Интервью-монолог с Василием Недельчуком, депутатом первого парламента, соавтором Декларации о независимости Республики Молдова

Василий Недельчук известен нынешнему поколению как бизнесмен, который основал одну из самых успешных ИТ-компаний в регионе, Dava, ставшую первой молдавской компанией, котирующейся на иностранных биржах. Но, прежде всего, Василий Недельчук был одним из основателей национально-освободительного движения в 1980-х и 1990-х годах и, будучи одним из первых оппозиционных депутатов в законодательном собрании 1991 года, стал председателем парламентского комитета по международным отношениям, а также инициатором и соавтором Декларации о независимости Республики Молдова, документ, который был разработан, написан и отредактирован всего за несколько дней, в конце августа 1991 года. Я беседовала с Василием Недельчуком несколько часов, но получился практически монолог, рассказанная история, полная воспоминаний о том, как родилось это государство, с этой идентичностью, которая также определила его дальнейшую траекторию.

Конец 80-х – начало 90-х. Первая политическая оппозиция в законодательном органе

В 90-м году, в феврале, прошли парламентские выборы, на которых впервые появилась оппозиция по отношению к представителям Коммунистической партии. Выборы были настоящие, в прямом смысле этого слова, потому что до этого было просто голосование. Народный фронт, который был официально зарегистрирован в октябре 1989 года, составил списки кандидатов для большей части округов. В то время в законодательном собрании было 380 мест. Коммунистическая партия доминировала в обществе, органах власти, экономике. Был единственный хозяин – государство и Коммунистическая партия.

Мы не набрали и трети голосов, может быть, до 27%. К сожалению, с такими силами невозможно было добиться многого, особенно разрушения системы, не говоря уже об объединении с Румынией. Тогда такое было невозможно реализовать.

Август 1991 года. Распад Советского Союза. Молдова?

Никто не думал, что с таким меньшинством в парламенте мы сможем провозгласить независимость. Но также нельзя было и не провозглашать ее, потому, как и украинцы, белорусы, все республики Союза и республики Средней Азии объявили о независимости. Поскольку мы знали, что у нас нет большинства, это был большой риск. Будут ли они голосовать за независимость? Какой будет текст декларации? Потом я, в качестве председателя комиссии по международным отношениям, вошел к Мошану (председатель законодательного собрания 1990-1993 гг., прим. ред), как только мы решили созвать Великое национальное собрание. Я говорю ему: «Господин Мошану, понимаете ли вы, что эта Декларация о независимости должна быть признана и принята также Румынией? Что нам делать с южной и северной Бессарабией?».

Это был волнительный момент. Могли ли мы объявить Объединение? Бухарест не был готов. Никаких знаков, никаких сообщений мы не получили от них в этом смысле. До этого я был в Бухаресте и в декабре 90-х провел переговоры с президентом Илиеску, Петре Романом и Адрианом Нэстасе. Сейчас мы отвлечемся немного, но нужно сказать вам и об этом. Итак, я захожу к Мошану и говорю ему: «Первое: что будем делать в отношении нашего провозглашения о независимости? Если мы сделаем это так, как хотим, как нам это нравится, будет ли у нас большинство голосов в парламенте, когда все они, как волки, ждут только, чтобы нас разодрать? И второе: обладаем ли мы компетенцией в области международного права? А что, если завтра наша Декларация помешает Румынии провести диалог с Украиной, Москвой или на международном уровне?».

Сегодня все политические партии привозят из-за границы оплачиваемых экспертов, консультируются с ними, чтобы победить на выборах. Когда мы провозглашали независимость, не имея людей-профессионалов, но особенно не обладая информацией о том, как думают и что думают другие государства вокруг, было чистой воды безумием начинать все в одиночку. Я тогда сказал: «Господин Мошану, мы должны вызвать специалистов из Бухареста». И он говорит: «И что нам делать?». До этого прошла конференция «Пакт Молотова-Риббентропа и его последствия для Бессарабии». Несколько человек приехали из Бухареста, а также Аурел Преда, глава отдела международных договоров и права. Я позвонил ему и сказал: «Аурел, вот какая у нас проблема: мы готовим здесь текст Декларации о независимости. Пожалуйста, свяжись с министром иностранных дел, с президентом и сделайте все, что в ваших силах, за один день – полтора дня» (это было уже 22-го, я думаю, утром). Через некоторое время Адриан Нэстасе позвонил Мошану и сказал: «Люди придут».

