Материал hromadske

Спросите меня, какого цвета пространство над Институтом связи в Полтаве и близлежащими улицами, и я вам скажу — серого. Серая пыль залепляет глаза, забивает нос, сушит губы. Серая пыль на униформе нацгвардейцев и полиции, на машинах ГСЧС и волонтерских палатках.

«Вчера из-за пыли, кажется, и солнца не было видно. Сегодня уже намного легче», — говорит мне волонтер.

«Вчера» — это когда две российские ракеты попали в корпуса Института связи, и он через мгновение превратился в серую пыль. И когда Украина получила едва ли не самое большое количество пострадавших от попадания ракеты за период полномасштабной войны.

Красно-белые ленты оградили центральный вход в институт от всех интересующихся, полицейские и нацгвардейцы стоят по периметру и особенно безжалостны с журналистами: ничего нельзя снимать, ни о чем нельзя расспрашивать.

Но с улицы и сверх верхних этажей соседних домов прекрасно просматриваются серые руины, а также спасатели и военнослужащие, которые тк руины разбирают.

По словам начальника Полтавской ОВА Филипа Пронина, под кучей цемента и битого кирпича на территории института еще могут быть пять тел…

«Не успели в укрытия»

«Я в этом институте служил еще когда он назывался военным училищем, — говорит мне мужчина, живущий в соседнем от учебного заведения дома. — Ракеты ударили по центру учебного корпуса. россияне хорошо знали, когда у курсантов начинаются занятия и они собираются в аудиториях в одном помещении. Именно в это время ударили».

Мой собеседник отвергает популярную ныне версию о том, что курсантов выстроили на плацу и именно поэтому имеем такое большое количество убитых и пострадавших. Он убежден, что «какой-то кацап, которых здесь полно в каждом подъезде, этих, которые еще в советской армии служили», навел вражеские ракеты на институт.

Такую версию не исключает и СБУ — об этом журналистам на брифинге в Полтавской ОВА сказал и. о. начальника Управления СБУ в Полтавской области Константин Семенюк.

Что касается построения курсантов на плацу, то начальник института Игорь Мицюк решительно заявил: «Построение для инструктажа или по другим причинам не было. Последние такие мероприятия у нас проводились еще до ковида».

По словам Мицюка, в помещении было 6 эвакуационных выходов, но стена упала так быстро, что перекрыла несколько из них и люди оказались под завалами.

«Во время учебных тревог у нас за семь минут эвакуировались до 1000 человек. И настоящих тревог у нас по 3-5 в день, и все курсанты добирались до укрытия. А здесь было всего две минуты между сигналом тревоги и прилетом», — говорит Игорь Мицюк.

Я подхожу к группе военных, которые возле ограды института пьют волонтерский кофе. У них перекур после работы на завалах. Серые от пыли руки, серые от пыли фонарики на голове. И лица серые — только ли от пыли?

Да, во время удара они были на службе в институте. Называть себя военные не хотят. И говорят сквозь зубы.

«Дети были на занятиях на пятом этаже. Сигнал тревоги прозвучал, все устремились вниз. Но вот я лично не успел после сирены и 30 метров пробежать, как уже прилетело. Дети просто не успели добежать до укрытий», — говорит один из военных.

Другой добавляет: «Командиры подразделений еще составляют списки — кто ранен, кто погиб, кто травмирован. Их окончательных нет. Все в процессе».

Подразделение спасателей ГСЧС, которые тоже вышли с территории института на перекур, устало отхлебывают волонтерский гречневый суп. Время на обед у них короткое.

«Ведь как наесться, то работать тяжело и на сон тянет», — смеясь, объясняют ребята.

Больше времени на отдых у них после объявления тревоги — тогда либо уходят в укрытие, либо просто выходят за пределы института. Сегодня утром они сменили спасателей, прибывших на место сразу после обстрела.

«К нам помощь из других областей приехала — из Киевской, Черкасской областей. С нами саперы работают, специальная техника помогает плиты перекрытия поднимать, краны, тракторы, кинологи с собаками здесь. Возможно, еще удастся вытянуть кого-то из-под завалов», — говорят спасатели.

Их руководитель, начальник ГУ ГСЧС в Полтавской области Андрей Хижняк, обнародовал информацию, что за сутки после обстрела разобрано уже до 70% завалов и вывезено с территории института более 1000 тонн обломков стен и битого кирпича.

Пока мы готовили материал для публикации, Полтавская ОВА сообщила о завершении спасательных работ.

«Я еще такого не видел»

От полтавчан, которые недалеко от института обсуждали ситуацию, можно было услышать, что если бы местные власти дали больше машин для вывоза раненых, если бы медики были более расторопны, удалось спасти больше жизней.

