Интервью с Галиной Кирияков, заведующей отделением интенсивной терапии и реанимации инфекционной больницы имени Тома Чорбэ в Кишиневе

— Г-жа Кириаков, вы на передовой с самого начала пандемии. Что изменилось за это время? Я имею в виду поведение вируса.

— Мы поняли сами и, возможно, вирусологические исследования покажут позже, что у этого вируса разнообразные процессы эволюции. И в мире все больше и больше настаивают на том, что существуют разные типы вируса и поэтому клинические проявления различны, а пациенты переносят этот новый вирус по-разному. Говорят, что некоторые из пациентов абсолютно бессимптомны, хотя в моей практике я не встречала таких. Важно, чтобы в каждом отдельно взятом случае мы внимательно выслушивали пациентов и тогда мы поймем, что даже в случае больных с бессимптомной формой коронавируса меняется состояние здоровья. Просто возможно, человек не обратил на это внимания – не следил как положено за изменением температуры или не придавал значения болям в горле. Лишь спустя некоторое время, после анализа состояния пациента, обнаруживается, что болезнь началась примерно неделю назад, когда пациент вроде бы ничего и не чувствовал.

— Означает ли это, что вирус подвергается мутациям изо дня в день? Как эти изменения отражаются на состоянии пациентов?

— Попадаются пациенты, которые переносят эти изменения относительно легко, даже с пневмонией. Но встречаются и такие, у которых, кроме пневмонии, есть и другие серьезные симптомы: невыносимые головные боли, сильная миалгия (боль в мышцах), да такая, что они не могут даже встать с постели или другие признаки, о которых сейчас много говорят: отсутствие обоняния и вкуса. В некоторых случаях меняется продолжительность заболевания и симптоматика озноба. В какой-то момент у вас возникает уверенность, что заболевание исчезает и пациент чувствует себя лучше, но внезапно состояние может ухудшиться.

— Как вы объясните тот факт, что иногда первый тест на коронавирус оказывается отрицательным, а следующий – положительным? И так может повторяться два-три раза. Как вы поступаете в таких случаях?

— Подобные отклонения являются риском. Я не знаю, что происходит с пациентами в других больницах, но наши знают и соблюдают предписания врачей о двухнедельной самоизоляции на дому. Первый протокол диагностики и лечения коронавирусной инфекции COVID-19 предусматривал выписку пациентов после двух отрицательных результатов теста на вирус. Сейчас же, учитывая, что у нас довольно большой наплыв пациентов, а лечение все-таки не длится несколько дней или неделю, а намного дольше, при этом больные тяжело переносят госпитализацию, с психологической точки зрения, было принято решение проводить один тест в больнице и в случае отрицательного результата – выписывать пациента. Второй анализ уже проводится на амбулаторном уровне, после 14 дней карантина. С этим пока у нас проблем нет.

— Учитывая, что вирус мутирует и его формы проявляются по-разному: что важнее в данном случае – возраст, пол или сопутствующие заболевания пациентов?

— Мы часто общаемся в режиме онлайн с врачами из разных стран и это один из самых важных вопросов, на который многие пытаются найти ответ: почему болезнь протекает по-разному? У нас все еще очень мало знаний об этом вирусе. Да, иммунитет важен, но такое же значение имеет и концентрация вируса в определенном пространстве, доза заражения… Концентрация вируса напрямую связана с заражающей дозой. В реальности вы можете зацепить вирус, но не заболеть, если в организм не попала инфицирующая доза, но, если вы накопили определенное количество вирусных частиц – болезнь неизбежна. Это одно из объяснений, почему у нас так много зараженных работников здравоохранения.

