24 февраля 2023 года исполнился год с начала вторжения России в Украину. Накануне этого дня сотрудники ZdG ездили в Киев на поезде Кишинэу-Киев-Кишинэу. Возвращаясь в Молдову, репортеры ZdG делили спальный вагон с учительницей из Мариуполя, муж которой находится в плену в России. Она рассказала ужасающие подробности о постоянных бомбардировках, о жизни без лекарств, о недостаточной воде и пище и об эвакуации из Мариуполя. Ее история отражает общую судьбу многих украинцев, которым пришлось бежать от войны.
Я заметила ее среди десятков силуэтов, спокойно ожидавших поезда на вокзале. С опущенной головой и потерянным взглядом она прогуливалась от одного перрона к другому. На ней были синяя куртка, рюкзак, похожий на походные, черные брюки и серая шапка. Она выделялась среди толпы, и казалось, что она пришла из другого мира. Из мира, в котором не осталось надежды. Внезапно её образ начал ассоциироваться у меня с куском живой плоти, который кровоточит, но не сдается…
«Гагаузы и приднестровцы не знают, что такое война, и слава Богу, что не знают»
При посадке я узнала, что мы будем в одном вагоне, в одном купе, и у нее 4-е место. Она первой вошла в спальный вагон. Оставила свою одежду и рюкзак, затем освободила проход и извинилась за то, что задержала нас. Это была хилая женщина с уставшим и бледным лицом. В ее глазах видны страх и полная безнадежность.
4-е место в спальном вагоне подразумевает, что ее кровать на одной из двух верхних полок. Она попросила разрешения посидеть на наших местах до сна.
Когда она поняла, что мы из Молдовы, она спросила, приехали ли мы из Гагаузии или приднестровского региона.
«Я знаю, что они поддерживают политику Путина…» Молчание.
«Это потому, что они не знают, что такое война, и слава Богу, что не знают», – сказала она.
Виктории 47 лет, и она из Мариуполя. Она ехала в Могилёв-Подольский, который находится в Винницкой области Украины, на границе с Республикой Молдова. Она периодически приезжает в Киев, но каждый раз возвращается с тем же «отчаянием».
Муж Виктории был офицером пограничной полиции и попал в плен к российской армии. В последний раз она слышала его голос по телефону в начале августа.
«В комитете, который был образован после взятия пленных, нам и на этот раз сказали, что им мало что известно. Иногда я думаю, что они даже не знают, живы ли наши мужчины, только не говорят нам об этом», – рассказала Виктория.
«О них вытирают ноги, понимаете?»
Виктория также считает, что украинские власти могли бы вернуть военнопленных домой. Поэтому она обращалась в международные инстанции.
«Я писала Борису Джонсону, который приезжал в Киев дважды, а также королеве Елизавете II, когда она была жива. Я знала, что они тоже не смогут помочь, но я решила испробовать все методы, где была толика надежды. И я не одна – есть много семей, которые уже не знают, куда обращаться», – призналась женщина.
«То, что произошло с ними, не укладывается в голове. Они пережили столько унижений и зла, и о них вытирают ноги, понимаете?». Долгое молчание. Виктория опустила голову и закрыла глаза.
По словам Виктории, ее муж и еще более двухсот пленных находятся на территории России. С тех пор, как их взяли в плен, были освобождены 19 мужчин.
«У меня нет никакой информации о нем. В декабре я знала, что он жив, но сейчас я ничего не знаю. Тогда был освобожден 23-летний молодой человек, и он уже приходит в Киевский комитет и говорит, кого он узнал из пленных, кто еще жив. Также этот молодой человек сказал, что при каждом освобождении пленных российская армия меняет свое местоположение, чтобы их не нашли. Он переезжает из одного ада в другой», – рассказала женщина.
«Я закрывала глаза на миг и молилась, чтобы все это оказалось просто фильмом или страшным сном»
«Когда им разрешают нам звонить, они дают один телефон на 200 человек. Единственное, что он мне говорит, что у него все хорошо, но также он просит меня ему помочь. Сейчас, когда о них говорят на наших телеканалах, их называют героями, но спрашивали ли их, хотят ли они быть героями, спрашивали ли, чего они хотят? Они лишь хотят жить, вот и все», – подчеркнула Виктория.
«Мы не хотим быть измученными героями. Мы просто хотим жить», – сказал мне муж.
Виктория, учительница украинского языка и истории, призналась, что ей сообщили о том, что должно было произойти в Украине.
«Никто не верил, что такое может случиться в XXI веке. Учителя, мои коллеги из Крыма писали мне в общем чате: „Виктория, вас наконец-то спасут. Наши военные придут спасти вас”. И я спрашивала: „От чего, от кого нас спасать?” Никто никогда не запрещал нам говорить по-русски. Я проводила уроки украинского языка, но на истории мы все говорили по-русски. На перемене и учителя, и ученики говорили по-русски. Никто никогда не запрещал нам говорить по-русски», – сказала она прямо.