Игорь Шафарчук, руководитель БФ «Свободные и несокрушимые» прибыл в институт минут через 8-10 после обстрела. Он рассказал, что «скорые» и машины ГСЧС начали приезжать минут через 5 после волонтеров.

«Картина была устрашающая — все в пыли, крови, много тяжелотравмированных, оторванные конечности среди обломков. У раненых от потери крови спутано сознание, они не понимали, что с ними происходит, не могли назвать свое имя, не подпускали к себе медиков. Очень трудная ситуация», — вспоминает Игорь.

По его словам, обвинять в медлительности не стоит ни спасателей, ни медиков, ни волонтеров.

К тому, с чем им пришлось работать, невозможно было заранее подготовиться: «Я, например, имею опыт оказания первой помощи, закончил курсы такмеда, но была минута, когда и я растерялся. У некоторых медиков тряслись руки, но это реакция на стресс. Они смогли собой овладеть.

Да, качество первой медицинской помощи было невысоким — кто-то неумело накладывал турникеты, кто-то вообще не умел их накладывать, кому-то из медиков мешали это сделать длиннющие ногти. К качеству самих турникетов есть вопросы. Но еще раз говорю: никто из тех, кто грузил раненых и оказывал им первую помощь, никогда еще не видел того, что им пришлось увидеть в институте».

В квартиру Александра, врача и преподавателя местного медуниверситета, я попала случайно: рассчитала, что окна его дома выходят на территорию института, которую хотелось увидеть.

Выяснилось, что во время ракетных обстрелов Александр находился в больнице, где расположена его клиническая кафедра.

«Когда скорые стали привозить людей, меня, как и всех врачей кафедры, приобщили к работе с пострадавшими. Большинство пострадавших, понятно, что молодежь. У них взрывные и политравмы, ожоги», — говорит Александр.

Директор Департамента здравоохранения Полтавской ОВА Виктор Лисак категорически отказал мне в разрешении посетить пострадавших в какой-либо из городских больниц. Даже когда я обещала пойти туда без камеры и диктофона.

Поэтому пока что приходится довольствоваться официальной информацией, предоставленной тем же Виктором Лисаком. Для помощи пострадавшим привлекли 30 машин скорой помощи, людей развозили в 10 больниц, теперь они сосредоточены в 7 медучреждениях. 65 человек находятся в тяжелом состоянии, 146 имеют состояние средней тяжести, 87 — легкое.

Логично заключить: то, что за сутки количество погибших увеличилось, свидетельствует либо о том, что умер кто-то из тяжело травмированных, либо что спасатели находили под завалами мертвые тела.

По словам Филиппа Пронина, пока что неизвестно количество людей, которые в результате взрыва пропали без вести. Мол, если речь идет о неопознанных пострадавших, то их списки составляют в больницах, где они находятся. А что касается пропавших без вести, то их поиск Филипп Пронин рекомендует начинать тоже с медицинских учреждений.

«Отселять никого не нужно»

Место справа от ограды института все в палатках. Волонтеры свозят еду, чтобы кормить всех вовлеченных в расчистку завалов. Продуктовые свертки и судки с обедами раздают и жителям соседних домов. Здесь и представители разных благотворительных фондов, и медпункт, и психолог.

Наиболее оживленно возле палатки Штаба гражданской защиты, организованной Полтавским горсоветом. Жители самых близких к институту домов подходят сюда, чтобы сообщить о повреждениях в их квартирах после обстрела.

Работники Штаба фиксируют их заявки, затем обследуют помещения заявителей и составляют соответствующий акт: где выбиты окна, где снесены балконы или повреждены стены. В сутки после обстрела обследовано около 150 квартир. Информация о них передается горсовету.

По словам заместителя Полтавского городского головы Татьяны Бардиной, большие разрушения в доме полтавчан не получили.

«Никакого обращения от граждан по поводу их отселения из разрушенных квартир не было. Правда, есть квартиры, в которых на момент обхода не было жителей, и работники Штаба не смогли в них попасть, чтобы оценить масштаб разрушений. Таким жителям мы оставляли телефонные номера для обратной связи.

Сейчас есть около 300 обращений от граждан об обследовании их жилья, но это еще не окончательное число. Думаю, что в ближайшие дни поступит еще несколько десятков обращений. Для ремонта жилья горсовет будет сотрудничать с благотворительными фондами, в частности, с фондом Баффета», — говорит Бардина.

Жители ближайшего в институт дома не очень охотно идут на контакт. И все же понемногу рассказывают о позавчерашнем обстреле.

• 

• 

У 70-летнего Николая нет обеих ног, передвигается на низенькой каталке, отталкиваясь от земли специальными ручками — совсем как когда-то ветераны Второй мировой. Говорит, что от взрыва у него лишь немного “повело” дверь. А вот лифт до сих пор не работает — это беда, на седьмой этаж он поднимается, подниая себя с каталкой со ступени на ступеньку.