— Вы уже много лет работаете в больнице Тома Чорбэ и у вас большой опыт врача-инфекциониста. Как вы рассматриваете заявления некоторых официальных лиц о том, что новый коронавирус является обычной инфекцией и, что он, в некотором смысле, тот же грипп…

— В 1991 году я устроилась на работу в этой больнице. С тех самых пор мне не раз приходилось бороться с различными вспышками инфекционных заболеваний. В 1995 году у нас была опасная вспышка холеры. В 1997 году мы столкнулись с дифтерией, очень серьезным заболеванием. В то время произошел взрывной рост тяжелобольных и было зафиксировано большое число смертей. В 1999-2000 годах у нас произошел всплеск заболеваемости кори, который серьезно повлиял на наше молодое поколение. Я помню тогда, что больница была переполнена тяжелобольными пациентами. Периодически отмечались подъемы частоты случаев менингита, а в 2009 году – тяжелый грипп с тяжелобольными пациентами. Тогда я поняла, насколько опасна вирусная пневмония, на которую даже антибиотики не могут повлиять. Таким образом, я могу сказать, что вылечили сотни больных, зараженных различными инфекциями. Когда же я слышу разговоры о том, что этот коронавирус – пустяк, я просто не могу понять логику таких людей. Я бы предложила им поговорить напрямую с пациентами в отделении реанимации. После этого мне хотелось бы посмотреть, если они останутся при своем мнении. Недавно я посмотрела в соцсетях интервью с родственниками некоторых умерших пациентов. На это больно смотреть. Люди должны прочитать больше информации, прежде чем высказывать странные выводы…

— Как проявляется Covid-19 по сравнению с другими эпидемиями?

— В настоящее время практически вся больница Тома Чорбэ является отделением интенсивной терапии, поскольку сюда больше не поступают пациенты с легкими симптомами вируса. Сюда доставляют только тяжелобольных после медицинской сортировки. Мы и наши коллеги за рубежом заметили, что преобладающее количество пациентов, зараженных новым коронавирусом, пребывают в депрессии. А этот фактор серьезно затрудняет лечение. Это состояние вызвано тем, что пациенты не знают, что их ждет и как будет развиваться болезнь. Может быть таким образом проявляется этот вирус, а возможно, что это и влияние негативной информации, которая распространяется вокруг этого всего.

— Вы им рекомендуете и антидепрессивное лечение?

Здесь, в отделении интенсивной терапии, пациентам необходимо такое лечение. Вначале мы даже обращались к специалистам в области психиатрии. Данная категория больных испытывают острую нужду в психологической помощи. Я думаю, что, психологи-добровольцы могли бы прийти и поговорить с депрессивными пациентами.

— Что, где и как мы поступаем неправильно, попадая в конце концов в больницу?

— Я не думаю, что речь идет об ошибках потенциальных пациентов. Сначала, возможно, люди были не совсем осторожны. Может быть они думали, что он не опасен, но теперь люди намного осторожнее. Этот вирус просто настолько коварен, что изначально вы не понимаете, насколько вам тяжело. Вам кажется, что у вас все хорошо и вы не обращаетесь к врачу. Но однажды вирус неожиданно нанесет вам сильный удар. В настоящее время я часто консультирую на расстоянии своих коллег, ввиду того что некоторых пациентов уже лечат в домашних условиях. Мы уже поняли, что 5-й, 6-й и 7-й дни очень опасны… Если мне звонит коллега в эти дни, я уже больше не хочу говорить по телефону о состоянии пациента и настаиваю на том, чтобы пойти в больницу послушать его легкие. Очень часто состояние обманчиво. Например, у нас больше нет того мучительного кашля, который был свойственен эпидемии в Китае. Дни напролет пациенты могут даже и не чувствовать, что их легкие поражены – они просто ничего не чувствуют. Это скрытая пневмония и в таких случаях необходимо внимательно проверять легкие…

— И как вы справляетесь?

