Василе Пиструй – священник Церкви Чуда Михаила Архангела из Криулень. После семинарии 10 лет служил приходским священником в Холеркань. За время служения в Холеркань отремонтировал и построил с нуля две церкви.

Священник Церкви Чуда Михаила Архангела из Криулень Василе Пиструй во время войны 1992 года служил в Холеркань, в Церкви Святого иерарха Николая, куда приходили беженцы с левого берега Днестра и раненные с плато Кочиерь.

В 1987 году, после окончания семинарии в возрасте 27 лет был назначен священником в Холеркань. Прибыв в село, обнаружил разрушенную церковь, место, которое в советское время было превращено в отхожее место. Сегодня вспоминает, как вместе со старейшинами села, которые были ближе к вере, все очистили и начали ремонт церкви.

«Они приходили в церковь по короткой дороге, зимой в туфлях со специальными подковами, сделанными деревенским кузнецом. Это долгий путь от вершины холма до берега Днестра, где находится Церковь Святого Николая, закрытая в 1959 году Советами», – рассказывает отец Василе.

После реконструкции Церковь вновь открылась в 1990 году, но в 1992 году война на Днестре ударила сильно не только по людям, но и по святому месту. С отцом Василием Пиструй мы встретились в конце февраля, когда дул сильный ветер над Днестром, как и в начале марта 1992 года. Мы посетили места, куда доставляли раненных, мертвых и беженцев. Прошли и мимо могилы первенца Василия Пиструй, похороненного во дворе церкви, нашли следы войны 1992 года, оставленные на стенах церкви, воротах, церковном заборе и приходском доме.

______

— Батюшка, какие воспоминания связывают Вас с Церковью в Холеркань, в которой Вы десять лет прослужили приходским священником?

— Когда я впервые приехал сюда, церковь была в плачевном состоянии. Крыша была повреждена, а люди, которые приходили отдыхать на берегу Днестра, превратили церковь в отхожее место. Мы очистили ее как конюшню, как туалет и начали реставрацию. В 1989, 1990 и 1991 годах мы сделали капитальный ремонт и внутри, и снаружи, ведь церковь старая, была освящена в 1888 году. Уже более 100 лет церковь стоит на этом месте. Раньше здесь был центр села, которое простиралось до Днестра, где сейчас все затоплено. В 1957-58 годах дома начали строить на холме, где находится новое село, а Церковь Святого Николая осталась на старом месте, как знамя для нас, для всех, потому что те, кто проектировал плотину гидроэлектростанции, не думаю, что позаботились о том, чтобы вода не затопила церковь.

Но, посмотрите, это действительно чудо, Днестр подошел близко к стенам церкви, но вода остановилась здесь, и церковь никогда не была затоплена, потому что вода, даже если поднимается выше, течет через плотину. Под водами Днестра ушло старое деревенское кладбище, а также несколько домов. Церковь была спасена чудом. Какие еще воспоминания связывают меня? За 10 лет служения здесь многое произошло, так что у меня много воспоминаний. Во дворе церкви покоится один из четырех наших детей, Штефан. Рядом с могилой нашего любимого сына растет липа, которую я сам посадил, и попросил отца Мануила не трогать ее, если будут делать какие-то пристройки. Эта липа является эмблемой духовности нашей нации, нашего народа, нашей веры.

— Находясь здесь, недалеко от линии фронта, вы как священник отказались эвакуироваться и остались с мертвыми и ранеными. Как это было?