24-27 августа 1991 года. Написание Акта о независимости

И вот, вечером 24-го, а может быть и 25-го, когды мы уже начали работу, из Бухареста приехали три эксперта: Аурел Преда, глава Департамента международных и правовых договоров, Валентин Стан, советник посла Марчела Дину и Александру Фаркаш, представитель Ассоциации международного права, аналитического центра в области международных отношений. Эти три человека вместе с Матеем и мною начали работу над текстом Декларации независимости.

Ситуация была следующая. Во-первых: в президиуме парламента у нас не было большинства, которое бы приняло целиком текст, который бы мы написали. Во-вторых: я знал, что в парламенте будет много представителей оппозиции.

Мы пришли на встречу с Аурелом Преда и его командой, взяв с собой резолюции Великих национальных собраний, текст об Объединении от 1918 года. Также мы знали, чего хотим. Мы хотели заявить всему свету, кто мы такие. Потому что в XX-м столетии (тогда это был конец века), когда вы заявляете о себе миру без идентификации и истории, то вас просто не воспримут серьезно, а как потерянного человека. Потому что другие не будут относиться к вам так же, как к другим, и вы всегда будете чувствовать себя закомплексованным и униженным.

Логично, что тогда мы должны были объединиться (с Румынией). Но как это можно было сделать, когда в Бухаресте имела место минериада (ряд выступлений рабочих) и он был изолирован на международном уровне, ведь у него не было партнеров? Вопрос об Объединении не был поддержан Соединенными Штатами. Американцы не приняли и не ратифицировали Объединение в 1918 году. Потом, в Европе тоже не было партнеров, ни в Германии, ни во Франции, никаких дискуссий на этот счет не было. Как на карте мог появиться новый элемент? Просто явился и заявил о себе? Это невозможно, так это не делается.

Наконец, мы проработали над этим текстом 2 дня и в последний день, 26-го, вечером, я пришел на заседание Президиума парламента, чтобы представить текст Декларации о независимости. И вот сюрприз: мы раздали тексты членам Президиума, а за длинным прямоугольным столом, во главе которого стоял Мошану, присутствовали все члены или, может быть, только один отсутствовал, всего было 21 человек и каждый прочитал текст. Наши сердца сильно колотились. В какой-то момент Ион Цуркану, историк, очень возмущенно и в некотором роде насмешливо, заявляет: «Ну, что за текст вы написали? Что это? Декларация об Объединении? Это не Декларация о независимости». И он сделал несколько замечаний, которые, вероятно, были рациональными. Одно из них, например, относилось к тому, что в тексте не было ничего сказано о приднестровцах и это было нашей ошибкой. Мы упустили это из виду, хотя обсуждали этот момент между собой. Хорошо, что он об этом сказал, потому что мы позже внесли это примечание. После выступления Иона Цуркану воцарилась мрачная тишина, которая, как мне показалось, длилась столетие. Я не знал, как выбраться из сложившейся ситуации. Я думал: «Что мы будем делать на следующий день? На следующий день мы созвали Великое национальное собрание, приехало так много иностранных журналистов, международная пресса, Румыния смотрит на нас. Что мы теперь будем делать?»

В это время, помню, я стоял понурый. Затем я встал с Матеем и начали оправдываться, утверждать, что мы приняли это во внимание, что у нас есть предыдущие решения. Итак, мы не привнесли ничего абсолютно нового. Там написаны вещи, о которых говорилось ранее, но думаю, что просто они не были сконцентрированы в лаконичной и убедительной форме. Помню, как я посмотрел и удивился тому, что прямо передо мной стоял Петру Солтан, с поникшей головой и сильно напуганный. Рядом с ним – Ион Ватаману, тоже напуганный. Он тоже молчал. А также Михай Патраш, Брынзан – справа, передо мной. Я посмотрел на них и задался вопросом: «Но почему они ничего не говорят?»

