Литта Спирина родилась в русской семье в Кишиневе и прожила здесь с небольшими перерывами около восьми лет. Позже она уехала в Россию и поселилась в Санкт-Петербурге. После окончания университета она открыла школу изучения румынского языка для русскоязычных – «Mărțișor» (Мэрцишор).

— Литта, что Вас связывает с Республикой Молдова? Как часто Вы сюда возвращаетесь?

— Помимо того, что я там родилась, в детстве я всегда перемещалась между двумя городами – Кишиневом и Петербургом. Мой отец оттуда, а мама из Кишинева. Так получилось, что я проучилась и в России, и в Республике Молдова. В то же время мне удалось немного поучить румынский язык. Окончательно я уехала из Республики Молдова, когда мне было 15 лет и после я возвращалась лишь для того, чтобы погостить, потому что у меня остались там родственники и лицейские друзья…

— Как изменилась Республика Молдова за все эти годы, исходя из того, что Вы наблюдали во время визитов, которые Вы совершали в здешние края?

— Я заметила некоторые прекрасные изменения в области инфраструктуры, но многое осталось так же, как это было в детстве и юности. Например, дороги. Я заметила, что некоторые дорожные ямы, так и стоят без изменений, вот уже десять лет.

— Нам известно, что Вы изучали румынский в России. Как Вам это удалось?

— Это была чистая случайность. Вначале я записалась в отдел мертвых языков – древнегреческого и латыни. Год спустя я поняла, что так больше не смогу. Поняла, что я ничего не смогу сделать с этим дипломом и снова записалась на экзамены. Мне предложили выбрать один из трех комбинаций романских языков, и я выбрала румынский. Я даже удивилась, узнав, что в Санкт-Петербургском государственном университете (СПбГУ) есть еще и кафедра румынского языка. Мне стало очень любопытно и, кроме того, у меня уже был некоторый опыт. Так что я сказала, что было бы неплохо углубить свои знания.

— Насколько сложно было изучать румынский?

— Мне не было сложно, потому что у меня уже был довольно-таки прекрасный и позитивный опыт, в связи с этим, но говоря о кафедре и нашем отделении – это было в высшей степени сложно, потому что это академический уровень изучения. Однако я люблю ту университетскую пору. Это было прекрасное время, когда мы каждый день узнавали новую информацию. Это было не сложно, а очень даже интересно и полезно.

— В целом, проявляют ли в России интерес в отношении изучения румынского языка или там скорее речь идет лишь о небольшом, замкнутом круге, скажем так, у которых разные потребности или же это чье-то особое увлечение?

— Меньше всего тех, кто хочет изучать румынский без какой-либо особой нужды, а лишь потому, что им нравится румынская музыка или Румыния. Я бы так сказала, в первую очередь. Да, они в меньшинстве, но они мне очень дороги. Я их люблю за это. Большинство же изучающих это те, кто хотят восстановить или получить европейский паспорт, то есть румынский паспорт, так как существует государственная программа, позволяющая получить румынский паспорт, если у вас есть родственники, которые проживали в Румынии до 1940 года. Таким образом, есть ряд способов получить этот паспорт, а большинство русских, именно русских, используют эту возможность. Они вынуждены изучать этот язык, потому что знают, что необходимо явиться в консульство или посольство для прохождения собеседования на румынском языке. Сейчас интерес к румынскому языку значительно возрос.

— В Румынии и Республике Молдова очень ценят и любят русскую культуру, русских писателей. Что же знают в тех краях о румынской культуре?

Практически румынская культура граничит с безызвестностью. К сожалению. Мне очень печально из-за этого. Одна из моих целей – объяснить здесь, например, кто такой Эминеску или, кто такой Брынкуш. В первую очередь, для моих студентов. Я хотела бы создать некий культурный проект, своего рода «ликбез», то есть заполнить белые пятна о румынской культуры. Я уже начала создавать серию видеоуроков в этом направлении, в которых я расскажу о выдающихся личностях из истории и культуры Румынии. Мне очень нравится эта затея и мне действительно интересно узнать, почему стольких выдающихся и ценных людей вообще не знают в России. Это досадно.

— Ввиду того, что это широко обсуждаемый вопрос у нас, как Вы думаете, почему же часть русскоязычных, проживающих в Молдове, не видят необходимости в том, чтобы учиться говорить на румынском языке?

