться к Пасхе…

— Я не в состоянии делать прогнозы. Я бы хотел, чтобы это закончилось и сейчас. Вот в этот момент, чтобы больше не было войны, прямо сейчас, когда мы разговариваем. Я тоже читаю экспертные анализы и, к сожалению, обнаруживаю, что многие утверждают: ситуация ухудшается, будет еще больше насилия, больше жертв, хотя я был бы очень рад, если бы это закончилось, потому что это болезненно. Люди в церкви тоже говорят мне, что с тех пор, как началась война, они заметили перемену во мне.

— Многие из тех, кто бежал от войны в Украине, будут встречать Пасху в Молдове. Какое послание у вас есть для них?

— Вероятно, в этом году мы научимся у украинцев, как встречать Пасху более аутентично. Совсем не просто прожить праздник, когда в душе такая боль, какой является война. На Пасху люди должны приходить в поместную церковь, получать свет и не обязательно свет, привезенный издалека, как будто бы у него другая сила. Я наблюдал, что в последние годы Благодатный огонь также был «политизирован», поскольку многие политики соревновались, кто внесет больший вклад в транспортировку этого света. Давайте вспомним, что до того, как была установлена традиция привозить Благодатный огонь, народ встречал Пасху со светом из церквей и своих общин. И священникам непросто… Вместо того, чтобы сосредотачиваться на подготовке к службе Воскресения, они должны сбивать ноги в поисках Благодатного огня. Христос Бог предписывает каждому человеку так, как он считает нужным. Даже если мы видим смерти, в этих ужасных условиях войны, давайте никогда не будем забывать, что верующий человек не умирает один, он умирает вместе со Христом, Который также умер на кресте, чтобы наша смерть не была без Бога. От украинских христиан мы научимся в этом году, как встречать Пасху с большей аутентичностью, глядя на их боль и видя в ней их великую веру, и наблюдая, как они от всей души просят о помощи Божией, не ропща на Него, упрекая Его в том, почему с ними случаются эти ужасы. Что Ты делаешь, Господи, почему Ты не вмешиваешься, почему Ты не останавливаешь их?

«Я не верю, что мужчина, который видел, как убили его жену и детей, может встать, положив руку на грудь, и сказать: «Прости тебя Бог»

— Послание для зачинщиков войн, каким бы оно ни было?

— Очнуться, осознать зло, которое они начали, остановиться…

— Но могут ли они отступить или они причинили слишком много зла, чтобы смочь отказаться от этих зверств?

— Они должны смочь.

— Найдут ли они прощение у людей, у Бога за то, что они сделали?

— Если их мучает совесть, у них есть шанс быть реабилитированными и прощенными, хотя и с трудом. Простить что-то подобное непросто. Я говорю это как человек и как священник. Хотя мы проповедуем то, чему учит нас Христос – прощайте, не отвечайте на зло злом, любите своих врагов, на практике этим заповедям очень трудно повиноваться. Сказать легко, но применить это на практике сложно. У меня не было врагов, которых я не могу простить, но я пытаюсь смотреть на вещи с точки зрения тех, кто страдает в результате зверств этой войны. И мы не должны прятаться за сладкими словами – простите, потому что так требует благой Бог. Особенно во время войны в мире устанавливается еще большая ненависть. Люди видят, как бесцеремонно убивают и в их душе пробуждается чувство мести. Инстинкты доброты, справедливости подавляются, особенно на поле боя. Я не верю, что мужчина, который видел, как убили его жену и детей, может встать, положив руку на грудь, и сказать: «Прости тебя Бог». Наверняка, он будет искать оружие, искать возможности сражаться, мстить за семью.

— Но почему Церковь не возвышает голос против войны?

— Я думаю, что из-за пропаганды, запущенной Кремлем много лет назад, пропаганды, сформировавшей у русских мышление определенного рода. И речь идет не о Церкви, а о некоторых членах Церкви, потому что Церковь всегда проповедовала мир, призывала народ к любви, к пониманию. Да и в Церкви есть разные люди, с разным менталитетом, интересами, есть и приспособленцы, которые хотят получить выгоду при каждой возможности. Есть и трусы. В эти времена я вижу патриарха Кирилла как боязливого человека, человека, который боится Путина, боится сказать ему: «Остановись, не убивай, мы те, кто защищает жизнь, а не те, кто лишает человека жизни». Конечно, этот страх, также сложившийся в церковной системе, не может быть преодолен многими священниками из опасения быть наказанными, отстраненными от служб.

Церковь старая, ей 209 лет, она построена в виде корабля, у нее два простых шпиля. Сейчас мы находимся на ремонте, поскольку крыша была старой и текла. Она построена из камня, кирпича, глины и земли. В советские годы ее совершенно не трогали, и это благодаря одному сельчанину, который, когда церковь должны были переоборудовать в химический склад, мотивировал, что делать из нее склад не имеет смысла, поскольку она находится на высоком холме и это будет нерациональным. Двери были заперты, и все осталось нетронутым. Я нашел иконы 1910 года, реестры 1832 года… Записи включали количество людей, которые приходили на службы, на причастие. Сейчас у нас до 15 крещений в год. У меня был год только с одним венчанием. Похороны превышают количество крещений.