Тогда я подумал: «Петру Солтан из Приднестровья, он наверное подумал: «Все, Приднестровье потеряно, как будто его люди остались за бортом». Вероятно, то же самое думал и Ватаману, будучи из Буковины. Надежда Брынзан тоже была напугана». Затем Мошану глубоко вздохнул и сказал: «Знаете что? Ваши замечания уместны, давайте еще поработаем. Господа Матей, Недельчук, идите, примите во внимание комментарии и уже встретимся завтра утром, в 7.00». Мы ушли и стали переделывать абзац с Приднестровьем. Но что надо было исключить? Ну как же исключить то, что произошло в 1775 году, когда австрийцы присоединили Буковину, территорию Северной Молдавии? Как тут не упомянуть о 1812 году, ведь с тех пор все и началось? О 1918 годе – ведь вначале была Молдавская демократическая республика, а затем Объединение. Большевики взяли в руки оружие и начали убивать, получили власть с помощью оружия, в конце концов, они были бандитами. И они нам говорили, что Сфатул Цэрий провел выборы неправильно, недемократично. Итак, мы добавили статью о Приднестровье и, по сути, сохранили текст, сказав: «Мы больше ничего не можем сделать. Если кто-то признает нас, пусть признает нас на основании исторических фактов. Они сказали нам, что Декларация о независимости слишком политизирована. Наша жизнь и история политизированы. Нас политизировали те, кто нас убивал».

Кстати, все это время, пока шла работа над текстом Декларации о независимости, ни Мирча Снегур, ни его представители из администрации президента, никто не участвовал в процессе написания текста. Они его даже не знали. Правда лишь, что ночью, с 26 на 27, около часа ночи, господин Цыу (Николае Цыу, министр иностранных дел, 1990-1993) и еще один человек (Цыу был одет в спортивный костюм, вероятно, после пробежки по парку) зашли лишь посмотреть, что мы делаем. Он перекинулся с нами парочкой слов и ушел. Но опять же отмечу, что он не видел текста. Ночью мы отправили текст в министерство иностранных дел Румынии, чтобы они его просмотрели. Оно было отправлено по факсу (тогда еще существовал факс). Мы отправили текст в Бухарест, чтобы они его просмотрели и попросили прислать нам свои комментарии, если таковые имеются. Но до утра мы ничего не получили.

27 августа 1991 года, утро. Граждане приветствуют Декларацию о независимости на ПВНС

Утро. Мы подходим. Собрались члены Президиума, но Площадь все еще пуста. Мошану не спешит созывать заседание Президиума, потому что боится, что они снова не примут текст Декларации. Он все равно отправляет посмотреть не идут ли люди на Площадь, потому что было сказано, чтобы люди пришли с самого утра, чтобы была праздничная атмосфера и т.д. Делегации еще не достигли центра Кишинева, но люди уже спускались с Телецентра и со стороны Страшен шел народ. И Mошану говорит: «Скажите им, чтобы они попили еще чайку, кофе …». Да, мы тянули время. Думаю, что было уже около восьми часов, когда кто-то пришел и сказал: «Господин Мошану, там океан людей возле Медицинского института, а там, на холме, уже дошли до перекрестка с Матеевичем, с плакатами, люди поют…». Тогда Мошану говорит: «Пускай входят!». И вошли члены Президиума. Пока они рассаживались, мы раздали текст Декларации о независимости. Все снова читают. Гробовое молчание. Никто не говорит ни слова. Мошану говорит, что недостаточно воздуха и просит открыть окна. И всем становится слышна атмосфера с Площади. По одному члены Президиума встают и подходят к окну, чтобы посмотреть… И члены Президиума поняли, что люди начинают собираться на Площади и что все они ждут Декларации о независимости, а не что-то другое. Практически было невозможно написать другой текст. Мошану тоже глянул и сказал: «Ну что, коллеги, если все замечания были учтены, что будем делать? Принимаем ли мы ее? Хорошо, то есть будем считать, что принимаем? Кто за?». Медленно все подняли руки и проголосовали за нее. Ну, нам будто тяжеленный камень с груди сняли.

Теперь давайте все пойдем на Площадь. Как известно, мы все пошли на Площадь. Там начался митинг, красивый спектакль, люди …

Само заседание парламента имело место после обеда. Так было прописано в сценарии. В каком-то смысле мы донесли до общества то, за что будем голосовать. Ведь с трибуны было сказано о Декларации независимости, практически все, что было в ней написано…

27 августа 1991 года, послеполуденное время. Депутаты проголосовали за Декларацию о независимости

Мы поговорили с народом. Предоставили слово представителям меньшинств, иностранным делегациям, сенаторам румынского парламента. После этого, думаю, что около 12.30, после основной части события Народного собрания, объявили, что депутаты пойдут в зал заседаний. Тогда же раздали копии Декларации о независимости, которую одобрил Президиум.