— Даже не знаю. Возможно, потому что для изучения румынского языка нет достаточно мотивации. Я думаю, что это прерогатива властей – показать, продемонстрировать ценность этого языка. Будучи ученицей в начальной школе, я просто чувствовала обязанность изучать этот язык, зная, что это национальный язык. То есть, я должна была им владеть. В любом случае я должна была говорить по-румынски. Я могла бы встретить человека, который совсем не понимает по-русски и, в таком случае, как бы мы поняли друг друга? Я вынуждена была его выучить и осознавала эту необходимость. Наверное, сейчас просто некого ставить в пример. В таком случае можно было бы указать на те возможности, которые появятся у человека, выучившего румынский язык.

— Опять же об учебе. Насколько сложно было открыть румынскую школу в России?

— Это тоже было случайным решением. Когда я окончила университет, я работала переводчиком. Я сотрудничала с некоторыми судами – переводила для них документы. Кроме того, я все это время разрабатывала свой метод обучения румынскому языку. У меня был опыт работы с Балканским клубом, в котором я основала небольшой разговорный клуб румынского языка. Итак, когда я окончила университет, я собиралась либо все бросить, либо заняться тем, чем я занимался в течение 4 лет, изучая румынский язык на факультете. И я подумала, что неплохо было бы попробовать. Таким образом, в моей первой группе студентов, состоящей из пяти человек, была и моя мама, которая постоянно говорила мне, что хочет выучить румынский язык. Было интересно… Хотя, на самом деле, было ужасно (смеется – прим. ред.). Но так все началось. Я сказала себе, что начну, а затем, по мере развития посмотрю, каких результатов я добьюсь. Как раз тогда была запущена эта программа получения румынского гражданства. Соответственно, количество учеников в школе увеличилось, так сказать, практически без моей помощи. Я не распространяла рекламы, у меня не было офиса. Я просто снимала комнату в рабочем помещении. Изначально так оно было. После того как школа расширилась, я поняла, что я не смогу продолжать одной. Школа должна представляться большим количеством людей и преподавателей. Я наняла несколько девушек с моей кафедры, которые закончили факультет на несколько лет позже меня. Теперь наша команда состоит из пяти учительниц, плюс один уроженец Румынии, молодой человек из Бухареста.

— Вернемся к Вашей маме. Почему она захотела выучить румынский язык и как прошли все этапы обучения, в которых она участвовала?

— О боже, психологически это было крайне сложно, потому что она все время норовила мне дать советы. И все же, я действительно не знаю, откуда у нее возник интерес к тому, чтобы присоединиться к моей первой группе студентов. Видимо, по ее мнению, это была своего рода поддержка. При всем моем уважении к маме, я бы никогда больше не хотела повторять подобного рода опыт (смеется – прим. ред.).

— Вы могли бы вспомнить и рассказать какую-то комическую ситуацию, с тех пор как Вы преподаете румынский язык?

— Да, на самом деле их много было. Почти у каждого моего ученика это случалось, опять же, при всем моем уважении к ним – это особенные персонажи. Конечно, у всех у них есть свои какие-то предпочтения в отношении языка или навыки владения иностранными языками. Некоторые из них лучше усваивают теоретический материал, другие же не так сильны в этом, но почти все ученики совершают одни и те же ошибки. В частности: вместо слова rusoaică (произносится – русоайкэ; с румынского – русская), все говорят – русалка (на румынском – sirena (сирена)) или же вместо fals (произносится – фалс; с румынского – фальшь), говорят – fake (фейк; обман – англ.). Это весьма любопытно.

— Какие моменты являются наиболее сложными в процессе обучения для Ваших учеников?

— Существительные. Это просто ужас. Очень сложно объяснить, например, почему слово masă (произ. – масэ, с рум. – «стол») в румынском языке женского рода, а в русском – мужского. Сложно объяснить, что это слово отличается в румынском и русском языках. Это один их более сложных аспектов. И еще один момент – спряжение глаголов, а именно неправильных.

— Как Вы проводите лекции в период пандемии?

— Только онлайн, потому что запретили их проводить в офлайне. Большинство студентов пожелали продолжать обучение онлайн, потому что так безопаснее. Пришлось закрыть свой офис в Москве и тот, что в Петербурге – тоже.

— Почему Вы назвали школу «Mărțișor»?