— Прошло два года с тех пор, как я отремонтировал церковь и вновь открыл ее после стольких лет язычества, неверия. Когда митрополит сказал мне, что я должен уехать со своей семьей, он предложил мне приход в Сорокском районе. Я сказал ему, что не могу уехать, семью отвезу к родителям, в Резинский район, но я останусь с моим народом, потому что всем, кто останется в селе, потребуется моя поддержка как священника, как духовного отца. Хотя я был молод, я решил, что останусь здесь, чтобы церковь больше не закрывалась, потому что ей и так досталось, пока мы ее не открыли. Тогда я подумал, что не надо закрывать церковь снова. 22 мая, в день покровителя церкви Святого Николая, я совершил богослужение, а в это время произошла очень ожесточенная артиллерийская атака. Падали снаряды, волны на Днестре поднимались до 7-8 метров. Вода поднималась, когда падали снаряды, а мы в церкви молились о мире. Мы прервали богослужение на час, все сели на пол и ждали, пока пройдут атаки. Так что в этой ситуации мы справились, я помогал людям, чем мог. Приходили парни перед боем, полицейские, волонтёры и просили благословения. Я не разрешал им заходить в церковь с оружием, это непозволительно. Кто-то дежурил у входа, и они оставляли оружие, заходили в церковь и я их благословлял, дарил крестик и молился, чтобы они не умерли, чтобы Бог их хранил, но я никоим образом не давал им благословения убивать кого-то. Вы знаете, эта война была братоубийственной. Я так считаю, если мы православные, независимо от национальности, мы братья во Христе. Они прислушивались к политикам, к тем, кто считает себя старшим, к старшим братьям, и они разожгли эту войну, а нам пришлось много страдать, и страдаем и сегодня.

«Гроб остался посередине двора, а мы убежали. Осколки врезались даже в тело умершего»

— Какой Вы увидели войну тогда, когда вам было всего 30 лет?

— Мы были очевидцами, а также участниками конфликта. Многие в селе стали волонтерами, многие были полицейскими, многие из деревенских парней сражались здесь, на плато Кочиерь. Здесь, в церкви, я был в качестве поста первой помощи для тех бойцов, которых переправляли на лодках из Кочиерь, я покажу вам, где это место. Здесь, в приходском доме, был первый пункт медицинской помощи для раненных. К сожалению, и для погибших. Это было место, где мы ждали спасения и доставляли их в больницы Кишинева или Криулень. Я присутствовал на шести похоронах парней, которые погибли на плато Кочиерь. Я помню бойца из отряда «бурундуки» (прим. ред.: военизированные отряды, проникающие на самые опасные позиции) Штефана Граму.

Это были трагические похороны. Когда мы молились, сепаратисты начали обстреливать нас, и мы разбежались и спрятались, где могли. Это был трагический момент, кототрый я видел своими глазами. Гроб остался посередине двора, а мы убежали. Осколки попали даже в тело умершего. Трагический момент, осталось очень много скорбящих родственников. На воротах видны следы от осколков, и на стенах остались следы. И крыша церкви была повреждена пушечным снарядом, пущенным со стороны плотины из Дубоссар. Только закончили капитальный ремонт церкви, как снесло крышу, я нашел ее фрагменты на склоне холма. Слава Богу, что стены церкви остались целые, не были повреждены внутри, и мы снова приложили усилия, чтобы все восстановить. Я думаю, что у них не было ничего святого, если пытались уничтожить святое место. Несмотря на то, что в данный момент я служу в Криулень, я знаю, что люди по сей день страдают, они здесь на первой линии и чувствуют это бремя сепаратизма на Днестре.

— Что Вы говорили тогда бойцам, родственникам погибших?

— Были послания мира для страны, для народа, для нашего края, потому что наш народ – мирный народ, никогда не хотел завоевывать чужие земли. Мы защищали нашу страну и любим ее, и ясно, что Церковь и мы, христиане, не можем совершать никаких других молитв, кроме как молитвы за мир. Если посмотреть, кто живет там, на левой стороне Днестра, то увидим что это наши братья, мы все верующие, православные, и в Украине брат воюет против брата, а ведь они одной крови, они славяне, и так не должно происходить, чтобы брат воевал против брата. Даже в самых страшных мыслях мы не можем представить такое. Разрушаются церкви, города, монастыри.