Итак, в парламенте выступил вначале Снегур, а затем Мошану. После Мошану, который все очень долго и подробно рассказывал, желающих выступить оказалось очень мало. Потом текст Декларации поставили на голосование, но не все проголосовали за нее. Некоторые депутаты покинули зал заседания, некоторые отсутствовали и каждый из них по-своему объясняет свое отсутствие.

Проголосовали даже несколько аграриев и коммунистов после того, как они увидели, что происходит на ПВНС. Также они уже знали, что и в Украине проголосовали. Все, что есть в тексте Декларации о независимости обсуждалось ранее на заседаниях парламента, в контексте предыдущих дебатов.

27 августа 1991 года. Бокал с шампанским и фотография после голосования

Теперь кое-что обо мне. И я хочу это вам сказать, независимо от того, опубликуете вы это или нет. После того, как депутаты проголосовали за Декларацию о независимости, они покинули заседание, а затем их пригласили на бокал шампанского, на седьмом этаже. Они спустились с 8-го на 7-й этаж, где подавали шампанское. Меня там не было, и я объясняю почему. В то время я занимал должность председателя комиссии по международным отношениям. На заседании присутствовал и Михай Карп, сын известного комментатора со «Свободной Европы» тех времен и «Голоса Америки» Мирчи Карпа. Михай Карп получил образование дипломата в США. Я попросил его перевести наиболее важные моменты из Декларации о независимости и передать их иностранным журналистам. В те минуты я работал с Михаем Карпом и поэтому я не пошел пить шампанское.

После шампанского все спустились и, конечно же, Мирча Снегур стал на переднем фоне на лестницах, а Мошану немного в сторонке, в тени. Меня там не было, потому что я работал, поэтому вы не увидите моё изображение на фотографиях. Затем депутаты подписали Декларацию на флаге. Вот я рассказал вам, как прошло голосование. Впервые я рассказал вам некоторые детали, о которых раньше не говорил из-за разочарования, эмоций. Но прошло уже много лет – надо рассказать, как все это было на самом деле.

1991-2020: об ощущениях после голосования

Я был уже закален, опытен. Проработал в одном центре, преподавал в колледже, побывал в Совете Европы вместе с румынской делегацией и понял, чего от нас ждут остальные. И я осознал, что мы провозгласили Независимость, за это голосовали со всех концов страны: на площади был миллион человек. Но надо быть реалистами. То количество людей, которые были на Площади великого национального собрания не представляло большинства населения республики. В деревнях люди еще «спали мертвым сном». Даже после почти 30 лет с тех событий и после того, как многие матери и женщины проработали в Испании, Италии, Португалии, Израиле, Греции и так много детей проучились в Румынии, за границей — все же на выборах мы выбираем Додона и других …

Во-первых, до этого у нас не было выбора. Нам нужно было отбирать и продвигать в парламент не только смелых людей, которые говорят красноречиво с трибуны, но и знающих своё дело экспертов. Нам не удалось привлечь в Народный фронт, в Демократическое движение промышленную и экономическую элиту: главных инженеров, руководителей заводов, начальников отделов крупнейших подразделений, тех, у кого были набиты руки. Тем более, что они контролировали голоса сотен и тысяч избирателей. Дискурс Народного фронта был слишком радикальным.

1991-2020. Независимость от СССР и России

Тогда же, после провозглашения независимости, мы уже предвидели, что нас ждет великая драма в отношениях с Приднестровьем, в котором усилились радикальные настроения, наряду с гагаузами. Россия начала кампанию по очернению, ведь СМИ были полностью под их контролем… Приведу классический пример. У меня есть много подобных примеров, о которых люди не знают. В 1991 году, наверное, в феврале, а может и в начале марта, мой двоюродный брат, советский генерал-майор, приехал домой в отпуск. Здесь уже шли разговоры о возможном создании Национальной армии. И мы попросили Мирчу Друка (премьер-министр, 1990–1991 – прим. ред.) принять нас. Думали, что, будучи военным, тот расскажет ему, на что надо обратить внимание. Мы пришли к нему и обсудили то, что должны были обсудить. С нами был еще и господин Косташ. Он тогда уже занимал должность министра. Спустя годы двоюродный брат, осмелев, отправил мне электронное письмо (у меня до сих пор оно хранится). В нем он сообщил, что по возвращении (он занимал должность заместителя командующего Сибирским военным округом), вышестоящее руководство вызвало его к себе. Затем его начальники предоставили дословную расшифровку всего, что было сказано в кабинете у М. Друка. Текст был утвержден генералом Дабижей. Так что КГБ регистрировало практически все, что говорилось и обсуждалось в правительстве. Это я вам говорю, чтобы вы поняли в каких условиях, работалось…

Декларация о независимости — это отделение от Москвы, и ничего больше. Но не от Румынии. Россия затем была вынуждена признать это. Это случилось впервые в истории, потому что она никогда не признавала Бессарабию, объединенную с Румынией. Даже в качестве независимой страны еще тогда, в 1917 году.

