Психолог Штефан Попов, председатель Центра научных исследований в области психологии, рассказал в интервью ZdG о предвыборной коррупции и психологических процессах, которые заставляют людей продавать свои голоса. Психолог объяснил, почему эти люди оказались в сети Илана Шора и каков их психологический портрет. Беседа проходила в контексте того, что президентские выборы и референдум по евроинтеграции в октябре-ноябре 2024 года ознаменовались массовой фальсификацией голосов через сеть, которую создал и координировал беглый олигарх Илан Шор, находящийся в Российской Федерации.
Штефан Попов – интегративный психотерапевт со степенью бакалавра в области философии, магистра в области клинической психологии и докторской степенью в области психологии. Он основал Центр научных исследований в области психологии, а также он автор книг «Sinergie Socială» («Социальная синергия»), «Integrarea Personalităţii» («Интеграция личности») и «Amenințare și Siguranță» («Угроза и безопасность»).
— Мы пригласили Вас, чтобы Вы помогли нам ответить на вопрос, который нам очень часто задают как журналистам, проводившим эти расследования под прикрытием: кто эти люди, входящие в сеть Шора?
— Прежде всего я рад, что при анализе этих явлений запрашивается мнение психологов. В случае людей, которые продают свои голоса, существует несколько психологических факторов, и проводились исследования в этом сегменте, чтобы узнать, что это за категория. Мы должны отталкиваться от психологических условий, в которых они находятся, от того, как они мыслят. Как правило, речь идет о социально-уязвимых слоях общества. Мы говорим об экономическом факторе.
— То есть бедность?
— Да, бедность. Когда человек живет в условиях бедности, он находится в стрессовых условиях. Что происходит, когда мы живем в стрессовых условиях? В стрессовых условиях не работает долгосрочная ориентация, осознание собственных действий в настоящем времени и их долгосрочных последствий. Когда мы испытываем стресс, мы думаем о немедленной выгоде. Бедность – это фактор, но этого недостаточно. Также должна быть симпатия к определенным ценностям, которые они разделяют с партией, которой продают свои голоса. Финансовые выгоды являются для этих избирателей своего рода дополнительной мотивацией для голосования. Человек, который вообще не разделяет ценности партии, даже с предложениями и финансовыми бонусами не пойдет на такой шаг, потому что у него будет чувство вины и стыда.
Есть и другие факторы. Существует понятие «локус контроля»: насколько человек считает, что он контролирует свою жизнь и может влиять на определенные события. Это касается событий из личной жизни: например, я могу сделать свою жизнь лучше, и это зависит от меня, я могу влиять на людей, с которыми общаюсь, или могу влиять на избирательные и политические процессы.
Насколько я думаю, что я как гражданин могу что-то изменить? Если этот «локус контроля» внешний, человек считает: «От меня ничего не зависит, мой голос не имеет значения». Люди, обладающие внутренним «локусом контроля», лучше понимают, в чем заключается их влияние, и осознают, что голос имеет значение и может влиять.
Другой фактор связан с нравственностью, с тем, как эти люди воспринимают политиков, которых они считают коррумпированными. Тогда возникает вопрос: «Почему мы должны быть честными?» Это такое оправдание.
— Итак, опять же, пример самих политиков имеет значение при принятии решения?
— Да, определенно. Как это было при пандемии, когда власти или политические деятели рекомендовали соблюдать санитарные нормы, но сами не соблюдали их. И тогда гражданин чувствует себя немного обманутым.
Также при отсутствии долгосрочного мышления, в стрессовых ситуациях человек действительно не видит благ, связанных с будущим. Обещания абстрактны. И если гражданин разочаровывается в политическом классе, то осязаемая выгода для него – получить хоть какие-то деньги.
Кстати, я считаю определяющим этот фактор, связанный с краткосрочной или долгосрочной ориентацией. Когда эта категория избирателей недовольна правительством в целом, эти люди говорят: «А что они нам дали?» Им нужно что-то осязаемое, что-то краткосрочное, и они не очень понимают сложные процессы. Например, чтобы изменить экономическую ситуацию в стране, нужны годы на улучшение экономического климата. Но это очень абстрактное будущее, и когда нет такой долгосрочной ориентации, люди думают о ближайшей перспективе: «Какую выгоду получу я?»
— Эту ситуацию подогревают популистские обещания политиков, которые способствуют формированию иллюзий, а затем – разочарованию.
— Именно. Кстати, о популизме. Кто реагирует на популистские сообщения? Опять же речь идет о социальной категории, которая чувствует себя маргинализированной, с более слабым образованием. Они предпочитают простые высказывания и неспособны понять более сложные процессы. Лидеры-популисты позиционируют себя как послание против всех политических и финансовых элит. И это маргинализированное общество, бедные, необразованные или безработные люди чувствуют себя социально изолированными. А когда появляется лидер-популист, они становятся его голосом, не подозревая о его методах манипуляции. Очень легко сделать лояльным человека, столкнувшегося с бедностью, потому что он думает не об абстрактных ценностях, этике и морали, а о том, как выжить.