— Потому что это была первая ассоциация, которая пришла мне на ум, когда я подумала об открытии школы. Я очень хорошо помню эту традицию еще с детства и нахожу ее чрезвычайно красивой. Она очень дорога моему сердцу и душе. Немногие люди знают об этой традиции и когда я им ее рассказываю – они всегда реагируют следующим образом: «Ах, как же это красиво». Я предполагала, что это слово произведет такой эффект и так оно и случилось в действительности. Но сейчас я сотрудничаю с одним известным маркетологом, и он сказал мне, что, к сожалению, это не самое подходящее название для проекта на румынском языке. Он объясняет это тем, что его очень сложно произносить, в особенности тем, кто действительно ничего не знает, и тем, кто не умеет читать на румынском. Он предложил мне изменить название и даже порекомендовал другие варианты, но я не знаю, мне не очень бы хотелось его менять…

— Есть ли в Петербурге община бессарабцев, общаетесь ли Вы с ними?

— Была, но мы не поддерживаем связь. Я принимала участие в каких-то мероприятиях бессарабской общины 7 лет назад. С тех пор мы больше особо и не встречаемся с ребятами из этого сообщества. Но есть еще одна румынская община, правда – неофициальная. Она состоит из переселенцев, которые приехали сюда по трудовому договору и тут остались.

— Вам удалось побывать в Румынии? Как это было?

— Даже много раз. Я также училась там, в Клужском университете имени Бабеша- Больяй, также на факультете литературы. Я прошла курсы румынского языка и румынской цивилизации. И у меня есть много студентов из разных городов Румынии, у которых я часто гостила. Но, к сожалению, я не была в Румынии вот уже почти три с половиной года после того, как родила. Однако я надеюсь, что в следующем году появится такой шанс. Что у всех у нас будет возможность поехать за границу, потому что я уже очень сильно тоскую по Молдове и Румынии. Мои друзья из Молдовы постоянно зовут меня приехать на Рождество или Новый год, но я не могу пока, сейчас это еще опасно.

— Хотели бы Вы, чтобы Ваш ребенок тоже выучил румынский?

— Очень сильно и я даже заставляю его учить. Но я не знаю, почему он не хочет. У него, вероятно, возникает психологический блок, потому что он видит, что его мать постоянно занята работой, всегда говорит по-румынски. Он даже злится из-за этого. Он предпочитает учить слова на английском, а не на румынском.

— Но почему Вы так увлечены румынским?

— Когда я поступила на отделение румынского языка, мне просто было любопытно узнать, что я еще помню из своего детства. Когда я углубилась в процесс обучения, я поняла, что, Господи, это такая богатая культура и история, а люди такие кроткие. После моего первого визита в Румынию, в Бухарест, я полностью в него влюбилась. Я поняла, что это именно тот язык, который я хотела бы практиковать. И та культура, о которой я хотела бы говорить и преподавать как можно интереснее, комплекснее. Со временем это переросло в настоящую любовь.

— Назовите ваших любимых румынских писателей?

— Мне очень нравятся Михаил Себастьян, Мирча Элиаде и Михаил Садовяну, а из современных – Мирча Кэртэреску.

— Что бы Вы хотели сделать в первую очередь, когда приедете в Румынию и Молдову?

— Съесть сырники, это точно (смеется – прим. ред.). Конечно, я хотел бы встретиться с друзьями, с бывшими студентами, пойти в книжный магазин «Cărturești» и купить все книги из моего списка. Я хотела бы совершить большое путешествие со своей семьей по Румынии. Потому что мои мальчики там еще не были. Они не могут себе представить, о чем это я все время говорю.

— Петербург – известный туристический город. Что там происходит, с этой точки зрения?

— Люди его еще посещают, насколько мне известно. С тех пор как мы переехали в пригород, а здесь неподалеку находится знаменитый дворец – Екатерининский дворец, мы отмечали большой наплыв туристов, вплоть до ноября, когда в такую пору довольно-таки холодно.

— Разводят ли еще мосты на Неве после полуночи?

— Обычно зимой в городе уже нет навигации, поэтому мосты не разводятся. Так происходит каждый год, в независимости от того, пандемия это или нет. В настоящее время я реже езжу в город, потому что мы поселились в пригороде. Мы приняли это решение после возвращения из Таиланда, где пробыли почти 8 месяцев. Изначально мы поехали в отпуск в Тайланд на месяц, но после того, как он закончился, мы решили с мужем и сыном, что зимой в Петербурге нам особо нечем заняться, поэтому остановились на более долгий срок. По возвращении мы поняли, что больше не можем находиться в городе, в котором кипит столь бурная жизнь.

— Поскольку 2020 год подходит к концу, скажите пожалуйста, чего Вы ждете от нового года?

— Я горю желанием и надеюсь, что оно исполнится в следующем году – попасть в Бухарест.

— Бдагодарю Вас!

 * Интервью состоялось в декабре 2020 г. 

Беседовала Алёна ЧУРКЭ