Видите ли, в истории всегда присутствуют чьи-либо интересы. Русские думают, что если они и не являются хозяевами этих земель, то, по крайней мере, будут их контролировать. Россия, например, нуждается в зоне безопасности, в так называемых серых зонах. А вот, что происходит из-за этого на территории Украины, Белоруссии, Молдовы, Прибалтики – пушечное мясо и продовольствие для армии, разрушение домов, дорог, мостов. Если у вас нет этого коридора, то в случае конфликта, у вас не будет достаточно времени подготовиться или что-либо грамотно организовать. Таким образом, вы контролируете эти территории и, когда они вам нужны, вы их используете.

2001-2020. Уход из политики

Я как-то спросил себя, а сколько же лет я еще смогу что-то делать, что станется со мной? Докатился бы, наверное, до того, что упрашивал бы Плахотнюка, чтобы он меня прокормил. Я же повстречал одного англичанина, с которым открыл свое дело. Это единственная компания у Черного моря, у Балтийского моря, которая здесь развилась до такой степени, что смогла открыть свои филиалы в Румынии. Предприятие стало международным, и его акции котируются на Нью-Йоркской фондовой бирже с румынским названием Endava. Итак, мы помогли здесь, в стране, тысячам людей. Компания привлекала в страну сотни миллионов долларов. То есть я сделал что-то конкретное.

2020. Независимое государство, из которого уезжают люди

Невозможно полностью остановить эмиграцию, пока эта страна не изменилась. Вот, например, в Румынии, когда она стала членом ЕС, мы практически не могли найти людей в Клуже и Бухаресте, которых мы могли бы отправить куда-нибудь в Америку, Германию или Великобританию. До тех пор люди массово уезжали оттуда, но страна стала развиваться. Дороги, больницы, появились альтернативные медицинские страховки, кредиты, такси дешевое, т.е. какая-то жизнь. Многие из наших молодых людей часто уезжают за границу и остаются там на месяц или два, другие даже берут своих детей и остаются там на год, а затем возвращаются. Они видят, какие там условия жизни, уровень предоставленных услуг, какое образование. А когда возвращаются домой и видят, кого избрали президентом страны… Или как каждый день по телевизору показывают только участников Олимпийских игр, которых встречает министр в аэропорту и дарит им квартиру, тогда как до получивших золотую медаль по математике или физике никому и нет дела. Интеллектуальный труд не ценится. Ценят лишь жуликов и комбинаторов. А потом человека с такой квалификацией приглашают в Токио, или в Торонто, или в Берлин, или в Нью-Йорк…

Хочешь, чтобы люди остались в стране? Измени ее.

2020 – будущее. Как это должно быть?

Я хотел бы увидеть, как расцветают деревни и наконец узнал своих бабушек и дедушек, мам, двоюродных братьев, кто еще остался из наших в деревнях, потому что да, да, лучше выбрать кого-то поумнее, кто прочитал больше книг. А у нас зависть, распри и фальсификации… Я вам точно могу сказать, что менталитет на 90% так и не изменился. Я это так вижу: давайте начнем просвещать людей. Нам нужно еще как минимум, чтобы 2-3 созыва парламента, которые бы непрерывно продвигали подлинно европейский демократический курс страны. Надо образовать элиту и все больше и больше обсуждать с соседними западными государствами наилучшие решения для дальнейшего существования. Чего хочет от нас Европа? Хотите стабильности в регионе? Хотите, чтобы было меньше раздора? Вы хотите, чтобы русские не оставались здесь навсегда? Хотите то-се? Послушайте, есть другое решение, которое бы устроило большинство.

Если затягивать процесс, по-прежнему поддерживать такого типа правительства, у нас все еще будет разделенный политический класс — стабильности здесь никогда не будет, потому что Россия заинтересована, чтобы здесь не было стабильности.

Алина РАДУ / ZDG