У его соседки, 79-летней Людмилы Алексеевны, окна выходят и на институт, и во двор — взрывной волной выбиты почти все.

«Если бы я не встала от стола, за которым завтракала, и в момент взрыва не отошла к мусорному ведру, меня бы убило», — говорит женщина.

Обхожу несколько квартир дома. В основном здесь еще в день обстрела волонтеры позакрывали выбитые окна пленкой и фанерой, помогли вынести битое стекло. В доме есть свет, газ, вода, часть лифтов работает. Дому просто повезло, считают его обитатели.

• 

• 

• 

Родные по крови

«Почему у всех этих людей вы берете кровь, а меня футболите? Я военный, мои друзья сейчас воюют, почему я не могу сдать кровь?» — с надрывом кричит мужчина в штатском с протезом вместо ноги.

Медсестра терпеливо объясняет, что его инвалидность является формальным барьером для донорства. Люди со стульев и кушеток молча наблюдают за этой баталией.

Узкие и крученые коридоры Полтавской областной станции переливания крови набиты людьми. Станция — еще одно место мощного эмоционального напряжения.

Объявление на дверях регистратуры взывает: «Очередь начинается со двора!». Но на самом деле она начинается далеко за пределами двора учреждения, еще с улицы. Стараюсь сосчитать людей в ней — сбилась на четвертой сотне.

Через минуту выясняю, что на самом деле здесь несколько очередей. Сначала нужно попасть в регистратуру, потом дождаться приема у терапевта, который решает, может ли человек стать донором. Кто получил разрешение, заходит в буфет, где буфетчица Светлана кормит их чаем и сладким печеньем — донор перед сдачей крови должен иметь определенный уровень глюкозы в крови, чтобы перенести процедуру без осложнений.

«Вчера, в день обстрела, я 101 порцию чая сделала, а сегодня мы всего три часа работаем, а уже более сотни чашек», — говорит Светлана.

После буфета — прямая дорога в операционную, где на кушетках одновременно могут сдать кровь до десятка доноров.

В очереди люди всех возрастов и статуса. 41-летняя Елена в день удара пришла в 12 часов, прием крови закончился раньше, чем дошла ее очередь, поэтому на следующий день она пришла в 7:50. 44-летний Саша, находящийся в Полтаве на лечении военный, имеет еще несколько часов свободного времени — если не сдаст сегодня, то придет завтра. Аня, 25-летняя жена фронтовика, заняла очередь еще в 6 часов утра, чтобы точно попасть в операционную.

Когда я спрашиваю людей, почему пришли сдать кровь, большинство смотрят на меня как на глупую. Кто-то иногда отвечает: «Нужно помочь, видите, сколько пострадавших за один день».

«У нас есть запас крови для экстренных ситуаций, — говорит главный врач Полтавской областной станции переливания крови Владимир Рудиков. — Но вчера, в день обстрела, было много пострадавших, и нам срочно понадобились дополнительные доноры. Спасибо жителям Полтавы — они активно организовались для сдачи крови. Если обычно сюда к нам ежедневно приходят около 50 доноров, еще столько же сдают кровь нашим выездным бригадам, то вчера кровь сдали 150-170 человек, сегодня, думаю, будет до 200 доноров. Кроме того, работают наши выездные бригады. Мы полностью удовлетворяем потребности пострадавших в донорской крови».

Очередь на донорство очень организована ни споров, ни агрессии. Спокойная реакция даже на то, что какой-то девушке после сдачи крови стало плохо и медики хлопочут над ней в регистратуре — бывает всякое, ничего страшного. Целеустремленных людей не собьешь случайным негативом.

Рудиков объясняет, что станция не может взять кровь у всех, кто захотел сдать ее после обстрела. Ведь кровь имеет подходящий срок годности, соответствующие требования для хранения. Поэтому работники станции ориентируют людей на то, что кровь можно сдать через неделю.

Я уже иду к воротам станции. Во дворе мужчина на протезе, который раньше просил медсестры взять у него кровь, теперь спорит с главным врачом. Наконец-то узнаю его имя — Юрий. «Юрий Настойчивый», — мысленно называю его. Потому что из интонаций понимаю, что главный врач начинает поддаваться аргументам Юрика…

***

В настоящее время две трети учебных корпусов Института связи в Полтаве фактически уничтожены. По словам его начальника Игоря Мицюка, специальная экспертиза должна будет установить, возможно ли будет их отстроить. Сегодня решается вопрос, где курсанты смогут продолжить обучение.

Что касается захоронения погибших, Татьяна Бородина отметила, что город и область готовы взять на себя соответствующие подготовительные работы. Когда могут состояться похороны, неизвестно, ведь ситуация еще расследуется.

«Еще устанавливаются фамилии погибших», — заключает начальник Полтавской ОВА Филипп Пронин.