Я верю, что все делается из-за отсутствия веры в Бога, потому что христианин никогда не может даже подумать, чтобы убить кого-то, пойти всей армией на народ, разрушить жизнь, уничтожить красоту народа, который хочет жить суверенно, жить независимо, выбирать свою судьбу. Не может кто-то решать судьбу народа, страны, насчитывающей более 40 млн. человек. Я считаю, что это преступление, и те, кто это делают, не могут быть людьми Божьими.

— Как раненные, беженцы или погибшие прибывали с левого берега Днестра сюда, в церковь в Холеркань. Днестр был и тогда таким широким и бурным?

— Здесь не было этой конструкции, здесь было пустое место. Были два тракторных прицепа. К ним приплывали лодки, в которых перевозили раненных и умерших, павших в боях. Чуть дальше приплывали катера с беженцами. Да, здесь Днестр течет бурно. Той весной из-за ветра и волн несколько лодок перевернулись, были и жертвы. Люди постоянно уходили, многие так и не вернулись. Между Кочиерь и Дубэсарь, в Коржове, есть целые улицы, куда люди так и не вернулись. И по сей день остаются заброшенные дома, обстрелянные пулями.

Боже упаси пережить еще раз такое. Мы мирный народ, мы не богаты, у нас нет больших богатств, но у нас есть хорошие люди, верующие люди, и я думаю, что нет смысла нападать на нас. Нет ни одной причины, пусть оставляют нас в покое, чтобы мы могли жить мирно, тихо, ведь сколько нужно человеку, чтобы жить здесь, на земле. У них много земли, большие просторы, которых в мире больше нет. Я верю, что им хватит всякого добра, чтобы они жили хорошо и не приходили сюда, на нас.

«Дай Бог украинским военным сил, чтобы держали оборону, потому что и мы находимся под их щитом»

— Батюшка, почему мнения священников о войне на Днестре или о войне в Украине так сильно отличаются?

— Священники с левого берега Днестра состоят в нашей митрополии, потому что Дороцкая, Кочиерь, Моловата-Ноуэ, Кошница – это населенные пункты, находящиеся в подчинении Республики Молдова. У меня есть друзья и в Тираспольской епархии. Ясно, что наша обязанность и миссия – воссоединить страну, молиться за мир, но, к сожалению, церковь часто находится под влиянием политики, политиков, и есть еще те, кто не хочет понимать, что миссия священников – это не манипулирование политическими влияниями. Мы должны быть столпами веры, молится за мир, потому что перед Богом мы все равны, независимо от этнической принадлежности, независимо от цвета кожи, языка, на котором мы говорим, мы все равны перед Богом и особенно если мы православные.

— Вы видитесь с теми, кого в 1992 году благословили на войну?

— Круглый год 2 марта мы встречаемся с комбатантами на плато Кочиерь. Моя миссия – молиться за тех, кто попал в боях, у меня даже есть их список в алтаре, и каждый раз во время богослужения я молюсь за них, за их вечный покой. Я благословляю тех, кто остался живым и невредимым. Мы поминаем павших на войне, которую некоторые называют конфликтом, но это была настоящая война, на которой умерли сыны родины, достойно, самоотверженно, с любовью к Родине, с любовью к народу и к нашей вере. Вечная им память. Здоровье тем, кто остался жив, искалеченным, и дай Бог никогда больше не видеть на нашей земле такое. Самой страшной вещью я считаю войну, потому вы видите, сколько трагедии она приносит, посмотрите на украинский народ. И мы находимся в опасности, в неопределенности, но дай Бог украинским военным сил, чтобы держали оборону, потому что и мы находимся под их щитом.

— Война – это чрезвычайная ситуация, но чего еще в жизни Вы боитесь?

— Я боюсь только Бога, но, на самом деле, даже Бога не боюсь, потому что люблю его.

— Спасибо за этот диалог.

Интервью взяла Анета ГРОСУ