— В связи с этими заявлениями Вы не боитесь, что Вас могут отстранить от церковных дел?

— У меня больше нет страха, нет, потому что я ничего не говорю против учения церкви.

— В условиях войны люди крайне несправедливо теряют своих близких. Как можно вылечить эти раны?

— Я не думаю, что такие раны лечатся, человек остается меченным, травмированным, на протяжении всей жизни, их только можно окутать любовью окружающих, чтобы, получая нашу любовь, эти люди все же чувствовали, что есть кто-то, кто их понимает, принимает, заботится о них, любит их. Любовью все лечится, даже если травмы остаются. Я знаю, что психологи рекомендуют этим людям научиться жить с этими страданиями, принять их. Невозможно изъять эти раны из своей жизни. Если их отрицать, в личной жизни могут произойти более серьезные вещи, в том числе психические патологии. Это зависит от нас, от тех, кто окружает этих людей.

— Изнасилования, совершенные российскими наемниками в Украине, даже в отношении несовершеннолетних. Возможно, насильники никогда не будут привлечены к уголовной ответственности. Какая судьба их ждет? Как жертвы могут восстановить свою жизнь?

— Трудно сказать. Одни люди реабилитируются, другие, к сожалению, нет. Обычно жертвы такого насилия, которое мы осуждаем, страдают всю жизнь, они уже не в состоянии построить семью, они впадают в депрессию, но судьба человека все равно находится в руках благого Бога и последняя надежда утешения – она с Богом.

— Церковь отделена от государства. В какой степени она также свободна от государственного влияния?

— Церковь, прежде всего, означает людей, а люди – граждане государства. На мой взгляд, не может не быть взаимного влияния. Так же, как в государстве есть люди с интересами, и они встают у руля государства в своих или групповых интересах, иногда приспособленцы, не желающие руководить страной во благо народа, потому что я так понимаю государственную должность – ты работаешь не на себя, а на тех, кто за тебя проголосовал; так же и в церкви есть люди со всевозможными интересами, приспособленцы, и если эти приспособленцы встречаются друг с другом – те, кто в государстве, и те, кто в церкви, очевидно, они влияют друг на друга. Каждый должен придерживаться своей работы, выполнять свои обязанности. Эти институты должны поддерживать друг друга, решая проблемы людей.

— Почему Вы решили стать служителем церкви?

— Это было не только мое решение. Когда я поехал изучать богословие в Кишиневскую семинарию, я не думал о том, чтобы стать священником, я просто хотел изучать богословие, у меня уже было образование и я думал, что смогу организовать свою жизнь, смогу обеспечить свою семью. Когда я учился в магистратуре в Румынии, я также не планировал рукополагаться. На меня повлияли некоторые члены семьи, родственники, друзья, которые убедили меня, что, если те, кто понимает, что означает эта миссия, не будут становиться священниками, у нас никогда не будет хороших священников. Это то, что они мне говорили. Еще одним аргументом, который убедил меня, после моих собственных размышлений, было то, что священник имеет авторитет в обществе, что люди прислушиваются к тому, что говорит священник. Я думал, что, если я не стану священником, меня не услышат, и мои мысли, мои послания не дойдут до людей. Меня рукоположили в Северную епархию, отправили священником в село, где большинство жителей были членами секты. Несколько лет спустя я приехал в Коштангалию.

— Что Вы думаете об этом выражении, ставшем пресловутым: поступай так, как священник говорит, а не так, как он поступает?

— В какой-то степени это правда, и мы все знаем почему, но с началом пандемии и этой войной… на самом деле не хочется делать и того, что говорит священник, видя, что говорили многие священники, я имею в виду этот вирус, вакцины, чипы, 5G и, в последнее время, войну. Некоторые священники интерпретируют, что это священная война, что мы должны освободить людей от сатанизма, от гей-парадов, которые приходят с Запада. Я слушаю проповеди нескольких российских архиереев. Я слышу, что эта война священная, что Сам Бог сражается в этой войне. Кажется, что в Русской Православной Церкви создается новый догмат – о Боге-воине, в то время как Он – Бог любви, Он не хочет смерти грешника. Если Господь не хочет, чтобы грешник умер, зачем кому-то на земле убивать его? Наша борьба с грехом – это слово Евангелия Христова, а не оружие. Это абсурдно, если Сам Бог не хочет смерти грешника, почему ты, человек, и тебе Господь дал эту жизнь, осмеливаешься и берешь на себя ответственность за то, чтобы лишить жизни другого человека?

— «Когда я приехал в Коштангалию, кое кто побуждал меня пройтись по селу за курицей, яйцами или брынзой…»
Вы священник и социальный работник. Как Вы пришли к этой совместной деятельности?