— Самый лучший слуховой аппарат – ухо… Кстати, сейчас это огромная проблема – процесс аускультации легких. Я слышал, как говорят, что врачи сами виноваты в том, что заболевают в таком количестве. Они, вероятно, не знают, что в нашей стране врачи выслушивают пневмонию своими ушами. Я иду к пациенту в герметичном костюме. Но как мне надеть стетоскоп? Как мне его снять? Моя консультация состоит по большей части в прослушивании легких пациента. От этого зависит его жизнь. Я прослушиваю пациентов каждый день и даже по несколько раз в день. Я не могу войти в палату со стетоскопом в ушах, а затем говорить с пациентом. Лишь после того, как я снимаю стетоскоп, происходит полная дегерметизация. Но никто не говорит об этом. В чрезвычайно тяжелой ситуации находятся также врачи, которые интубируют пациентов и об этом тоже никто не говорят.

— И как это решить?

— Сейчас – никак. Видели бы вы моё лицо, особенно вокруг ушей, как я часто обрабатываю эти места… Единственное решение, на данный момент нереализуемое – оборудовать больницы томографами. Так происходит в большинстве стран мира, где здоровье людей имеет значение. Каждый пациент, который попадает в больницу, обязательно проходит диагностику. Кстати, томография – чрезвычайно информативное исследование. Наши коллеги из-за границы говорят, что по компьютерной томографии выявляют признаки пневмонии при Covid-19. У нас же, если вы не будете внимательно слушать легкие – вы не обнаружите пневмонию. Рентгенография же не обнаруживает начальные симптомы пневмонии. Случается так, что ее идентифицировали ухом, а на рентгенограмме это еще не видно. Или, наоборот, вы уже больше не слышите проблемных звуков в легких, а на снимке это видно. При отсутствии томографа у доктора остается ухо, а теперь все манипуляции со стетоскопом чрезвычайно опасны. Подвергаются риску и медсёстры, которые ухаживают за больными и те, кто отвечают за уборку.

— Кто и как определяет пациентов без симптомов коронавирусной инфекции? Для кого они опасны? Для общества или семьи?

— Они представляют огромную опасность для семьи и общества. Пациенты в больнице опасны в основном только для медицинского персонала, который с ними вступает в контакт, в то время как бессимптомный носитель является источником инфекции для всех. Будучи инфицированным, он ничего не чувствует. В течение пяти дней у него может протекать болезнь без симптомов, а затем может резко повыситься температура и появиться пневмония. До тех пор он распространяет вирус повсюду. Вот почему очень важно делать тесты при малейшем подозрении. Расширенное тестирование на вирус должно проводиться во всех случаях заболевания. Врачи таким образом получают необходимую информацию, включая о том, кто заболел первым. Тестирование на коронавирус имеет большое значение.

— Одна треть инфицированных коронавирусом составляют медработники из более чем 6000 человек, у которых обнаружили инфекцию. Вроде бы и опыт накопили и оборудование привезли. Как это объяснить?

— Да, есть, и спецсредства нас защищают. Наша больница специализированная и у нас достаточно оборудования еще со времен риска распространения вируса Эболы в Молдове. Мы всегда на страже и готовы бороться с любой инфекцией. На самом деле, мы, люди из больницы Тома Чорбэ всю свою жизнь работаем в зонах риска, получая за это надбавку к зарплате в размере 200 леев ежемесячно.

— Почему вы решили стать врачом-инфекционистом? Ведь это очень рискованно.

— Это моё увлечение… Я знала, что хочу стать инфекционистом еще с детства. Еще с 1980 года, когда мне было 15 лет и я поступила в медицинский колледж. Когда я говорю студентам, что инфекционные заболевания – это математика, они мне не верят. И я объясняю им, что, начиная с инкубационного периода, затем зарождение болезни, апогей, затем реабилитация – все это точные этапы со строгими правилами, как в математике.

С детства и до сих пор я была уверена, что инфекционные заболевания – моя область. Например, у нас есть инфекционное заболевание – корь или ветряная оспа. Врач-инфекционист точно знает, как эти заболевания развиваются по дням. Когда появляется кожная сыпь, когда она начинает исчезать, как ухаживать за пациентом и т. д.

— Если бы вам предложили тройную зарплату за работу в другой области, что бы вы выбрали?

