Материал Hromadske

16 марта российские военные сбросили авиабомбу на Драматический театр в Мариуполе. В тот момент там могли укрываться сотни местных жителей, которые ждали эвакуации из города. 

Недавно оккупанты закончили разбор завалов театра. А значит, узнать, сколько людей там погибло, мы, вероятно, не сможем. Городские власти Мариуполя заявляли ориентировочно о 300 погибших, в расследовании Associated Press говорилось об вдвое большем числе. 

Правозащитники Amnesty International провели свое расследование. Они опросили более полусотни человек, провели математические расчеты, исследовали фото и видео с места событий, спутниковые снимки.  

hromadske пообщалось с Оксаной Покальчук, главой организации, о новых деталях мариупольской трагедии.

Оксана, я прочитала результаты исследования Amnesty International. В нем говорится, что количество погибших в Драматическом театре — менее 300 человек. Это число отличается от ранее опубликованных расследований. Почему так? 

Все действительно довольно просто. Театр бомбили 16 марта. Накануне, 10 марта, от Драмтеатра должна была пройти официальная эвакуация, но она провалилась. Часть людей разошлась, но были и те, кто все равно остался ждать «зеленых коридоров», потому что театр был точкой сбора. 

14-15 марта большинство местных жителей все же покинули театр и смогли неофициально уехать из города. И действительно большая удача, радость, что им удалось это сделать. 

Мы побеседовали с этими людьми. Они рассказали, сколько приблизительно мариупольцев эвакуировались — это значительное количество людей. 

Остались фактически самые уязвимые — у которых были пожилые родственники, которые не могли самостоятельно уехать, или просто приняли для себя решение оставаться в городе. Мы также поговорили с теми из них, кто уцелел после атаки. 

Оценки общего количества людей в театре и вокруг него во время нападения значительно разнятся. Свидетели приводят примерные подсчеты: от 300 или 400 человек в подвале, до 1000 в верхней части здания. Несколько волонтеров, помогавших людям в Драмтеатре, оценили, что во время атаки там было 600-800 человек.

Погибнуть могли несколько сотен.

«Сначала это были в основном коллеги [и их семьи], но каждый день приходило все больше людей», — говорит Наталья Гончарова, бывшая работница театра. Она с мужем и детьми пришла в театр в первые дни полномасштабной войны.  

«Мы решили, что будет безопаснее переехать в Драматический театр», — рассказывает Игорь Навка, работник завода имени Ильича. Мужчина переехал в театр 5 мая с женой и мамой после того, как в их квартире вылетели окна.

Чем был драматический театр до бомбардировки в контексте всего города, который постоянно обстреливали, начиная с 24 февраля? 

Люди ждали там эвакуации, прятались в подвале. Также туда можно было прийти взять еду, воду, получить помощь, лекарства. Это был такой временный рай в аду Мариуполя. Собственно, в нашем исследовании мы говорим, что Драмтеатр был едва ли не единственным видимым гражданским объектом. Нет никаких оснований считать, что там могли скрываться украинские военные или что там прятали оружие. 

Люди, которые были в театре, не говорили об этом. На фотографиях это также не зафиксировано. Да и россия не смогла это доказать. 

То есть это было единственное безопасное место, которое в конце концов оказалось одним из самых трагических.

«Поскольку у меня не было личного автомобиля, [гуманитарный конвой] был моей единственной надеждой… Моя бабушка отказалась идти в театр», — говорит Мария Родионова, социальная работница. 

«Я не могла представить, как это — покинуть свой дом. Я здесь прожила всю жизнь. Но неподалеку были бои, и у нас уже не было еды. Люди стали говорить об [эвакуационных] коридорах. Позже, [11 марта] был мощный взрыв, и стекла из окон вылетели… Было очень холодно. Я лежала на кровати, покрытой осколками… Я пошла к соседям, но батареи были [заморожены]. 12 марта я пошла в театр», — вспоминает Наталья Ткаченко, 67-летняя пенсионерка.

Сколько, по вашим подсчетам, могло быть людей в Драмтеатре в день бомбардировки? 

Мы опросили 53 человека, 28 из которых были внутри или вблизи него непосредственно во время атаки, и мы смогли реконструировать, что произошло в то утро.

Если до эвакуации 14-15 марта в театре было более тысячи человек, то после остались сотни.   

Мы знаем, что в подвале театра на момент взрыва было около 300 человек. Он был более или менее безопасным местом, и значительному количеству укрывавшихся там, а также в передней части здания удалось спастись. 

Мы не знаем, сколько людей было на полевой кухне на улице, потому что там никто не выжил. Впрочем, это были не сотни людей. Десятки. Это не умаляет ужаса, но мы не должны гнаться за цифрами.

«Все это произошло на наших глазах. Мы были в 200-300 метрах, [когда] произошел взрыв… Я слышал самолет и звук падающих бомб. Потом мы увидели, как поднялась крыша [театра]», — говорит Игорь Мороз, 50-летний архитектор, находившийся вблизи театра, когда произошло нападение.

«Я шел по улице, что вела к Драматическому театру… Я слышал шум самолета… но на тот момент я особо не обращал внимание, потому что [самолеты] постоянно летали… Я видел, как взорвалась крыша здания… Она подпрыгнула на 20 метров, а потом рухнула… потом я увидел много дыма и обломков… Я не мог поверить своим глазам, потому что театр был святым местом. Там было две большие надписи “Дети”», — вспоминает 51-летний предприниматель Григорий Головнев.