— Я искал работу. Приход небольшой, людям не за что содержать Церковь и семью священника. Когда я приехал в Коштангалию, кое кто побуждал меня пройтись по селу за курицей, яйцами, брынзой или другими продуктами. Я сказал, что не хочу быть обузой для сообщества. Есть такие населенные пункты, где люди жалуются на жадность священников. Я сказал, что хочу работать, чтобы зарабатывать на жизнь. Так вот, несколько лет я был священником и работал в библиотеке. В то же время я понимаю, что работа в качестве социального работника и священство очень хорошо сочетаются. Если в качестве священника имеешь дело с духовными страданиями людей, потому что люди приходят на исповедь с глубокими духовными болями, то в социальной работе имеешь дело с людьми, которые страдают в социальном смысле – от бедности, ограниченных возможностей… Я единственный общественный социальный работник в Кании, одном из крупнейших сел в районе. Это большой труд. В селе проживает несколько сотен человек, которые нуждаются в поддержке социального работника. Здесь же находятся семьи с социальными патологиями – употребление алкоголя, несоблюдение родительских обязанностей… С бенефициарами мы встречаемся почти ежедневно, в офисе, в селе или у них дома. Очень много времени у нас крадут бюрократические процедуры, мы в ситуации, когда приходится работать больше с бумагой, чем с людьми. Это то, что мне не нравится, поскольку люди важны, важна их жизнь, важно их эмоциональное, психическое, духовное состояние.

— Чего не хватает в семьях для хорошего воспитания детей?

— В воспитании детей отсутствует внимание. Как психолог, я знаю, что лучшее воспитание ребенка – это время, проведенное с ним. Вы играете, чем-то занимаетесь, даже работой по дому, это то, чего нам не хватает, я всюду это замечаю. Обычно родители, чтобы они могли работать по дому, усаживают своих детей у телевизора или дают им телефон, и они вольны находить себе занятие…

— А как Вы поступаете в семье?

— Мы стараемся уделять им наше время, чтобы они могли наслаждаться нашим родительским вниманием, пока они еще дети. У нас действуют строгие правила использования гаджетов. У всех есть ограниченное время на телефоне или телевизоре. Мы установили на телефоны Family Link (прим. ред. – служба семейного родительского контроля от Google) и объяснили им, что делаем это, чтобы защитить их. Мы много общаемся и приводим им много аргументов. Когда родители не могут приводить аргументы своим детям, они должны признать свои неудачи в воспитании. Мы стараемся быть искренними и выполнять свои обещания.

— И как осуществляется религиозное воспитание в Вашей семье?

— У нас нет ничего запрограммированного. Мы молимся вместе, мы никогда не заставляли их молиться или посещать церковные службы. Иногда мы оставляем их наедине, чтобы они сделали выбор. Мы ищем золотую середину, чтобы они чувствовали себя хорошо, а не обязанными, под принуждением туда идти. Бог тоже не входит в нашу жизнь насильно. Он находится где-то поблизости, но через забор не прыгает. Он оставляет нас свободными…

— Говорят, что бедность и лишения порождают разводы. Как Вы думаете?

— Говорят, но я вижу проблемы, связанные с отсутствием общения в паре. Когда нет общения, когда члены семьи не могут обнажить свои мысли, не могут говорить о своих проблемах, наступает день, когда они вдвоем перестают видеть друг друга вместе. Люди говорят, что причиной тому бедность, лишения, но я не думаю, что это правда. Люди также жили и в условиях большей бедности, не разводясь… Когда люди видят проблемы в бедности, они начинают бежать за состояниями и деньгами, они ориентируются в разные стороны, а не навстречу друг другу. Кажется, что эти направления привлекают их больше, и когда приходит время общаться, сближаться, им становится трудно и они начинают обвинять бедность.

— Недавно общество потряс случай самоубийства персоны-трансгендера, которая была вынуждена совершить этот жест после того, как над ней издевались одноклассники. Что может сделать церковь, чтобы предотвратить такие случаи?

— Люди должны понять, что все, что Бог создал на этой земле, имеет право на жизнь, и никто не может поставить себя выше Бога. Почему некоторые полагают, что они могут решать, кто и как имеет право жить? Церковь, семья, школа должны помогать тем, кто не принимает терпимость, сочувствие, здравый смысл. Проблемы в них, а не в тех, кого Бог, возможно, создал другими.

«Меня восхищают те, кто принимает в своих семьях чужих детей, чтобы сделать их людьми человечества»

— Как справляются люди в Коштангалии?

— Люди там добрые, скромные, гостеприимные. В селе у нас есть социальная служба – Общинный дом семейного типа и некоторые услуги по оказанию профессиональной родительской помощи. По сравнению с другими селами в районе, большинство социальных услуг этого типа для детей из групп риска находятся в Коштангалии. Меня восхищают те, кто принимает в своих семьях чужих детей, чтобы сделать их людьми человечества и поставить их на ноги.

— По сути, что является самым большим грехом, который совершают люди?

— Дистанцирование. Эти дистанцирования друг от друга приводят к другим грехам. И это потому, что мы не сосредотачиваемся на добрых и красивых отношениях между нами. Я имею в виду всех: и верующих, и неверующих. Существует также грех дистанцирования от Бога, и когда дистанцируешься от Бога, дистанцируешься от источника доброты, любви, а, не имея источника любви в своем сердце, не можешь предложить любви другим.

— Благодарим за этот предпасхальный диалог.

 Беседовала Анета ГРОСУ