«И даже сейчас, во время войны мы пишем на русском языке», – добавила женщина, показав нам сообщение, недавно полученное в Вайбере.
«Виктория Петровна, здравствуйте. Это Николь. Я была не лучшей ученицей, но я всегда старалась вести себя хорошо на Ваших уроках. Я надеюсь, что Вы живы», – говорилось в том сообщении.
«После ада и ужаса в Мариуполе первый вопрос, который люди задают: „Ты жив(а)?”».
Виктория также вспомнила о кошмаре, пережитом в Мариуполе.
«Город был заблокирован, и с одной стороны было море, а с другой – бомбардировка. Выжившие побежали в церковь спасаться – если умирать, то умирать в церкви… Дома обстреливали, нигде не было воды и хлеба, только в церкви осталось немного провизии, немного святой воды и круп. Мы разводили огонь на улице и готовили еду для всех. Но какой холод и страх мы тогда пережили. Дети кричали, больные взрослые в ужасе плакали, а над нами летали российские самолеты. Я закрывала глаза на миг и молилась, чтобы все это оказалось просто фильмом или страшным сном. Сколько раз я делала это упражнение…»
«И что, если у меня есть мех? Мне его съесть или что с ним делать?»
Раньше в церкви была еда. Каждый день там кормили одиноких пожилых людей и бездомных.
«Но в конце осталась лишь крупа, немного святой воды и консервированный горошек. Анечка, добрая как теплый хлеб, стояла в очереди. На ней была старая меховая накидка – так ее застала война. Она попросила воды и горошка, но те, кто раздавал еду, сказали, что дадут ей только воду или только горошек, потому что у нее есть мех. Она расстроилась и сказала: „И что, если у меня есть мех? Мне его съесть или что с ним делать?” В другом месте пожилой мужчина вышел из храма с банкой консервированной кукурузы и с одним кг крупы. Он сразу же снял крышку, открыл и залпом выпил кукурузный сок, как будто он в жизни не пробовал ничего вкуснее. Когда я это увидела, я упала на землю и разрыдалась. Невозможно передать словами, что там происходило», – рассказала Виктория с глубоким вздохом.
Мариуполь находится на западе Украины и был захвачен русскими в прошлом году, после многомесячной осады. Виктория рассказала, что она, а также другие местные жители эвакуировались из Мариуполя с помощью представителей ООН и Красного Креста.
Сейчас она живет у сына в Могилеве-Подольском. Дорога туда была «действительно трудной и ужасной».
«Дима (сын, прим. ред.) поседел, пока я добралась до него. Тяжелые воздушные атаки, огромные ряды людей и колонны машин, а позади – большое черное облако. Крики, стоны, ужас. В такие моменты я задавалась вопросом: „Если Бог есть, то где Он сейчас? Чем Он занят, раз не видит этого ада?”».
«Возникает такое ощущение, как будто у тебя вши»
Во время эвакуации они прятались в других населенных пунктах, в школах и детских садах. Они спали одетыми и обутыми, с рюкзаком у груди, готовые отправиться в путь.
«Много дней невозможно было помыться. Возникает такое ощущение, как будто у тебя вши. Если у женщин были месячные, то они снимали с себя одежду, рвали ее и использовали. Когда я приехала к сыну и смогла помыться, я плакала навзрыд. Я купалась в чистой воде, а мой муж остался там, рядом со многими другими, и купается в крови», – сказала женщина, тяжело вздыхая.
Виктория Петровна, как ее называли ученики, была классным руководителем XII класса в мариупольской школе. Она сказала, что ищет работу с начала вторжения.
«Осенью я хотела поехать работать за границу, но маме становилось все хуже, и я не смогла оставить ее. Я спрашивала в больницах, могут ли меня взять санитаркой, уборщицей или военным поваром, но я еще не получила ответа. Я больше не хочу быть учительницей. Чему учить детей – как стрелять, убивать людей, насиловать женщин и детей? Этому я должна их учить?» – вопросила Виктория.
«Я бы вернулась только в Мариуполь, в мою школу, к моим ученикам, но нашей школы наверное больше нет», – добавила она.
В конце я решилась спросить ее, есть ли что-то, что еще радует ее в эти дни.
«Мой сын Дима и моя невестка Аделина стали родителями. У меня есть полугодовалый внук по имени Давид. Если бы не внук, я бы давно покончила с собой», – призналась Виктория без тени других эмоций, кроме безнадежности, которая будто выгравирована у нее на лице.
Марина ГОРБАТОВСКИ