«Мы слышали самолеты… Я видел две бомбы, выпущенные из одного самолета в направлении театра», — рассказывает Виталий Контаров, 48-летний водитель грузовика, также находившийся неподалеку от театра в момент нападения.

Какие у вас были еще источники информации, кроме свидетельств людей?

Мы построили макет театра, взяли архитектурные чертежи здания у городского совета. У нас есть математическая модель, по которой мы рассчитывали, чем именно бомбили россияне, что взорвалось, какой должен быть силы удар, чтобы получить именно такие повреждения. 

В конце концов, мы вышли на две авиабомбы по 500 килограммов. Там так разошлись волны, пошли такие разрушения, что понятно — россияне сбросили две бомбы одну за другой. Если бы была только одна, некоторые стены уцелели бы. 

Также мы использовали информацию со спутника. Нам просто повезло, потому что есть две фотографии в 10.02 и в 10.20 — театр до взрыва и сразу после. 

К тому же, у нас были видео и фото материалы с телефонов людей, которых мы опросили. Мы исследовали все материалы, которые были доступны в сети, и которые можно было найти. 

Мы даже брали контент, опубликованный россиянами в своих пропагандистских материалах. Они показывали, что якобы театр не разрушен. На самом деле, они взяли наименее пострадавшую часть театра. 

Это не значит, что в других частях было так же, и очевидно, что они использовали эти видео для своей пропаганды, а не для установления истины.

К каким основным выводам вы пришли в своем расследовании? 

Во-первых, атаку на Драматический театр в Мариуполе совершили российские вооруженные силы. Я понимаю, что для украинцев это очевидно, но для международного сообщества и с юридической точки зрения это еще нужно было доказать.

Во-вторых, эта атака была совершена с использованием двух взрывных устройств, каждое из которых весом 500 килограммов. Такие авиабомбы есть только у россиян. Расчет математической модели показывает, что атаку совершили именно сверху. Бомба прошла через этаж и разорвалась внизу. К тому же, у украинской армии не было такого вооружения, чтобы совершить эту атаку. У нас есть спутниковые фотографии, есть информация о местоположении, где и кто стоял в это время. 

Мы также доказали, что те легенды, которые распространяла российская пропаганда (мол, это полк «Азов» сначала взорвал театр изнутри, а потом стреляли ВСУ) — это неправда. Это все не могло быть реализовано. 

Также мы смогли доказать, что число пострадавших было меньше, чем об этом говорили предыдущие источники. 

То есть мы можем уверенно говорить: то, что произошло в Мариуполе 16 марта — это военное преступление. Вот именно в сухом, скучном, бюрократическом, юридическом смысле. 

У нас есть основания полагать, что у россиян было достаточно оптики, с помощью которой можно было разведать, что именно было в этом драматическом театре. Они видели, что там люди носили еду, готовили. Видели, что там жили гражданские, видели надпись «Дети», что там не было никакой техники, военных машин.

Единственное , несколько раз туда подходили украинские военные, чтобы оповещать людей об эвакуации. 

Даже если представить, что они хотели ударить по находившимся там украинским военным — это классический пример непропорциональности. Если там и был один украинский военный, это не оправдывает убийства такого количества гражданских и разрушения единственного в то время безопасного места в Мариуполе. 

В исследовании говорится о 12 погибших, это случаи, которые вам удалось подтвердить?

Мы не ставили перед собой задачи изучить численность смертей. И это практически невозможно сделать сейчас технически. К этой территории нет доступа. 

Наша задача была доказать международному сообществу, что это действительно произошло.

И что исследуя саму атаку, мы увидели как минимум 12 смертей. Мы смогли это доказать, как того требует юридический процесс. У нас есть соответствующие документы. 

Точная цифра не изменит ситуацию. Для Международного уголовного суда нам хватает того, что это была атака. 

Лучшим был бы сценарий, если бы они атаковали и никого не убили. Это все равно было бы военное преступление, и все равно мы должны были привлечь их к ответственности. Но, к сожалению, люди погибли.

«Было много раненых… Полиция пыталась вытащить людей из-под завалов… Сначала я увидел его [Михаилу] руку. Вы знаете руки своих близких. Его лицо было залито кровью. Его тело было в кирпиче… Я не хотел, чтобы мама видела», — говорит Евгений Гребенецкий. Он нашел в концертном зале тело своего отца Михаила. 

«Она была серьезно ранена. Ей удалось выползти из-под завалов… Она попросила нас запомнить ее имя, потому что чувствовала, что умирает», — рассказывает Дмитрий Симоненко о погибшей Любови Свиридовой. Мужчина был с ней за несколько минут до того, как она скончалась из-за полученных травм.

Недавно вы представили недавно расследование о том, что происходило в Киевской области. Сейчас — расследование о бомбардировке Драматического театра. По какому принципу вы выбираете, что именно будет расследовать организация, и что будет дальше? 

Следующим для исследования мы планируем взять Юг. 

В Украине многие помогают украинским следователям, прокуратуре, занимаются расследованиями внутри страны. Это их ниша. 

Я себе определила, что мы все-таки работаем для распространения информации вовне.

Amnesty International — это огромная организация, ресурс, нас 10 миллионов в мире. И это возможность донести информацию о происходящем в Украине странам от Японии до Канады, включая страны Среднего Востока, Азии, Африки, Южной Америки. 

Наши люди в этих странах смогут давать интервью и рассказывать о военных преступлениях в Украине.