— Другими словами, есть внутренние факторы, которые связаны с каждым человеком, и внешние факторы, которые связаны с обществом, с политическим классом в целом?
— Социальное давление также является фактором. Это очень мощный психологический фактор – референтная группа, к которой мы принадлежим. Если в среде, к которой я принадлежу, есть такая поведенческая предрасположенность, если она не видит проблем в продаже своего голоса, я тоже автоматически перестаю ставить это под сомнение, потому что не хочу чувствовать себя вне своей референтной группы.
И есть еще один момент, который необходимо отметить. Если посмотреть на политический спектр слева направо, проводились исследования, которые показывают, что в любом обществе баланс между левыми и правыми равный. Около 40% населения разделяют левые ценности, 35-40% – правые ценности, а примерно 20-30% не определились или меняют свою позицию в зависимости от контекста. И исследование показало, что 40% политических предпочтений, которые будут у вас в жизни, определены генетически. Речь идет о консервативных и прогрессивных ценностях.
А пропаганда – кстати, есть много исследований, которые показывают, что она не сильно меняет убеждения граждан, но играет важную роль для того среднего сектора, для неопределившихся. Там может повлиять пропаганда. Но как правило, пропаганда лишь усиливает уже существующие убеждения и разделяет общество, а убеждения становятся более радикальными. Если кто-то раньше был умеренно настроен против Европейского союза, то из-за пропаганды он становится твердо убежденным.
— Какие еще приемы манипуляции Вы заметили в сети Шора?
— Во-первых, апелляция к страху, вызывание страха в обществе. В эту социальную группу входят более консервативные люди, более тревожные по поводу будущего и неопределенности, предпочитающие стабильность. И когда акцент делается на различных страхах перед будущим – война, бедность или другие страшные истории, – этот страх усиливается. Например, в Унгенах или Кагуле результаты референдума оказались совершенно неожиданными.
— Так как в этих населенных пунктах внедрялось много европейских проектов.
— Именно. Это не значит, что люди там отрицательно относятся к Евросоюзу. Возможно на референдум вышло меньше людей, потому что страх перемен был сильнее.
— Если Илан Шор и российские деньги, поступающие через эту сеть, смогли убедить людей, может быть власти или те, у кого проевропейские взгляды, не приложили достаточных усилий, чтобы донести до них правильные послания?
— Да, по этому поводу было больше всего критики, что не были приложены силы. Но здесь есть разница, связанная с мотивацией. Существует два типа мотивации: мотивация страхом, чтобы избежать чего-то плохого, или мотивация чего-то добиться. Когда есть страх, люди больше об этом говорят. Люди собираются в небольшие группы и говорят, что гомосексуалы придут из Европы, что там будет война и т.д. Но когда речь идет о пользе евроинтеграции, мы не собираемся, чтобы сказать: посмотрите, как будет хорошо! Мы говорим, но не так пафосно и эмоционально. Страх сильнее.
— Как выступать перед аудиторией, если вы знаете, что она относится к вам враждебно? Как политик, как представитель гражданского общества или как СМИ. Как выступать перед аудиторией, которая с самого начала будет смотреть на вас очень равнодушно или даже с неприязнью?
— Если вы хотите завоевать доверие и быть услышанным, первый шаг – завоевать их доверие, понять их точку зрения. То есть они не должны думать, что вы здесь, чтобы передать им информацию, потому что они неправильно мыслят. Вы должны стать их союзником, понять их точку зрения, завоевать их доверие и тогда вы сможете передавать другие послания. Но это сложный процесс.
— Эту огромную схему придумал кто-то там, в Москве. Что это за люди, которые думают в таком масштабе, чтобы помешать курсу целой страны?
— Не будем торопиться с диагнозом, потому что это не очень хорошо, но предположим, что у них есть какие-то психопатические черты или наклонности. Они могут быть чрезвычайно умными людьми, но для них не важны этика, мораль и то, как они могут повлиять на общество. Для них все – игра, стратегия. Психопаты не чувствуют вины за то, что могут причинить вред обществу, не думают о последствиях в будущем.
— У нас расколотое общество, и эти выборы углубили раскол, в основном связанный с геополитической ориентацией страны. Как и можно ли передать какие-то послания, чтобы уменьшились эти большие различия между людьми, которые практически живут рядом друг с другом? Откуда должны приходить эти послания и какими они должны быть?
— Мы как общество, как народ хотим чувствовать себя в безопасности. Мы хотим чувствовать себя хорошо – у нас одинаковые цели. Просто мы мыслим по-разному. И чтобы построить мост для диалога, необходимо попытаться понять, почему другой человек так думает. Это создаст некоторое взаимопонимание и открытость к общению. Эту поляризацию невозможно уменьшить без общения. Если мы не попытаемся услышать другого, он тоже не услышит нас. Поэтому я считаю, что следует избегать стратегии прямого столкновения и больше приглашать к диалогу.
— Спасибо.
Интервью брала Наталья ЗАХАРЕСКУ