— Может быть, я согласилась бы пойти в терапию, потому что я очень хорошо знаю гепатологию, болезни печени, думаю, что я бы справилась. В другие области я бы не пошла.

— Сколько раз вы сделали себе тест с начала пандемии?

— Мы не можем делать себе тесты себя всякий раз, когда хотим. Я три раза себя проверяла. Я и мои коллеги сами решаем, когда нам нужно делать тест. Нет смысла делать тест произвольно. В начале пандемии люди были более напуганы и настаивали на том, чтобы их чаще проверяли, но чем больше вы узнаете о болезни, тем спокойнее вы реагируете. Тестирование медицинского персонала не является проблемой в нашей больнице.

— Должен ли медицинский персонал, который работает на передовой находиться в самоизоляции? Как вы себя защищаете? Лично и семью?

— У нас есть несколько медсестер, которые из-за риска заражения своих семей не появляются дома по две недели. Если обнаружено небольшое отклонение от нормы защиты, например, вы контактировали с пациентом, который впоследствии оказался положительным, то вам придется 14 дней сидеть на карантине. У нас есть коллеги из других больниц, которые находятся в самоизоляции. Они снимают квартиры и вообще не идут домой. Я иду домой, хотя психологически боюсь заразить своего мужа. Но я очень осторожна. Я захожу в дом, лишь после полной дезинфекции, пока не переоденусь. Будучи инфекционистами, мы знаем, как защитить себя, и это помогает нам.

— Что вы переняли в области диагностики и лечения у коллег из-за границы, в том числе от врачей из Румынии, которые участвовали в гуманитарной миссии в Республике Молдова?

— Мы состоим в различных онлайн-групп вместе с врачами из других стран. Мы консультируемся там, в том числе по вопросам, которые касаются результатов анализов и рентгенографии. Даже лечение обсуждаем, когда возникают некоторые сомнения. Мы также обсуждаем национальные клинические рекомендации (протоколы лечения). Я проанализировала протоколы из Италии, Испании, Румынии, России, Индии… Никогда еще ранее не было столь комплексного общения между врачами из разных стран. Это общение очень полезно.

— За последнюю неделю у нас 948 случаев заболевания и 49 смертей. Почему растет число погибших от коронавируса?

— Люди не понимают, да и мы вначале не понимали… Есть категория пациентов, и так обстоят дела во всем мире, которые нуждаются в искусственной вентиляции легких. Те, кто моложе, если их сердце выдерживает и, если у них нет других заболеваний — выздоравливают через несколько дней. Но те, у кого есть и другие проблемы со здоровьем, сердечные или почечные – они проводят больше времени под аппаратами искусственной вентиляции легких и некоторые из них не выдерживают.

— Мы часто слышим, что есть какое-то постоянное количество тяжелобольных пациентов. В чем заключается эта сложность?

— Это пациенты с пневмонией, которым поддерживают оборот кислорода в легких. В случае этих пациентов нам, врачам, очень трудно делать какой-либо реальный прогноз. Мы видим пациента и часто мы не можем установить возможное развитие болезни… Когда у человека одновременно сопутствующие заболевания – что остается делать, как не отнести их в категорию сложных прогнозов, тяжелобольных. В случае этой пандемии самая большая проблема заключается в том, что нет этиотропного лечения инфекции, то есть еще нет лекарства от это болезни.

— Что пациенты могут предпринять, чтобы защитить себя и избежать смерти от коронавируса?

— Вы должны спокойно сесть и все проанализировать. Вы больны. Очень вредны в данной ситуации – депрессия и паника. Спокойно проанализируйте все по пунктам. Например, нет ли у вас сопутствующих заболеваний, вы здоровы, дышите сравнительно спокойно… Поэтому примите решение следовать всем рекомендациям врачей. Мы не рекомендуем принимать много лекарств. Вначале мы назначаем жаропонижающие, противовоспалительные, антиагреганты. И все. Если вы лечитесь дома, не лежите в постели. Вставайте, двигайтесь, открывайте окна, проветривайте комнаты. Мои пациенты всегда находятся в помещении с открытыми окнами. Делайте дыхательную гимнастику и слушайте свое тело. Если вы заметили какие-либо изменения в вашем состоянии, позвоните своему врачу. В случае пневмонии врач обязательно должен вас прослушать, потому что, когда человек заметил изменения в дыхании уже может быть слишком поздно. Пятый и седьмой день болезни — критические дни, и за состоянием здоровья необходимо следить очень тщательно. У нас были больные с температурой 39-40 градусов, без других симптомов. Но они не могли встать с кровати. Обычно первые 10 дней чрезвычайно важны. Вот почему пациенты остаются в больницах, чтобы их могли обследовать, чтобы они не заболели пневмонией.

— Лечение плазмой – спасительный ли это метод?

— Это спорный вопрос… Есть заболевания, когда плазма помогает. Но это лечение применяется больше от безысходности и отчаяния. Это одно из последних средств к которому прибегают врачи для спасения пациентов.

— Когда, как и в какой степени маска нас защищает?

— Я рекомендую носить маски. Везде, где есть люди, вы должны носить маску. Никто не знает, если у вас или нет симптомов. Надо защищать и других. Но и вы должны быть защищены…

— Выписка пациентов означает, что на этом все? Все проблемы, связанные с COVID-19, разрешены?

— Это большая проблема. Мы до сих пор не знаем, что будет дальше. Здесь я бы еще раз напомнила о компьютерной томографии, что крайне необходимо. После выписки из стационара очень важно знать, что происходит в легких, если не образовался фиброз легких. У бессимптомных пациентов, которые легко перенесли болезнь, не будут проблем, но, а тем, кто перенес пневмонию, будет намного тяжелее. От пневмонии человек не отходит за три недели. В легких происходят заметные изменения, гораздо более выраженные, чем в случае обычной пневмонии, поэтому очень важна правильная реабилитация пациентов, у которых отмечается астенический синдром. Они нуждаются в улучшении своего состояния.

— Граждане понимают, что для них начинается долгожданное ослабление карантина. А для вас? Для врачей?

— Для меня – больше работы. Ни в коем случае нельзя расслабляться. У нас и так народ слишком расслабился… Даже моим знакомым, которые знают мой резкий характер, я говорю, что не хочу слышать жалоб по поводу того, что надо оставаться дома. Посмотрите хотя бы на одного пациента в реанимационной, чтобы понять, что значит «трудно сидеть дома». Все должны знать, что они больше не будут общаться так же, как они это делали до COVID. На открытом воздухе нет такого большого риска… Люди должны понимать, что мы всегда будем заботиться об их здоровье, но также важны и усилия каждого из них.

Ослабления все равно создадут нам много проблем, потому что нам не хватает культуры дистанционного общения, как в Японии, где люди не целуются, не обнимаются… Может быть, поэтому у них так мало больных.

— Поможет ли нам более строгое поведение?

— Конечно.

— Если бы вам пришлось выбирать между вакциной и лечением, что, по-вашему, сейчас важнее?

— Лечение. В случае инфекционных заболеваний вакцина имеет значение, но мы должны знать, что есть заболевания, при которых вакцина создает проблемы, потому что должен совпадать генотип. Поэтому я бы в срочном порядке выбрала лечение.

— Вы когда-нибудь заразились каким-то заболеванием в больнице?

— Нет, слава Богу! Если вы любите свою работу, если вы относитесь к ней разумно, то вы должны понимать все опасности. У одного пациента опасно чихание, у другого – кровь, у третьего – кал, – вы просто должны позаботиться о всех этих моментах. Таким же образом я обучаю и свой персонал, с которым работаю.

— Чего мы еще не знаем о новом коронавирусе?

— Нам еще мало, что известно об этом вирусе. Мы не знаем, что будет с легкими. Мы не знаем, будут ли затронуты и другие органы. Вскрытие очень важно, но пока этого не делается – у нас еще очень мало знаний об этой болезни.

— Спасибо.